Виктория Токарева - Своя правда Страница 4

Ирина кинулась к Кямалу. Кямал - к отцу-генералу. Генерал позвонил куда надо. Саша вернулся обратно. В части сделали вид, что не заметили его отсутствия. Вроде болел, а теперь выздоровел.

Через три месяца потребовался еще один звонок, и Сашу перевели служить под Баку. Он околачивался в военном санатории, подметал дорожки, таскал трубы и кирпичи. Батрачил. На выходные уходил домой. А потом постепенно стал ночевать дома. Все были спокойны. Благодаря кому? Кямалу.

Денег в семейный бюджет Кямал не вносил. Его зарплаты едва хватало на карманные расходы. Но у него в районе жили близкие родственники, и раз в месяц Кямал привозил полную машину небывалых по качеству и количеству продуктов: домашнее вино, битые индюки и поросята, фрукты, зевающие, еще живые осетры.

Кямал сваливал это все на стол, получался натюрморт такой красоты, что даже жалко есть. Кямал в такие минуты чувствовал себя не нахлебником, а настоящим мужчиной - добытчиком и кормильцем.

Снежана задумчиво смотрела на усопшие мордочки свинячьих детей, на бледную шею индюка - поверженной жар-птицы, и в ее неокрепшей голове всплывали мысли о жестокости. Видимо, жестокость заложена в схему жизни как ее составляющая.

На выходные уезжали к морю: Ирина, Кямал и Снежана.

Каспийское море в те времена было чистым, целебным. Кямал заплывал далеко, даже страшно. Снежана в купальничке строила крепость из мокрого песка. Ирина и тут хлопотала: чистила овощи, раскладывала на салфеточках. Горячее в термосе, у нее специальный термос с широким горлом, для первого и второго.

Кямал возвращался - холодный, голодный и соскучившийся. Прижимался волосатой грудью к ее горячему телу, нагретому солнцем. Целовал лицо в крупинках песка. Счастье, вот оно! Вот как выглядит счастье: он и она на пустынном берегу...

А мама Кямала все искала хорошую девочку из хорошей азербайджанской семьи. И нашла. Девочке было двадцать лет. Ее звали Ирада.

Кямалу имя понравилось, потому что было похоже на любимое имя: Ирина. И девочка тоже понравилась: скромная, даже немножко запуганная. Ему было ее жалко. Кямал вообще был добрым человеком. Формы Ирады созрели и налились, у нее была большая грудь и роскошные округлые бедра, но женственность еще не проснулась в ней. Она смотрела на Кямала, как на диковинную рыбу в аквариуме, - с интересом, но отчужденно.

Ираде - двадцать, Кямалу тридцать шесть, Ирине - сорок два. В сорок два уже не рожают. А в двадцать рожают - и не один раз, а сколько угодно. Это обстоятельство решило дело. Кямал хотел детей. Он уже созрел для отцовства, а Ирина упустила все сроки. Ирина не захотела рисковать. А кто не рискует, тот не выигрывает.

Мать Кямала страстно хотела внуков, и Кямал должен был учитывать ее желание. Желание матери в мусульманском мире - закон.

Все кончилось загсом. И скромной свадьбой. И после свадьбы - постелью. Близость с Ирадой конечно же получилась. Но не дуэт. Не Моцарт. Так... собачий вальс.

Кямал заснул и плакал во сне. Утром мать спросила:

- Ты ей сказал? - Она сделала ударение на слове "ей". Она никогда не называла Ирину по имени.

- Нет, - хмуро ответил Кямал.

- Поди и скажи, - твердо приказала мать. - Она все равно узнает. Пусть она узнает от тебя.

Кямал сел на троллейбус и поехал к школе. Он хотел приготовить слова, но слова не подбирались. Кямал решил, что сориентируется на месте. Какие-то слова придут сами. Она может сказать: "С русскими вы гуляете, а женитесь на своих". И это будет правда, но не вся правда. А значит, ложь. Он скажет Ирине, что это ложь. А она ответит: "Ты женился на девушке, которую знал десять дней. А меня ты знал десять лет. И ты обещал, что не бросишь до смерти..."

Кямал подошел к школе, но не решился войти в помещение. Это была территория Ирины, и он не рисковал. Ему казалось, что здесь ему поддадут ногой под зад и он вылетит головой вперед.

Вышел учитель физкультуры Гейдар. Они были знакомы.

- Привет! - поздоровался Кямал.

- Салям, - отозвался Гейдар. - Тебе Ирину? У нее дополнительные занятия.

- Позови, а? - попросил Кямал.

Гейдар скрылся за дверью и скоро появился.

- Идет, - сказал он и побежал на спортивную площадку. Там уже носились старшеклассники, как молодые звери.

