Василий Жуковский - Том 4. Одиссея. Проза. Статьи Страница 4

Песнь вторая

Второй день — до рассвета третьего дня

Рано поутру Телемах повелевает глашатаям созвать граждан Итаки на площадь и требует всенародно, чтоб женихи покинули дом его. Антиной дерзко ему ответствует. Предвещательное явление орлов; его толкует Алиферс, которому грубо возражает Евримах. Телемах требует корабля для отплытия в Пилос. Ментор упрекает народ в равнодушии к сыну Одиссееву; против него восстает Леокрит, который потом самовольно распускает народное собрание. Афина, под видом Ментора, ободряет молящегося ей Телемаха обещанием дать ему корабль и провожатых. Ключница Евриклея готовит запас на дорогу. Афина, получив от Ноэмона корабль, приготовляет его к отплытию; потом, усыпив женихов, пировавших в доме Одиссеевом, уводит с собою Телемаха на берег моря, куда приносят и все приготовленные на дорогу запасы. Телемах вместе с мнимым Ментором, не простясь с Пенелопою, пускается в море.

Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос;Ложе покинул тогда и возлюбленный сын Одиссеев;Платье надев, изощренный свой меч на плечо он повесил;После, подошвы красивые к светлым ногам привязавши,Вышел из спальни, лицом лучезарному богу подобный.Звонкоголосых глашатаев царских созвав, повелел онКликнуть им клич, чтоб на площадь собрать густовласых ахеян;Кликнули те; собралися на площадь другие; когда жеВсе собралися они и собрание сделалось полным,С медным в руке он копьем перед сонмом народным явился —Был не один, две лихие за ним прибежали собаки.Образ его несказанной красой озарила Афина,Так что дивилися люди, его подходящего видя.Старцы пред ним раздалися, и сел он на месте отцовом.Первое слово тогда произнес благородный Египтий,Старец, согбенный годами и в жизни изведавший много;Сын же его Антифонт копьевержец с царем ОдиссеемВ конеобильную Трою давно в корабле крутобокомПоплыл; он был умерщвлен Полифемом свирепым в глубокомГроте, последний, похищенный им для вечерния пищи.Три оставалися старцу: один, Еврином, с женихамиБуйствовал; два помогали отцу обрабатывать поле;Но о погибшем не мог позабыть он; об нем он все плакал,Все сокрушался; и так, сокрушенный, сказал он народу:«Выслушать слово мое приглашаю вас, люди Итаки;Мы на совет не сходились ни разу с тех пор, как отсюдаЦарь Одиссей в быстроходных своих кораблях удалился.Кто же нас собрал теперь? Кому в том внезапная нужда?Юноша ли расцветающий? Муж ли, годами созрелый?Слышал ли весть о идущей на нас неприятельской силе?Хочет ли нас остеречь, наперед все подробно разведав?Или о пользе народной какой предложить нам намерен?Должен быть честный он гражданин; слава ему! Да поможетЗевс помышлениям добрым его совершиться успешно».Кончил. Словами его был обрадован сын Одиссеев;Встать и к собранию речь обратить он немедля решился;Выступил он пред людей, и ему, к ним идущему, в рукуСкипетр вложил Певсенеор, глашатай, разумный советник.К старцу сперва обратяся, ему он сказал: «БлагородныйСтарец, он близко (и скоро его ты узнаешь), кем здесь выСобраны, — это я сам, и печаль мне великая ныне.Я не слыхал о идущей на нас неприятельской силе;Вас остеречь не хочу, наперед все подробно разведав,Также о пользах народных теперь предлагать не намерен.Ныне о собственной, дом мой постигшей, беде говорю я.Две мне напасти; одна: мной утрачен отец благородный,Бывший над вами царем и всегда как детей вас любивший;Более ж злая другая напасть, от которой весь дом нашСкоро погибнет и все, что в нем есть, до конца истребится,Та, что преследуют мать женихи неотступные, нашихГраждан знатнейших, собравшихся здесь, сыновья; им противноПрямо в Икариев дом обратиться, чтоб их предложеньеВыслушал старец и дочь, наделенную щедро приданым,Отдал по собственной воле тому, кто приятнее сердцу.