Молитва козодоя - Софья Бекас Страница 4

лежали финиковая веточка, чей-то старый гиматий, лежанка, сплетённая из колючей соломы, маленькая корзинка орехов и большой кувшин с водой. Козодой слетел с ветвей дуба вниз, осторожно сел на край кувшина и целиком опустил голову в воду. На вкус вода оказалась очень сладкой и свежей, и козодой тут же почувствовал себя на удивление бодрым и полным сил. Грустно вздохнув, козодой залез обратно в дуплои принялся молиться, и молился он в этот раз так, как не молился ещё ни за кого и никогда.

Люди, приходившие к нему на рассвете, были правы: когда солнце полностью показалось над волнистой линией сизого леса, окутанного белёсой дымкой, козодой уже спал глубоким мёртвым сном с замершими на губах словами молитвы, прислонившись лбом к коре дуба, свесив одно крыло за край дупла и крепко зажмурив большие масляные глаза, и не знал о том, что происходило в этот день на свете. Он узнал о том, что случилось, но уже позже, когда солнце третий раз опустилось за линию горизонта и когда яркая звезда, светившая до этого над землёй тридцать с лишним лет, вдруг увеличилась в разы, а потом как будто лопнула, рассыпалась в небе снопом искр и навсегда исчезла с небосвода, уступив место другим, не менее прекрасным звёздам.

Человек пришёл к нему на закате, когда кроваво-красное, багровое солнце наполовину скрылось за одинокой горой, казавшейся против света угольно-чёрной, как будто выжженной. Вечер был на удивление тихим и спокойным. Козодой смотрел куда-то в зелёное, быстро темнеющее небо и думал, что сегодня ночью ему снова нужно найти новое место: вчера его молитву услышал голодный охотник и недвусмысленно попросил помолиться, чтобы у него был сытный ужин. Козодой потоптался на месте, поёжился и осторожно высунул голову из дупла: он хотел дождаться момента, когда совсем стемнеет, и тогда он со спокойным сердцем улетит, как обычно, абсолютно незаметно и бесшумно, в мрак ночи. Куда именно?.. Он пока не знал, знал только, что вперёд, навстречу новым неизведанным землям, в которых он раньше никогда не был и в которых не задержится надолго, как бы ему того ни хотелось.

Из размышлений козодоя вырвал непонятный свистящий хрип. Сначала он подумал, что это шипит змея, и испуганно оглянулся в её поисках, готовый защищаться, но оказалось, что никакой змеи нигде не было, а прямо под его дуплом стоял тот страшный человек, убийца и предатель. Но козодой почему-то со стыдом подумал, что лучше бы там была змея.

— Помолись за меня, — разобрал наконец в едва слышимом шёпоте козодой. Бледные, тонкие, мёртвые губы человека двигались, словно во мне, и с них не слетало ничего, кроме тихого противного свиста и глухого хрипа, клокочущего где-то в горле.

— Что ты сделал на этот раз? — устало спросил козодой, глядя сверху вниз на своего незваного гостя. Его глаза, до этого такие суровые, смелые и горделивые, теперь бегали из стороны в сторону, как крысы на тонущем корабле, а руки, раньше не дрожавшие даже от холода, когда морской ветер студил на них свежую кровь, судорожно мяли полы одежды, и козодой вдруг увидел как никогда ясно, насколько слабый и испуганный человек стоит сейчас перед ним.

— Ничего. Пока, — прошептал человек, глотая ртом воздух и цепляясь дрожащими пальцами за кору. — Но сделаю.

— Так может, не стоит? — тихо спросил козодой. Человек его не услышал.

— Помолись за меня, — снова попросил он и, прислонившись спиной к стволу дуба, сполз вниз, на землю: его не держали ноги. — Помолись за меня, как в прошлый раз и как в раз до этого.

— Почему же ты сам не помолишься? — спросил козодой, и снова ему стало удивительно приятно, что дупло находится довольно высоко.

— Мне стыдно перед Богом, — ответил человек, — а ты душа светлая, тебе стыдиться нечего.

Солнце полностью скрылось за горой. Стало тихо.

— Ты хочешь убить, да? — задумчиво спросил козодой. Человек коротко кивнул. — Может, не будешь брать грех на душу?

— Нет, — покачал головой из стороны в сторону человек и горько усмехнулся. — Этого человека надо убить. Это даже не человек, это… Гад, каких свет не видывал…

Помолчали, только рваное, больное дыхание человека нарушало лесную тишину.

— Знаешь, мне тоже за тебя стыдно молиться, — тихо сказал козодой. — Ты трижды убийца — ну, почти. Бог слышит мои молитвы и всегда делает так, как я прошу: мне совестно так откровенно испытывать его доверие. Помолись сам, если ты так ищешь прощения, и Бог тебя обязательно услышит, я уверен.

Человек на пару мгновений замер, словно подумав, не ослышался ли он, а затем словно озверел. Он подпрыгнул, как выстрелившая пружина, и завыл, в порыве гнева пытаясь дотянуться до дупла.

— Ну помолись! — взревел человек, метаясь у подножия дуба, как подстреленный волк. — Ну помолись, чего тебе стоит! Ну хочешь, я тебе заплачу, я тебе денег дам, сколько хочешь! Что тебе нужно? Я всё сделаю, ты только скажи! Ну что ты молчишь? Что ты молчишь, птица лягушачья, что ты смотришь на меня?.. — тут человек случайно заметил гиматий, нервной грудой висевший на одной из ветвей дуба, и что-то уж совсем безумное появилось в его взгляде. — Подкупили… Как есть, подкупили… Ты что же сразу не сказал, голубчик? — человек улыбнулся слабой доброй улыбкой, от которой у козодоя всё внутри похолодело. — Это они сказали тебе не молиться за меня, да?.. Они… Ну да, конечно, кто же ещё… И ты с ними заодно? А я-то думал, ты другой… Не помолишься за меня, значит? — козодой покачал головой из стороны в сторону. — Ах ты! — взревел человек и со всей силы ударил кулаками по дереву, так что у него на костяшках выступила кровь. — Ах ты, дряная птица! Продажник! Гад! Я тебе шею сверну, чтоб ты не молился больше и спать добрым людям не мешал, только попадись мне!

Человек схватил камень потяжелее и со всей силы бросил его в дупло, где сидел козодой, и тот успел только тихо пискнуть перед тем, как булыжник придавил его и без того маленькое тело.

Козодой очнулся уже поздней ночью, когда большая яркая луна висела высоко в небе над лесом и заглушала собой другие звёзды. Она была круглая, как глаз, и белая, как смерть, но вместе с тем вовсе не холодная и не пустая, какой могла бы быть, а наоборот, ласковая и родная, и козодой слабо улыбнулся ей.

Почему-то ему приснилось, что он умер, но Бог, по-доброму погладив его по перьям, не принял его и попросил какого-то молодого мужчину