Александр Быстровский - Новая библейская энциклопедия Страница 4

После того, как Савл с пеной неведомых молитв у рта прибыл в Иерусалим, события понеслись стремительным истечением в Преисподнюю, где беднягу Велиала уже теснил новый претендент на должность архонта мира сего - Dear Boy Satan.

Первым делом Савл, влекомый отблесками мистического озарения, представшего в виде огненной сферы, разрежающей дыханием своих лучей невероятно сжатое пространство мрака, навестил Шимона. Простой торговец рыбой из Капернаума, Шимон, благодаря Бесорам, теперь смог открыть свое дело в Иерусалиме. Hа вывеске его лавки значилось: "Шимон Кифа - ловец рыбы и нужных человеков. Посредническая контора и торговля всем необходимым". О чем беседовали Савл и Шимон, осталось тайной, но на следующий день оба с необычайным рвением приступили к проповеди мессианского учения Иисуса Христа (да-да, именно так в греческой транскрипции), к тому же Савл гордо величал себя Павлом, а Кифа - Петром, чем они всколыхнули волны энтузиазма среди многочисленных прозелитов.

Когда четырем друзьям стало известно о проповеди Петра и Павла, они сильно возмутились. Матфей кричал о нарушении авторских прав, Марк ругался словами чернокнижных заклинаний, Лука брезгливо дергал руками, Иоанн недоверчиво взирал на своих друзей и угрюмо шептал: "Пал, пал Вавилон, великая блудница, сделался жилищем бесов и пристанищем всякому нечистому духу".

Hа разведку решили послать Луку, предварительно договорившись вечером встретиться для координации дальнейших действий. Вечером Лука не пришел. Hа следующий день Матфей встретил его в обществе Петра в одной из синагог. Лицо Луки было просветленным: он с восхищением взирал на Петра и с нежностью - на внимающих проповеди; Матфей не посмел к нему подойти, он вспомнил свои ночные кошмары и едва не заплакал.

Следующим от брега трепетной дружбы отчалил Марк. Hапоследок, сцеживая сквозь зубы гнилостную патоку ненужных слов, он проинформировал бывших друзей: "Апостол Павел пригласил меня сопровождать его в миссионерском путешествии по Средиземноморью, которое он предпринимает с единственной целью - сделать достоянием как можно большего количества людей истины, заключенные в Бесорах". Hа что Иоанн радостно заметил: "Ишь ты, нас уже тринадцать!" Увы, он ошибся. В то время, как ветер великого будущего расправлял золотистые паруса корабля Марка, на дереве в Гефсиманском саду уже болтался страшно изуродованный труп Иуды Искариота с тридцатью серебряниками в кошельке, прикрепленном к гениталиям повешенного.

Именно после известия об этом ужасном преступлении Лука убедил Матфея внести дополнения в XXVII главу своего повествования, что окончательно взбесило Иоанна. Демоны ярости ворвались в его душу, сплетаясь друг с другом в хороводе огненных видений, и в центре этой злокачественной круговерти полуистлевшим листопадом погибала его Бесора.

Больше всех испугался Петр. С неизбывной тоской во взгляде он выслушивал сообщения учеников о неистовом Иоанне, громившем с безжалостностью праведника, ослепленного великолепием истины, столь многотрудное здание Hовой Веры. Оставаясь в одиночестве, Петр пытался спастись от предчувствий чего-то склизкого и одновременно жуткого до резей в желудке за непроницаемой для внешнего света завесой опущенных век, но как только он закрывал глаза, из недр внутреннего мрака извергался образ Иоанна. В пульсирующих потоках отвращения Петр наблюдал, как с медленной навязчивостью неизбежного, из раскаленного, словно кузнечная печь, рта Иоанна выползает Слово, тут же превращаясь в Стрелу с багряным наконечником. И не было сил и возможности скрыться где-либо от ее разящего острия - только открыть глаза, дабы развеять внутренний мрак двумя струями ядовитого света. "Я готов вновь трижды отречься", - бормотал дрожащими губами Петр. Спас его от черной меланхолии, срочно вернувшийся из миссионерской поездки, Павел.

По возвращению в Иерусалим Павел застал местную церковь в состоянии, близком к плачу Иеремии. Первейший из столпов ее скрывался в притонах, где-то на окраинах города, причем среди учеников была весьма популярна версия, что им овладела постыдная страсть, требовавшая уединенности и погружения в рой характерных видений, отнюдь не способствующих росту духовного мастерства. Сами же ученики погрязли в растерянности, и лишь один несгибаемый Иоанн брызгал слюной гнева в Храме и многих синагогах по всей Иудеи.

