Осень - Алексей Колотов Страница 4

К счастью, обошлось. Но нам не хотелось больше ни рыбачить, ни выпивать. На следующее утро норвежцы загрузили в автобус двадцать пенопластовых ящиков первоклассного рыбного филе без единой кости, и мы отправились на ожидавший нас всё это время на авиабазе самолёт.

Выпейте с наше с коллегами жёлтой норвежской водки вместе, нахлебайтесь как мы солёной воды из Гольфстрима, посмотрим тогда, сможете ли вы называться друзьями. Не всё, что произошло, входило в мой изначальный план, но, так уж получилось, что отношения наши со скандинавскими партнёрами стали тёплыми и доверительными.

Прошло несколько лет с той рыбалки. Объёмы наших поставок на комбинат ощутимо выросли. На региональном рынке, где соблюдался сравнительный баланс интересов, появился нарушитель спокойствия. Молодой, назойливый, наглый. И абсолютно бесстрашный. Как у нас говорят, — борзый. Он, живя не по понятиям, постоянно пересекал границы дозволенного. Если у нас с «ментами» был нейтралитет, то он стал их откровенно «прикармливать». Его друзьями стали не только руководители администраций, но и чиновники из надзорных и контролирующих органов. Он без боязни насылал на нас, своих конкурентов, всевозможные проверки. А за такое по законам леса полагается суровое наказание. Эх, Паша, Паша, и откуда только ты взялся? Большое количество охраны пока помогает ему уходить от «ответственности», но долго ли?

На комбинат он тоже влез со своими поставками. А какой же везучий был этот Паша! Всякий раз, когда кто-то из коллег пытался призвать его к порядку, ему удавалось в последний момент уходить от пули. Но нельзя то же самое сказать и про наших «старичков». К началу «пандемийного» двадцатого года счёт уже был два — ноль в его пользу. Когда я в очередной раз пришёл на комбинат, заглянул к директору.

— Тапани, — обратился я к генеральному — я хочу попросить тебя не продлевать контракт с Пашей.

— Почему, Николай? — удивился Тапани.

— Он сделал нам много плохого.

— Нет, так не можно.

— Можно. И даже нужно.

— Почему я должен складывать свои яйца в одну корзину?

— Потому что мы с тобой друзья, а он наш враг. Как у нас говорят: «враг моего друга — мой враг».

— Нет, Коля, мне мои яйца дороже, чем твоя покофоорка…

— Как знаешь… — я вышел, в сердцах хлопнув дверью. «Хотел бы я посмотреть, как ты складываешь свои яйца по разным корзинам!» — сгоряча подумалось мне.

Но, Тапани! Великолепный наш Тапани не мог себе позволить поддаться давлению или сделать что-то по просьбе друзей. Он не расторг контракт с Пашей. Но объёмы его поставок снизились в несколько раз. Паша был в ярости. Я ждал от него «ответки» и с этого дня готов был к любым сюрпризам.

А маховик эпохи перемен всё набирал и набирал обороты, вращая колесо событий. Пока оно не вкатилось в эту красивую осень двадцать второго года. Уже начались масштабные поставки древесины для нужд армии. И опять мы с Пашей оказались «на ножах». К счастью, на этом поезде места хватило всем. Но «панариций» уже назрел для хирургического вмешательства.

Вездесущий Паша и с Тапани очень сблизился. До Юхани с Ларсом ему было не дотянуться, а вот генерального он сумел обаять в свойственной ему манере быть своим для всех. Прикинулся корзинкой для диверсификации яиц. А хитрый финн и рад был обмануться.

Колесо событий вращалось. Но была осень. Та замечательная её часть, что именуется бабьим летом. Прекрасное время достойное и кисти Левитана, и полотен модернистов, и импрессионистов. На отдельно взятом кленовом листе, безропотно лежащем на дорожке, можно найти целую палитру — от ярко-зелёного, до кобальтово-жёлтого, оранжевого и пурпурного. И всё это окаймлено рамкой из охры, стекающей в темноту цветами ржавого железа и почерневшей окисленной меди. Но у тебя нет времени наклониться за этим листом, чтобы позже на досуге не спеша рассмотреть его. Ты должен действовать, а не созерцать. Несмотря на осень.

Юхани с Ларсом приняли решение прекратить бизнес в России и передать управление комбинатом местным партнёрам. Я могу только догадываться, какое давление они должны были испытать, чтобы при их практичности и рационализме прийти к этому. Тапани убеждал их продать бизнес Паше. Но они склонялись в нашу сторону. Цена сделки была незначительной, а скидка огромной. Но это была их осознанная плата за возможность в любой момент на протяжение пяти лет вернуться и выкупить всё обратно.

Согласны ли были мы на такие условия? Как бы вам это объяснить? Представьте, что вам по цене Киа продают новенький Феррари и говорят: «Быть может через несколько лет я выкуплю его назад за те же деньги, а пока пользуйся». Я думаю, вы бы согласились.

Юристы больше месяца «вымучивали» договор. Слишком многое надо было предусмотреть. И вот назначен день его подписания — первый понедельник октября. Ларс и Юхани должны приехать утром. Я встречаю их с поезда и везу в офис. После подписания они сразу собираются уехать. Отказались даже поужинать с нами. Мы теперь «токсичные» для них. Даже случайное фото в нашей дружеской компании ляжет несмываемым пятном на их репутацию.

Мы пили в офисе кофе и ждали Ивана. Но он опаздывал. Даже в обычные дни с ним такое случалось редко, а ведь сегодня день совершенно особенный. Я названивал по всем его телефонам, но ни один не ответил. Я был взволнован. Поехал к нему домой. Тревога усилилась, когда дома никого не оказалось. Даже консьерж не видела ни его, ни его жены в свою смену. Мрачные мысли приходили мне в голову. Мне уже было всё равно, что думают сейчас Юхани с Ларсом. Я больше не отвечал на их звонки.

Я обзванивал уже всех подряд и думал куда бы ещё поехать, чтобы найти хоть какую-то зацепку. Потом помчался к Ивану на дачу в Карелию. До неё было несколько часов пути, но это была последняя надежда.

Ещё издалека я увидел возле дома его машину. Отлегло на время. Поднялся по крыльцу. Постучал отчётливо и громко. Тишина. Прислушался. Слышно даже как падают листья. Как изредка скрипит сосна, покачиваемая ветром. Постучал со всей силы. До неприличия. До сотрясания мощной стальной с дубовой накладкой двери. Похоже внутри никого.

Обошёл вокруг дома. Следов нападения нет. Все окна целы. В доме темно и тихо. Подошёл и снова требовательно постучал. На этот раз дверь открылась. Передо мной стоял Иван. В одних трусах. Заспанный и небритый.