Нет; им удобней, вседневно врываяся в дом наш толпою,Наших быков, и баранов, и коз откормленных резать,Жрать до упаду и светлое наше вино беспощадноТратить. Наш дом разоряется, ибо уж нет в нем такогоМужа, каков Одиссей, чтоб его от проклятья избавить.Сами же мы беспомощны теперь, равномерно и послеБудем, достойные жалости, вовсе без всякой защиты.Если бы сила была, то и сам я нашел бы управу;Но нестерпимы обиды становятся; дом ОдиссеевГрабят бесстыдно. Ужель не тревожит вас совесть? По крайнейМере чужих устыдитесь людей и народов окружных,Нам сопредельных, богов устрашитеся мщенья, чтоб гневомВас не постигли самих, негодуя на вашу неправду.Я ж к олимпийскому Зевсу взываю, взываю к Фемиде,Строгой богине, советы мужей учреждающей! НашеПраво признайте, друзья, и меня одного сокрушатьсяГорем оставьте. Иль, может быть, мой благородный родительЧем оскорбил здесь умышленно меднообутых ахеян;Может быть, то оскорбленье на мне вы умышленно мстите,Грабить наш дом возбуждая других? Но желали бы лучшеМы, чтоб и скот наш живой и лежачий запас наш вы самиСилою взяли; тогда бы для нас сохранилась надежда:Мы бы дотоле по улицам стали скитаться, моля васНаше отдать нам, покуда не все бы нам отдано было;Ныне ж вы сердце мое безнадежным терзаете горем».Так он во гневе сказал и повергнул на землю свой скипетр;Слезы из глаз устремились: народ состраданье проникло;Все неподвижно-безмолвны сидели; никто не решилсяДерзостным словом ответствовать сыну царя Одиссея.Но Антиной поднялся и воскликнул, ему возражая:«Что ты сказал, Телемах, необузданный, гордоречивый?Нас оскорбив, ты на нас и вину возложить замышляешь?Нет, обвинять ты не нас, женихов, пред ахейским народомДолжен теперь, а свою хитроумную мать Пенелопу.Три совершилося года, уже наступил и четвертыйС тех пор, как, нами играя, она подает нам надежду,Всем, и каждому порознь, себя обещает, и вестиДобрые шлет к нам, недоброе в сердце для нас замышляя.Знайте, какую она вероломно придумала хитрость:Стан превеликий в покоях поставя своих, начала тамТонко-широкую ткань и, собравши нас всех, нам сказала:„Юноши, ныне мои женихи, — поелику на светеНет Одиссея, — отложим наш брак до поры той, как будетКончен мой труд, чтоб начатая ткань не пропала мне даром;Старцу Лаэрту покров гробовой приготовить хочу яПрежде, чем будет он в руки навек усыпляющей смертиПарками отдан, дабы не посмели ахейские женыМне попрекнуть, что богатый столь муж погребен без покрова“.Так нам сказала, и мы покорились ей мужеским сердцем.Что же? День целый она за тканьем проводила, а ночью,Факел зажегши, сама все натканное днем распускала.Три года длился обман, и она убеждать нас умела;Но когда обращеньем времен приведен был четвертый —Все нам одна из служительниц, знавшая тайну, открыла;Сами тогда ж мы застали ее за распущенной тканью;Так и была приневолена нехотя труд свой окончить.Ты же нас слушай; тебе отвечаем, чтоб мог ты все ведатьСам и чтоб ведали все равномерно с тобой и ахейцы:Мать отошли, повелев ей немедля, на брак согласившись,Выбрать меж нами того, кто отцу и самой ей угоден.Если же долее будет играть сыновьями ахеян…Разумом щедро ее одарила Афина; не толькоВ разных она рукодельях искусна, но также и многоХитростей знает, неслыханных в древние дни и ахейскимЖенам прекраснокудрявым неведомых; что ни АлкменеДревней, ни Тиро, ни пышно-венчанной царевне МикенеВ ум не входило, то ныне увертливый ум ПенелопыНам ко вреду изобрел; но ее изобретенья тщетны;Знай, не престанем твой дом разорять мы до тех пор, покудаБудет упорна она в помышленьях своих, ей богамиВ сердце вложенных; конечно, самой ей в великую славуТо обратится, но ты истребленье богатства оплачешь;Мы, говорю, не пойдем от тебя ни домой, ни в иноеМесто, пока Пенелопа меж нами не выберет мужа».