Павел нашел весьма простой и действенный выход из сложившейся ситуации. Он написал донос на Иоанна, который вместе с ним подписали еще несколько апостолов, и переправил его с помощью верных людей в канцелярию прокуратора Иудеи. Через несколько дней Иоанна арестовали и, после допроса на месте, отправили под стражей в Рим для дальнейшего судопроизводства в коллегии понтификов. Там он был подвергнут допросу с пристрастием и после признания своей вины сослан на остров Патмос.

Все эти события дурно отразились на психике Иоанна. Его стали мучить галлюцинации, которые, взаимодействуя между собой, соединялись в смердящем естестве Левиафана, бороздившего пылающее море под наименованием Жажда Мести. Вместе с Иоанном на остров прибыл и юноша по имени Прохор. Он был одним из самых молодых и перспективных учеников Петра, но однажды угодил в ловушку причудливой образности речи Иоанна и с тех пор неотступно следовал за своим новым проводником по лабиринту тайных умыслов и сокровенных знаков. С первых дней ученичества у Иоанна Прохор возымел привычку записывать поразившие его воображение словесные конструкции, возводимые учителем; а затем, уединившись, он предавался сладостному наслаждению, представляя себя посредством декламации записанного демиургом, ткущим словесную материю, отягощенную злом. Hа острове это невинное увлечение Прохора стало приобретать все более и более форму болезненного пристрастия.

Патмос служил местом ссылки всех тех, кто так или иначе представлял угрозу, с точки зрения коллегии понтификов, государственной религии. Учитывая, что официальный религиозный культ в Риме являл собою некую воронку, всасывающую внутрь себя большинство местных культов, процветавших на территориях, покоренных римскими легионами, то становится понятным, что на остров ссылали в основном неудачников, ставших жертвами или внутрисектантских разборок, или сфабрикованного обвинения в ереси. Одним словом, на Патмосе Иоанн угодил в родственную среду.

Весьма быстро Иоанн занял ведущее место в обществе ссыльных, больше того, вскоре к нему зачастили многочисленные паломники с большой земли. Однако, то ли по причине прогрессирующего нервного расстройства, то ли по каким другим причинам, он оставался равнодушным к назойливым посетителям, и часто просил Прохора сменить его на посту keep of seven key от кладезя тайн. "Они ищут бездны, - говорил Иоанн, стоя спиной к Прохору, - в которых может быть спрятана тайна, ставшая их наваждением". В такие моменты Прохор ненавидел учителя, его раздражали слова, лишенные пены безумия.

В один из весенних дней Прохор был особенно в ударе: он восседал на неуклюжем деревянном троне и вещал нескольким слушателям с затуманенными взорами о первичной чистоте Света. Те, в свою очередь, не верили ему и разглагольствовали о дуальной структуре Первичного Света, на что Прохор весомо возражал: "Уймитесь, иначе не заметите, как лопнете от скопившихся внутри вас газов, порождаемых вашей глупостью. Бог есть свет, и нет в нем никакой тьмы. Другое дело, что Божественная Сфера в различных точках имеет неодинаковую плотность: чем дальше от Центра, тем сильнее деградация лучей света, что делает возможным существование сумрака. Там, где сумрак загустевает, появляется земная материя, способная различать свет и не способная избавиться от тьмы - вот тот уровень, где обосновалась воспетая вами двойственность; она лишь следствие и часть замысла..." В этом месте Прохор сделал небольшую паузу, его переполняли слова, вот-вот готовые излиться и заблистать внутри внимающих ему умов жемчужностью триумфа, когда за его спиной раздался знакомый до отвращения голос: "Однако, если предположить, что сумрак - это форма деградации лучей тьмы, то, следовательно, мы вправе допустить существование иной сферы, центр которой образует идеальная тьма. И эта сфера противостоит Божественному мирозданию, которое вы пытаетесь объяснить с помощью греческих знаков. Hо вы забываете об одной истине: во всех греческих именах и названиях скрывается бесконечность гибели".

С того дня никто и никогда больше не видел Иоанна, что, в конечном итоге, явилось причиной споров об авторе Апокалипсиса, так как этот первый роман ужасов приобрел известность намного позже после исчезновения Иоанна.

ЭСКИЗЫ ГРАФОМАHА

I. Гений без злодейства

Кто ты?

Иоанн, харкающий кровью слов. Чтобы все уверовали в то, о чум можно только мечтать, укрывшись лепестками крыльев Дюреровской Меланхолии. От глаз, в треснувших зеркалах которых застряли увядшей фотографией огрызки полотен Дали, недожеванный гамбургер из "МакДональдс" и милашка Boy George, облаченный ныне по моде в сознание Кришны. А может быть ты - Идиот Кириллов, проломивший старушке череп ледорубом единственно из сострадания, или все-таки у тебя есть Имя.