Если бы Кямал читал стихи, ему бы вспомнились строчки одной замечательной поэтессы: "О, сколько молодятины кругом..." Но Кямал не думал о стихах. Он принес Ирине плохую весть. В старину такие люди назывались горевестники, и им рубили головы, хотя горевестники ни в чем не виноваты. Они - только переносчики информации. А Кямал - виноват, значит, ему надо два раза рубить голову: и как виновнику, и как горевестнику.

Ирина появилась на широком школьном крыльце, кутаясь в серый оренбургский платок. Было начало марта, ветер задувал сердито. Кямал увидел ее женственность и беззащитность. Она куталась в платок, как девочка и как старуха одновременно.

Он вдруг понял, увидел воочию, что бросил ее на произвол судьбы. И зарыдал.

- Что с тобой? - Ирина подняла и без того высокие брови.

Кямал рыдал и не мог вымолвить ни одного слова.

Ирина знала эту его готовность к слезам. Он часто плакал после любви, не мог вынести груза счастья, плакал по телефону, когда скучал. Кямал был сентиментальный и слезливый, любил давить на чувства. И сейчас, после десятидневной командировки, он стоял и давил на чувства. Дурачок.

Ирина снисходительно улыбалась. Обнять на пороге школы на виду у старшеклассников она не могла. Поэтому спросила:

- Вечером придешь?

- Приду, - отозвался Кямал.

- Я побегу, - сказала Ирина. - У меня там внеклассные занятия.

Она повернулась и пошла. Не догадалась. Ничего не почувствовала. И это странно. Ирина была очень интуитивна. Она слышала все, что происходит в любимом человеке. А здесь - тишина. Видимо, в самом Кямале ничего не изменилось. В его паспорте появился штамп. Но это в паспорте, а не в душе.

Ирина ушла. Кямал остался стоять. Слезы высыхали на ветру. А в самом деле, думал он, почему бы не прийти вечером. Что случится? Ничего не случится. Он ведь не может так резко порвать все корни своей прошлой жизни. Тридцать шесть лет - зрелый возраст: свои ценности, свои привязанности. Вот именно...

Вечером Кямал появился у Ирины - с натюрмортом из сезонных овощей и фруктов, с куклой для Снежаны и с любовью для Ирины, которая буквально хлестала из глаз и стекала с кончиков пальцев.

Но в двенадцать часов ночи он засобирался домой, что странно. Кямал всегда ночевал у Ирины. За ночь тела напитывались друг другом, возникала особая близость на новом, на божественном уровне. Для Ирины эта близость была важнее оргазма.

- Не могу остаться, - сказал Кямал. - Мама заболела.

Мама - это святое. Ирина поверила.

Мама болела долго. Год. Потом другой. Что же делать? Возраст...

Ирина постепенно привыкла к тому, что он уходит. Ничего страшного. Ведь он возвращается...

Кямал приходил два раза в неделю: понедельник и четверг. Два присутственных дня. Остальное - с мамой. Этот режим устоялся. В нем даже были свои преимущества. Оставалось больше времени для детей.

Саша постоянно пропадал где-то, как мартовский кот. Приходил домой только поесть. Ирина вначале волновалась, потом смирилась. Мальчики вырастают и вылетают, как птицы из гнезда.

Снежане - тринадцать лет, переходный возраст. Школа. Володька, законный отец, не интересовался детьми. Жил где-то в Иркутске со своей армянкой. Там тоже было двое детей.

Ирина не понимала, как можно быть равнодушной к своей крови, к родной дочери, тем более она такая красивая и качественная. Чужие восхищаются, а своему все равно. Мусульмане так не поступают. Южные народы чадолюбивы. Лучше бы Кямалу родила. Но это если бы да кабы...

Снежана сидела в углу и учила к школьному празднику стихотворение Есенина "Гой ты, Русь моя святая...".

- Что такое "гой"? - спросила Снежана.

- Значит "эй", - объяснила Ирина.

- Тогда почему "гой"?

Ирина задумалась. Если бы они жили в России, такого вопроса бы не возникло. Она вздохнула, но не горько. Ирина родилась в Баку, впитала в себя тюркские обороты, культуру, еду. Она любила этот доверчивый, красивый народ. Она пропиталась азербайджанскими токами и сама говорила с легким акцентом. И не избавлялась от акцента, а культивировала его. И русское тоже любила блины, песни, лица...

Ирина была настоящей интернационалисткой. Для нее существовали хорошие люди и плохие. А национальность - какая разница...

Однажды Кямал уехал в Москву, в командировку. Сказал: на повышение квалификации. Он рос по службе и уже ходил в чине полковника.

Позвонил из Москвы и сообщил, что вернется через три дня, во вторник.

- Что приготовить: голубцы или шурпу? - радостно прокричала Ирина.

- То и другое, - не задумавшись, ответил Кямал.

Ирина поняла, что он голодный и хочет есть. Где-то шатается, бедный, среди чужих и равнодушных людей. А он привык к любви и обожанию. Его обожает мать, Ирина, ее дети, брат Джамал. Он просто купается в любви, а без нее мерзнет и коченеет. Кровь останавливается без любви.