«О Антиной, — отвечал рассудительный сын Одиссеев, —Я не дерзну и помыслить о том, чтоб велеть удалитьсяТой, кто меня родила и вскормила; отец мой далеко;Жив ли, погиб ли, — не знаю; но трудно с Икарием будетМне расплатиться, когда Пенелопу отсюда насильноВышлю — тогда я подвергнусь и гневу отца и гоненьюДемона: страшных Эринний, свой дом покидая, накличетМать на меня, и стыдом пред людьми я покроюся вечным.Нет, никогда не отважусь сказать ей подобного слова,Вы же, когда хоть немного тревожит вас совесть, покиньтеДом мой; иные пиры учреждайте, свое, а не нашеТратя на них и черед наблюдая в своих угощеньях.Если ж находите вы, что для вас и приятней и легчеВсем одного разорять произвольно, без платы, — сожритеВсе; но на вас я богов призову, и Зевес не замедлитВас поразить за неправду: тогда неминуемо все вы,Так же без платы, погибнете в доме, разграбленном вами».Так говорил Телемах. И внезапно Зевес ГромовержецСвыше к нему двух орлов ниспослал от горы каменистой;Оба сначала, как будто несомые ветром, летелиРядом они, широко распустивши огромные крылья;Но, налетев на средину собрания, полного шумом,Начали быстро кружить с непрестанными взмахами крыльев;Очи их, сверху на головы глядя, сверкали бедою;Сами потом, расцарапав друг другу и груди и шеи,Вправо умчались они, пролетев над собраньем и градом.Все, изумленные, птиц провожали глазами, и каждыйДумал о том, что явление их предвещало в грядущем.Выступил тут пред народ Алиферс, многоопытный старец,Сын Масторов; из сверстников всех он один по полетуПтиц был искусен гадать и пророчил грядущее; полныйМыслей благих, обратяся к согражданам, так им сказал ои:«Выслушать слово мое приглашаю вас, люди Итаки.Прежде, однако, дабы женихов образумить, скажу яИм, что беда неизбежная мчится на них, что недолгоБудет в разлуке с семейством своим Одиссей, что уже онГде-нибудь близко таится, и смерть и погибель готовяВсем им, что также и многим другим из живущих в ИтакеГорновозвышенной бедствие будет. Размыслим же, как быВовремя нам обуздать их; но лучше, конечно, когда быСами они усмирились; то ныне всего бы полезнейБыло для них: не безопытно так говорю, но наверноЗная, что будет; сбылось, утверждаю, и все, что ему яЗдесь предсказал перед тем, как пошли кораблями ахейцыВ Трою и с ними пошел Одиссей многоумный. По многихБедствиях (так говорил я) и спутников всех потерявши,Всем незнакомый, в исходе двадцатого года в отчизнуОн возвратится. Мое предсказанье свершается ныне».Кончил. Ему отвечал Евримах, сын Полибиев: «Лучше,Старый рассказчик, домой возвратись и своим малолетнимДетям пророчествуй там, чтоб беды им какой не случилось.В нашем же деле вернее тебя я пророк; мы довольноВидим летающих на небе в светлых лучах ГелиосаПтиц, но не все роковые. А царь Одиссей в отдаленномКрае погиб. И тебе бы погибнуть с ним вместе! Тогда быЗдесь ты не стал предсказаний таких вымышлять, возбуждаяГнев в Телемахе, уже раздраженном, и, верно, надеясьЧто-нибудь в дар от него получить для себя и домашних.Слушай, однако, — и то, что услышишь, исполнится верно, —Если ты этого юношу с старым своим многознаньемБудешь пустыми словами на гнев возбуждать, то, конечно,Это в сугубое горе ему самому обратится;Против нас всех он один ничего совершить не успеет.Ты ж, безрассудный старик, навлечешь на себя наказанье,Тяжкое сердцу: мы горько заставим тебя сокрушаться.Ныне я боле полезный совет предложу Телемаху:Матери пусть повелит он к Икарию в дом возвратиться,Где, приготовив все нужное к браку, богатым приданымМилую дочь, как прилично то сану ее, наделит он.Иначе, думаю, мы, сыновья благородных ахеян,Мучить ее не престанем своим сватовством. Никого здесьМы не боимся, ни полного звучных речей Телемаха,Ниже пророчеств, которыми ты, говорун поседелый,Всем докучаешь, — ты нам оттого ненавистней; а дом ихВесь разорим мы на наши пиры, и от нас воздаяньяИм не иметь никакого, пока на желаемый намиБрак не решится она; ожидая вседневно, кто будетЕю из нас наконец предпочтен, мы к другим обратитьсяМедлим невестам, чтоб выбрать, как следует, жен между ними».