Аннабель Николаевна - Ирина Калитина Страница 4

Возвращаясь с охоты, Варлам закурил в тамбуре поезда, прозвучал сильный гудок, собака испугалась и выскочила на перрон, поезд начал набирать ход, хозяин бросился за ней и ударился об столб. Его привели в чувство, Молли стояла рядом.

– Чуть жизни не лишился из-за собаки, – сказала проводник.

В волнительный день первого сентября мама отвела меня в школу, в первый и единственный раз. Её предприятие начинало работу в восемь утра. Дом, где мы жили и здание школы разделял широкий проспект с проезжей частью, светофоров не было. Бабушка трудно вставала по утрам. Провожать меня взялся Варлам, он трудился неподалёку. Я обычно несла мешочек со сменной обувью и спортивным костюмом, а он – мой портфель.

Однажды, мы так увлеклись обсуждением какой-то игры, что он ушёл с портфелем, а я опомнилась, когда вошла в класс.

Прозвенел звонок, дети уселись за парты. В безыскусной голове я комбинировала слова, чтобы объяснить, почему пришла без портфеля, вдруг раздался знакомый стук. Дверь распахнулась, ударившись о косяк и задрожала, на пороге стоял Варлам.

– Извините, – произнёс высокий мужчина с плечами в ширину двери, смущённо улыбаясь, – забыл Аннабель Николаевне портфель отдать.

Дети повернулись в мою сторону, удивлённые столь уважительному обращению.

– Аннабель Николаевна рассказывала, что у неё красивая учительница, и я вижу, как она была права, – закончил комплиментом Варлам громкое появление.

Ничего подобного я ему не говорила.

– Это друг твоей мамы? – подняла брови «училка», жена подполковника, любившая во время урока рассматривать журналы мод.

– Нет, мой.

Ещё одна проблема работающих родителей: ребёнка из школы нужно забрать.

Рассеянная бабушка выпадала из времени. Час или полтора иной раз я томилась в школьной раздевалке, ожидая её.

Наконец, решила пойти домой самостоятельно. Дойдя до страшного перекрёстка, подождала, пока транспорта не окажется поблизости, и, зажмурив от страха глаза, бросилась бежать через дорогу, споткнулась о поребрик, упала на тротуар.

Секунды думала, что троллейбус переедет меня, потом сообразила, как рассердится мама, если это случиться. Подняла голову, ко мне спешила моя старушка.

Я пожаловалась маме, и та решила научить дочь переходить дорогу самостоятельно, чем мы и занимались в субботу и воскресение. Теперь из школы я возвращалась одна.

Но только ли транспорт – угроза ребёнку в большом городе? Мама, будто бы, ни о чём не догадывалась.

Проходя по улице, я замечала, как глаза людей останавливались на мне, и слышала, приблизительно, такие фразы:

– Смотри, какая хорошенькая девочка.

Эти взгляды я научилась отличать от других, опасных. На пятом этаже нашего дома жили двое мужчин: отец и сын. Коренастые, невысокие в тёмно-зелёных робах работников ЖЭКа и в плоских широких кепках, они напоминали два гриба: один – в полном соку, а другой – немного подсохший. Эти два человека отличались от остальных людей, но этот секрет был известен мне одной, взрослые ни о чём не догадывались, и я не знала, как им объяснить. Подсохшего сантехника назову Ге Старший, а его сына – Ге Младший, «Ге» – от слова гриб, или Гумберт, или от другого слова, начинающегося на эту букву.

Они смотрели на меня, как больные, неведомой болезнью или преступники, намеревающиеся совершить непонятно что.

Вернуться домой из школы означало не только преодолеть проспект с транспортом, но и два пролёта лестницы, дозвониться до бабушки и не встретить двух страшилищ: Ге Старшего и Ге Младшего.

Лет в девять, постояв во дворе, поёжившись от холода, посмотрев вокруг, и не увидев никого, кроме нескольких кошек, мирно греющихся около люка, из которого шел пар, я решила, что можно входить в парадную, поднялась на несколько ступенек, навстречу из-за поворота показался Ге Младший, на плече он нёс унитаз. Следовало повернуться и убежать, но стеснение не позволило этого сделать. Он прошёл мимо.

Я вздрогнула, когда фарфоровая ноша лязгнула о гранитные ступени, секунда, и одна рука обхватила меня, больно придавив, недавно появившиеся припухлости на груди, а другая закрыла рот, от неё воняло какой-то смазкой или техническим маслом, его живот упёрся в мой ранец, приобретённый мамой взамен портфеля и набитый тетрадками и книжками.

Не так просто убить здоровую девочку, а я считала, что меня хотят убить, и билась за свою жизнь, лягалась, царапалась, кусала пальцы, зажимающие рот, пыталась выскользнуть из рук. Убийца хотел меня раздеть, но ранец, надетый поверх зимнего пальто, мешал, а к тёплым рейтузам, постоянно сползающим с худого тельца, мама пришила лямки, которые держали их за плечи крест-накрест. Страшный человек сопел, стонал, короче, вёл себя как сумасшедший.

Не так просто, но и не так сложно взрослому мужчине одолеть ребёнка.

Вдруг заскрипела входная дверь. В каком возбуждённом состоянии не находился бы мой мучитель, реакция была мгновенной, хватка ослабла, и он бросился наверх по лестнице.

Дрожа от страха, поправляя съехавшие рейтузы, застёгивая пуговицы пальто, не считая оторвавшихся, я обернулась. В углу лестничной площадки стоял унитаз, единственный свидетель преступления, одной стороной «постамента» упираясь в стену, другой в пол, открыв от удивления сантехнический рот. Дверь скрипела, но входящего человека не было видно. Какие ещё ужасы ждут меня? Может быть, Ге Старший прячется за дверью? Что они придумали сделать со мной вдвоём? Нет! Я увидела толстую лапу, а за ней Барсика, пытающегося толкнуть головой тяжёлую дверь.

Наверное, друзья кошки, собравшиеся около люка, послали самого сильного из них для моего спасения.

Дома оказалось, что рейтузы, колготки и трусы на мне совершенно мокрые. Я даже не заметила, как это случилось во время драки.

– Это что ты сотворила, в девять лет? – удивилась бабушка.

И тут я заплакала, топала ногами, кричала, что звонила полчаса, а она не открывала дверь, поэтому не сдержалась. Вечером эту же версию изложила маме. Опыт общения в семье научил меня избегать искренности, чтобы не сделать себе хуже. Постеснялась пожаловаться и Варламу, которого считала не защитником, а приятелем.

Весь вечер я просидела с Молли на коврике. Собака была слишком нервная и нежная, чтобы успокоить, но годилась для того, чтобы ей пожаловаться и поплакать. В этот вечер я потеряла уверенность в себе, жизнь ребёнка в городе оказалась защищенной не более, чем собачья среди пролетающих машин.

Бабушка переехала от нас к себе домой. Мама попросила Варлама прибить внизу дверного наличника колышек, на который я могла бы встать и, держась за ручку двери, дотянуться