Одинокий волк - Джоди Линн Пиколт Страница 39

В ту ночь я сообщаю матери, что мы с Карой поговорили и она больше не хочет иметь дело с этим кошмаром, а я не хочу заставлять ее им заниматься. Еще я говорю, что принял решение позволить отцу умереть.

Я просто не говорю, когда именно. Я уверен, она думает, что жизнеобеспечение отключат через несколько дней и у нее будет время помочь Каре переварить все эти эмоции, но на самом деле тянуть бессмысленно. Если я собираюсь оградить Кару, все должно произойти быстро, не причиняя ей боли, помимо неизбежной. Мало того что я принимаю решение, надо довести его до конца, чтобы не оставалось никаких сомнений и сестре не пришлось терзаться.

Мать обнимает меня, когда я плачу у нее на плече, и сама проливает несколько слезинок. Хотя они с отцом и разошлись, когда-то она его любила. Она настолько погружена в свои мысли о прошлой жизни с ним, что забывает задать многие вопросы, на которые у меня нет правдивых ответов. К тому времени, когда она о них вспомнит, все уже будет кончено.

Мать возвращается к дежурству в палате Кары, я подписываю документы и звоню в похоронное бюро из оставленного Коринн списка, а затем покидаю больницу. Однако вместо того, чтобы ехать к дому отца, я выезжаю на шоссе, проходящее мимо Редмонда, и паркуюсь на обочине возле водохранилища, где мы когда-то рыбачили.

Мне приходится немного поплутать по кустам, чтобы найти заросшую тропу, где я шел за отцом много лет назад, – ту, что ведет к волчьим вольерам. В темноте я проклинаю себя за то, что не взял фонарик и приходится ориентироваться по лунному свету. Снег в лесу по колено, и вскоре я промокаю до нитки и дрожу.

Я вижу свет в окошке трейлера на вершине холма. Уолтер еще не спит. Я мог бы постучать в дверь и рассказать о решении, которое принял от имени отца. Может быть, он откупорит бутылку с чем-нибудь покрепче и мы выпьем за жизнь человека, ставшего связующим звеном между нами.

С другой стороны, Уолтер вряд ли держит там спиртное. Отец всегда говорил, что у волков настолько развито обоняние, что они чувствуют не только шампуни и мыло, они могут учуять, что вы пили, когда и с кем, даже через несколько дней. Они чуют запах страха, возбуждения, удовольствия. Волчонок рождается глухим и слепым и только благодаря обонянию распознает мать и других членов стаи.

Интересно, знают ли волки, что я здесь, что я сын своего отца?

И вдруг я слышу скорбную ноту – она обрывается и через пару моих шагов переходит в другую. На мгновение воцаряется тишина. Снова звучит та же нота, чистая, как дрожание смычка по струнам скрипки. От нее что-то внутри меня вибрирует, как камертон.

Сперва я думаю, что волки подняли тревогу, почуяв незваного гостя даже с такого расстояния.

Потом понимаю, что это погребальная песнь.

Реквием.

Песня для члена стаи, который не вернется.

Впервые с тех пор, как в Таиланде меня настиг звонок матери, впервые с тех пор, как я вернулся домой, впервые за долгое время я плачу.

Это похороны. Просто у нас еще нет тела.

Ровно в девять утра я неловко стою у кровати отца. Бригада трансплантологов уже готова и ждет в операционной. В палате – Коринн, две медсестры отделения интенсивной терапии и Трина. Еще с нами женщина в деловом костюме. Мне сказали, что она из юридического отдела. Наверное, больнице тоже надо расставить все точки над «i», прежде чем отключать систему жизнеобеспечения.

Трина подходит ко мне.

– Ты как? – тихо спрашивает она. – Может, присядешь?

– Я лучше постою, – отвечаю я.

Через пять минут моего отца объявят мертвым. И кто-то еще получит шанс на новую жизнь.

В палату проскальзывает доктор Сент-Клэр, за ним следует доктор Чжао, врач реанимационного отделения.

– Где дочь мистера Уоррена? – спрашивает доктор Чжао.

Все взгляды обращаются ко мне.

– Кара велела мне обо всем позаботиться, – уверенно отвечаю я.

Доктор Чжао хмурится:

– Вчера у меня не создалось впечатления, что она согласна с идеей прекратить жизнеобеспечение.

– Эдвард заверил меня, что Кара дала согласие еще до того, как он подписал документы, – говорит доктор Сент-Клэр.

Неужели они не понимают, что я исполняю желание отца? Он бы хотел не только вырваться из ада растительного существования, он бы также хотел, чтобы я защитил Кару. Я спасаю ее от необходимости принимать решение, которое разобьет ей сердце. И я спасаю ее от пустой траты своей жизни в уходе за инвалидом.

– Все это очень хорошо, – говорит адвокат, делая шаг вперед, – но мне нужно услышать согласие от самой Кары.

Люк

Через два дня после ответного воя стаи я сидел под деревом, распутывая силки, как вдруг из ниоткуда появился большой волк и бросился ко мне во весь опор. Оставшиеся четыре члена стаи, подобно призракам, возникли между деревьями и встали в ряд, как часовые. Сидя у них на виду, я чувствовал себя совершенно беззащитным. Я был уверен, что вот-вот настанет моя смерть. Можно было перевернуться на спину и подставить горло, но я не знал, успею ли попросить животных о доверии, прежде чем челюсти сомкнутся на моей плоти.

В последний миг волк остановился передо мной как вкопанный. Он вытянул шею, словно хотел понюхать меня, не подходя ближе. Затем без предупреждения укусил за колено ровно в то самое место, куда много лет назад кусал Арло в зоопарке. После этого резко повернулся и пошел обратно к стае, а те принялись облизывать его пасть.

На следующий день большой самец вернулся, на сей раз с двумя волчатами, самцом и самкой. Они встали по бокам, внимательно наблюдая за старшим. Большой волк обнюхал мои ботинки, а затем обошел меня по кругу, как будто проверяя, не принес ли я собой что-то новое, что может представлять угрозу. Подростки подошли ближе, чтобы тоже исследовать меня, и большой волк клацнул зубами перед их мордами. Он прикусил меня трижды, пощипывая кожу под коленями и прижимаясь к моему плечу. После каждого укуса он поднимал на меня непроницаемый взгляд. Он терся об меня всем телом, как кошка о когтеточку.

Затем встал за спиной, оставив волчат спереди. Я покрылся потом – не очень приятно, когда дикий зверь находится там, где я не могу его видеть, – и в этот миг челюсти волка сомкнулись сзади на моей шее. Я чувствовал, как длинные клыки царапают яремную вену.

Юная самка метнулась вперед и довольно чувствительно укусила меня за