Кротко ему отвечал рассудительный сын Одиссеев:«О Евримах, и вы все, женихи знаменитые, болеВас убеждать не хочу и вперед не скажу вам ни слова;Боги все ведают, все благородным ахейцам известно.Вы же мне прочный корабль с двадцатью приобыкшими быстроПо морю плавать гребцами теперь снарядите: хочу яСпарту и Пилос песчаный сперва посетить, чтоб проведать,Есть ли там слухи какие о милом отце и какаяВ людях молва про него, иль услышать о нем прорицаньеОссы, всегда повторяющей людям Зевесово слово.Если узнаю, что жив он, что он возвратится, то будуЖдать его год, терпеливо снося притесненья; когда жеСкажет молва, что погиб он, что нет уж его меж живыми,То, незамедленно в милую землю отцов возвратяся,В честь ему холм гробовой здесь насыплю и должную пышноТризну по нем совершу; Пенелопу ж склоню на замужство».Кончив, он сел и умолкнул. Тогда поднялся неизменныйСпутник и друг Одиссея, царя беспорочного, Ментор.Вверил ему Одиссей при отплытии дом, быть покорнымСтарцу Лаэрту и все сберегать повелевши. И полныйМыслей благих, обратяся к согражданам, так им сказал он:«Выслушать слово мое приглашаю вас, люди Итаки;Кротким, благим и приветливым быть уж вперед ни единыйЦарь скиптроносный не должен, но, правду из сердца изгнавши,Каждый пускай притесняет людей, беззаконствуя смело,Если могли вы забыть Одиссея, который был нашимДобрым царем и народ свой любил, как отец благодушный.Нужды мне нет обвинять женихов необузданно-дерзкихВ том, что они, самовластвуя здесь, замышляют худое.Сами своею играют они головой, разоряяДом Одиссея, которого, мыслят, уж мы не увидим.Вас же, граждане Итаки, хочу пристыдить: здесь собравшись,Вы равнодушно сидите и слова не скажете противМалой толпы женихов, хоть самих вас число и большое».Сын Евеноров тогда, Леокрит, негодуя, воскликнул:«Что ты сказал, безрассудный, зломышленный Ментор? Смирить насГражданам ты предлагаешь; но сладить им с нами, которыхТакже немало, на пиршестве трудно. Хотя бы внезапноСам Одиссей твой, Итаки властитель, явился и силойНас, женихов благородных, в его веселящихся доме,Выгнать оттуда замыслил, его возвращенье в отчизнуБыло б жене, тосковавшей так долго по нем, не на радость:Злая погибель его бы постигла, когда бы нас многихВздумал один одолеть он; неумное слово сказал ты.Вы ж разойдитеся, люди, и каждый займися домашнимДелом. А Ментор пускай и мудрец Алиферс, ОдиссеюВерность свою сохранившие, в путь снарядят Телемаха;Долго, однако, я думаю, здесь просидит он, сбираяВести; пути же ему своего совершить не удастся».Так он сказав, распустил самовольно собранье народа.Все, удалясь, по своим разошлися домам; женихи жеВ дом Одиссея, царя благородного, вновь возвратились.Но Телемах одиноко пошел на песчаное взморье.Руки соленою влагой умыв, возгласил он к Афине:«Ты, посетившая дом мой вчера и в туманное мореПлыть повелевшая мне, чтоб разведал я, странствуя, нет лиСлухов о милом отце и его возвращенье, богиня,Мне помоги благосклонно; ахейцы мой путь затрудняют;Паче ж других женихи многосильные, полные злобы».Так говорил он, молясь, и пред ним во мгновение ока,Сходная с Ментором видом и речью, предстала Афина.Голос возвысив, богиня крылатое бросила слово:«Смел, Телемах, и разумен ты будешь, когда обладаешьТою великою силой, с какою и словом и деломВсе твой отец, что хотел, совершал; и достигнешь желаннойЦели, свой путь беспрепятственно кончив; когда ж не прямой тыСын Одиссеев, не сын Пенелопин прямой, то надеждыНет, чтоб успешно ты мог совершить предприятое дело.Редко бывают подобны отцам сыновья; все большеюЧастию хуже отцов и немногие лучше. Но будешьТы, Телемах, и разумен и смел, поелику не вовсеТы Одиссеевой силы великой лишен; и надеждаЕсть для тебя, что успешно свершишь предприятое дело.Пусть женихи, беззаконствуя, зло замышляют — оставь их;Горе безумным! Они в слепоте, незнакомые с правдой,Смерти своей не предвидят, ни черной судьбы, ежедневноК ним подступающей ближе и ближе, чтоб вдруг погубить их.