Религия танцующих детей - Ольга Талантова Страница 4

Маяк разбивает корабли.

Маяк ломает ребра.

Маяк распускает птиц.

1 / 1 you

В тебе моя весна

Переливается из правого лёгкого в левое.

Кто я кто я?

Я бабочка

которую ты держишь

в стеклянной банке.

Завтра ты заполнишь банку водой

Из реки

И поставишь в банку фиалок.

Танец пахнет апрелем.

Я умею любить легкими.

2 / you

Чудак может утром забыть о тебе.

А ночью может вспомнить

Как вспоминают о героях полузабытой недочитанной, но тепло любимой книги.

Которую боялись дочитать только потому,

Что не хотели знать конца истории.

Тогда весь мир рухнет в прошлое.

И смысл каждой пережитой буквы рухнет в прошлое.

Бесконечность.

2 / 1 you

Все твои вены.

Это Миссури

Дунай

Нил.

Не прикроют и моего мизинца,

Будь они

Накручиваемой пряжей

Вот и вся моя бесконечность.

2 / 2 you

Моя любовь к тебе под знаком выпадающего вместе с пломбой зуба.

Без тебя нельзя.

Ни при каких обстоятельствах.

Если по стороне сердца нет тебя

= меня нет.

Я быстрее поверю в отсутствие сердца,

Чем.

3 / you

В своей голове я каждую ночь спасал зеленых кашалотов.

Ты обиженно поворачивалась ко мне лопатками. Каждую минуту, пока я обнимал тебя, в океане погибал один зеленый кашалот.

Но рядом с тобой я забывал о кашалотах.

И об океане.

И о себе.

ребенок 20 / религия танцующих детей

Я ловил рыбу на краю земли.

От постоянного движения планеты вода океана то накрывала волнами, то позволяла дышать.

Вдоль берега, утопая в песке больше, чем в воде, барахтался маленький позолоченный человек и спрашивал каждого проходящего:

— Вы видите волны? Посмотрите на эти волны над головой!

— Но это же небо! — отвечали ему.

— Это не небо! Это самый настоящий океан!

— волновался человек.

Я ловил рыбу на краю земли.

Не помню наверняка, но на месте, где сейчас ветер и темнота — всегда была ты.

И мне было неважно, какую я поймаю рыбу, крупную как Америка или мелкую как Мадагаскар.

Мне даже неважно, поймаю ли я её или нет.

Если рядом нет тебя, вся моя жизнь — цунами без воды.

А если говорить откровенно (как обнаженная Луна крутится вокруг Земли), Последний раз рыба попалась мне во сне.

Сон был не мой, а моего попутчика.

Когда попутчик уснул, я прыгнул на его ресницы и постиг апокалипсис тишины. Нет ничего тише безнаказанной грозы или обнимающихся волн! Послушайте!

Мы ехали к закату и не боялись ничего, только выпасть с планеты и попасть на Венеру.

Так вот, в обшарпанной тишине на месте своей левой руки я обнаружил удило. Оно было вытянутое тростником. Потому неважно, была у меня наживка или нет, я был рожден поймать рыбу — сном.

Я всегда верил в твои глаза. Вроде того, если в твоих глазах блестит солнце, значит оно существует. Религия танцующих детей. Если бы можно было вымечтать жить в твоих глазах, я б жил.

Утром я пришёл к океану. Но вокруг была такая же шипящая тишина. Я лег в тёплый песок бызучих воспоминаний и оказался у горящего ядра Земли. Ни рыбы, ни волн. Только я и твои мягкие волосы на моём лице.

— Ты трогал сердце, горячее моего? Спросила Земля.

— Трогал, Земля.

Отвечал я и просыпался без тебя. Без твоих волос на моём лице. На краю земли. В доме из бамбука без окон питающегося тремя ветрами.

Позолоченный человек на берегу океана стал мной. Я даже находил общие черты и привычки, руку-удило, отсутствие рядом с ним тебя.

Когда я остался один, единственной целью моей жизни стало узнать, какую рыбу я поймаю — маленькую как Америка или большую как Мадагаскар.

На краю Земли стоит мой дом. Из стен и свободы. С крышей, через которую можно считать звезды, потому что крыши нет. Я знаю имя каждого созвездия, умирающего и просыпающегося. Созвездиям, у которых нет имён, я даю твоё. Их стало так много, что ночи напролет я только и делаю, что шепчу твоё имя. Вдруг однажды я упаду на одно из них.

В столетия, когда вся рыба сбегает песочными часами из Тихого в Атлантический, я прыгаю к позолоченному человеку и надеваю его кожу. В эти солнечные моменты я становлюсь совершенством: надо мной волны, подо мной солнце. И я не чувствую раскаяния от пребывающей пустоты. Я пою песню от океана океану золотистым голосом золотистых связок и баюкаю лёгкость.

Внутри меня находят дом миллиарды серебряных рыб. Я бы даже вместил в себя кашалота, если бы мне было, чем его удержать.

Я свободен. Значит любой, любящий меня и любимый мною, тоже свободен. Не может быть двух одинаковых рыб, как не может быть вечно крепких сетей.

Когда танцующими пальцами рук я ощущаю вокруг себя мягкое, значит поднялся ветер и небо волнуется и вырывается из берегов.

В момент, когда солнце под ногами превращается в луну, я возвращаю кожу позолоченому человеку и говорю "спасибо". Он просит не бросаться в него словами. Тогда я подкидываю кожу в океан, и она начинает падать вверх. Позолоченный человек улыбается и начинает ловить её.

Я мчусь в свой дом. Меня ждут созвездия. А значит, и ты ждешь меня.

Бездоннее всех светит созвездие Рыбы.

Его я мечтаю поймать.

Наверное

Потому я ловлю рыбу на краю земли.

Ты моя рыба, созвездие рыб, крыша над головой и отсутствие крыши над головой, океан с бархатными волнами и шумным песком.

У каждого существует свой край земли, на котором есть только он один.

И своя рыба.

И своя ты.

Однажды, когда я поймал рыбу, то не смог удержаться на ногах, потому что потерялся в прозрачной леске удила. И выпал из твоего глаза.

ребенок 19 / внутри нее живут поезда

Внутри неё живут поезда. Я услышал их однажды ночью, когда зрачки не стреляют.

В моём доме нет окон. но есть она. Если бы и были окна, я их все обменял на неё. Пока она видит уссурийских тигров, статуи свободы и колоссов родосских, вагоны съедают расстояние. Вагоны едут домой.

С начала я услышал шорох. Шорох, похожий на жало. Чем меньше я старался его не слышать, тем больше он хотел быть услышанным мною. / Семьи укладывают чемоданы в салон поезда. Отец берет дочь на руки и вытирает ей мокрые ресницы, чтобы она не видела его / Друзья обнимаются плечами и хотят танцевать;