Ты же свое предприять путешествие можешь немедля;Будучи другом твоим по отцу твоему, снаряжу яБыстрый корабль для тебя и последую сам за тобою.Но возвратися теперь к женихам; а тебе на дорогуПусть приготовят съестное, пускай им наполнят сосуды;Пусть и в амфоры вина нацедят и муки, мореходцаСнеди питательной, в кожаных, плотных мехах приготовят.Тою порой я гребцов наберу; кораблей же в Итаке,Морем объятой, немало и новых и старых; меж нимиЛучший я выберу сам; и немедленно будет он намиВ путь изготовлен, и спустим его на священное море».Так говорила Афина, Зевесова дочь, Телемаху.Голос богини услышав, он берег немедля покинул.В дом возвратяся с печалию милого сердца, нашел онТам женихов многосильных: одни обдирали в покояхКоз, а другие, зарезав свиней, на дворе их палили.С колкой усмешкой к нему подошел Антиной и, насильноЗа руку взявши его и назвавши по имени, молвил:«Юноша вспыльчивый, злой говорун, Телемах, не заботьсяБоле о том, чтоб вредить нам иль словом, иль делом, а лучшеДружески с нами без всяких забот веселись, как бывало.Волю ж твою не замедлят ахейцы исполнить: получишьТы и корабль и отборных гребцов, чтоб скорее достигнутьВ Пилос, любезный богам, и узнать об отце отдаленном».Кротко ему отвечал рассудительный сын Одиссеев:«Нет, Антиной, неприлично мне с вами, надменными, вместеПротив желанья сидеть за столом, веселясь беззаботно;Будьте довольны и тем, что имущество лучшее нашеВы, женихи, разорили, покуда я был малолетен.Ныне ж, когда, возмужав и советников слушая умных,Все я узнал и когда уж во мне пробудилася бодрость,Я попытаюсь на шею вам Парк неизбежных накликать,Так ли, иначе ли, съездив ли в Пилос иль здесь отыскавшиСредство. Я еду — и путь мой напрасен не будет, хотя яЕду попутчиком, ибо (так было устроено вами)Здесь мне иметь своего корабля и гребцов невозможно».Так он сказал и свою из руки Антиноевой рукуВырвал. Меж тем женихи, изобильный обед учреждая,Многими колкими сердце его оскорбляли речами.Так говорили одни из ругателей дерзко-надменных:«Нас Телемах погубить не на шутку замыслил; быть может,Многих он в помощь себе приведет из песчаного Пилоса, многихТакже из Спарты; о том он, мы видим, заботится сильно.Может случиться и то, что богатую землю ЭфируОн посетит, чтоб, добывши там яду, смертельного людям,Здесь отравить им кратеры и разом нас всех уничтожить».«Но, — отвечали другие насмешливо первым, — кто знает!Может случиться легко, что и сам, как отец, он погибнет,Долго бродив по морям далеко от друзей и домашних.Тем он, конечно, и нас озаботит: тогда нам придетсяВсе разделить меж собой их имущество; дом же уступимМы Пенелопе и мужу, избранному ею меж нами».Так женихи. Телемах же пошел в кладовую отцову,Зданье пространное; злата и меди там кучи лежали;Много там платья в ларях и душистого масла хранилось;Куфы из глины с вином многолетним и сладким стоялиРядом у стен, заключая божественно-чистый напитокВ недре глубоком, на случай, когда Одиссей возвратитсяВ дом, претерпевши тяжелых скорбей и превратностей много.Двери двустворные, дважды замкнутые, в ту кладовуюВходом служили; почтенная ключница денно и нощноТам с многоопытным, зорким усердьем в порядке держалаВсе Евриклея, разумная дочь Певсенорида Опса.В ту кладовую позвав Евриклею, сказал Телемах ей:«Няня, амфоры наполни вином благовонным, вкуснейшимПосле того дорогого, которое здесь бережешь ты,Помня о нем, о несчастном, и все уповая, что в дом свойЦарь Одиссей возвратится, и смерти и Парк избежавши.Им ты двенадцать наполни амфор и амфоры закупорь;Так же и кожаных, плотных мехов приготовь, оржаноюПолных мукой; и чтоб в каждом из них заключалося двадцатьМер; но об этом ты ведай одна; собери все припасыВ кучу; за ними приду ввечеру я, в то время, когда ужВ верхний покой свой уйдет Пенелопа, о сне помышляя.Спарту и Пилос песчаный хочу посетить, чтоб проведать,Нет ли там слухов о милом отце и его возвращенье».Кончил. Ему Евриклея, усердная няня, заплакав,С громким рыданьем крылатое бросила слово: «Зачем ты,Милое наше дитя, отворяешь таким помышленьямСердце? Зачем в отдаленную, чуждую землю стремишьсяТы, утешение наше единое? Твой уж родительВстретил конец меж народов враждебных от дома далеко;Здесь же, покуда ты странствовать будешь, коварно устроятКов, чтоб известь и тебя, и твое все богатство разделят.Лучше останься у нас при своем; ни малейшей нет нуждыВ страшное море тебе на беды и на бури пускаться».Ей отвечая, сказал рассудительный сын Одиссеев:«Няня, мой друг, не тревожься; не мимо богов я решилсяВ путь, но клянись мне, что мать от тебя ни о чем не узнаетПрежде, пока не свершится одиннадцать дней иль двенадцать,Или покуда не спросит сама обо мне, иль другой ктоТайны не скажет, — боюсь, чтоб от плача у ней не поблеклаСвежесть лица». Евриклея богами великими сталаКлясться; когда ж поклялася и клятву свою совершила,Тотчас она, благовонным вином все амфоры наливши,Кожаных плотных мехов приготовила, полных мукою.Он же, домой возвратившися, там с женихами остался.Умная мысль родилася тут в сердце Паллады Афины:Вид Телемаха принявши, она обежала весь город;К каждому встречному ласково речь обращая, собратьсяВсех пригласила она ввечеру на корабль быстроходный.После, пришед к Ноэмону, разумного Фрония сыну,Дать ей просила корабль — Ноэмон согласился охотно.Солнце тем временем село, и все потемнели дороги.Легкий корабль на соленую влагу спустив и запасы,Нужные каждому прочному судну, собравши, на самомВыходе в море из бухты его поместила богиня.Люди сошлися, и в каждом она возбудила отважность.Новая мысль родилася тут в сердце Паллады Афины:В дом Одиссея, царя благородного, вшедши, богиняСладкий сон на пирующих там женихов навела, помутилаМысли у пьющих и вырвала кубки из рук их; влеченьюСна уступивши, они по домам разошлись и недолгоЖдали его, не замедлил он пасть на усталые вежды.Тут светлоокая Зевсова дочь Телемаху сказала,Вызвав его из устроенной пышно палаты столовой,Сходная с Ментором видом и речью: «Пора, Телемах, нам;Все собралися уж светлообутые спутники наши;Сидя у весел, они ожидают тебя с нетерпеньем;Время идти; не годится нам доле откладывать путь свой».Кончив, Паллада Афина пошла впереди ТелемахаБыстрым шагом; поспешно пошел Телемах за богиней.К морю и к ждавшему их кораблю подошедши, они тамСпутников густокудрявых нашли у песчаного брега.К ним обратилась тогда Телемахова сила святая:«Братья, принесть поспешим путевые запасы; они ужВсе приготовлены в доме, и мать ни о чем не слыхала;Также ничто и рабыням не сказано; тайну одна лишьЗнает». И быстро пошел впереди он; за ним все другие.Взявши запасы, они их на прочно устроенном суднеСклали, как то повелел им возлюбленный сын Одиссеев.Скоро и сам он вступил на корабль за богиней Афиной;Подле кормы корабельной она поместилась; с ней рядомСел Телемах, и гребцы, отвязавши поспешно канаты,Также взошли на корабль и сели на лавках у весел.Тут светлоокая Зевсова дочь даровала им ветер попутный,Свежий повеял зефир, ошумляющий темное море.Бодрых гребцов возбуждая, велел Телемах им скорееСнасти устроить; ему повинуясь, сосновую мачтуПодняли разом они и, глубоко в гнездо водрузивши,В нем утвердили ее, а с боков натянули веревки;Белый потом привязали ремнями плетеными парус;Ветром наполнившись, он поднялся, и пурпурные волныЗвучно под килем потекшего в них корабля зашумели;Он же бежал по волнам, разгребая себе в них дорогу.Тут корабельщики, черное быстрое судно устроив,Чаши наполнили сладким вином и, молясь, сотворилиДолжное вечнорожденным, бессмертным богам возлиянье,Паче ж других светлоокой богине, великой Палладе.Судно всю ночь и все утро спокойно свой путь совершало.

Песнь третья