Сергей Клычков - Князь мира Страница 40

Князь, придерживая незаметно правую ногу и немного исказившись в лице, опустился против Рысачихи, а Никита Мироныч вытянулся на пороге палкой и уперся в резной потолок.

- Я, ангел Раиса Васильевна, давно уже хотел вам сказать, да как-то случая не подходило. Вам надо в корне изменить способы наказанья…

- Отменить? Что вы, князь, что вы, разве возможно?

- Да нет, нет, Раиса Васильевна: изменить. В наказаньях, главным образом, важен, так сказать, общий пример! Общий пример!

- Не понимаю, князь! Я всякое соображенье потеряла с этими мужиками! -махнула барыня ручкой.

- Понять очень нетрудно. Вы порете поодиночке, так ведь? А это и невыгодно, потому что на всех много времени нужно, и не так уж полезно. Надо, видите ли, сразу всех разложить, по слову Никиты, как будто бы после свадьбы, и березой обносить, так сказать, как опохмелкой, поровну всех!

- Ах, поняла: общая… общая порция!

- Совершенно правильно, Раиса Васильевна! Самое лучшее средство! Ты как полагаешь, Никита? Не вредно еще раз спросить: у нас с ним до вас уже был такой разговор!

- Очень даже разумно, ваше сьятельство! - встрепенулся староста и заморгал глазами.

- Ах, князь, я слабая женщина и совсем, совсем не могу сообразиться с народом, - откинула Рысачиха руку как бы в изнеможенье. - Однако, князь… что же, у нас сегодня не состоится охота? Снежок?!

- Снег не жилец на этом свете, матушка барыня… Третевысь такой же вот выпал, - вставил Никита Мироныч, кивнувши на окна, - а завтрева чернотроп будет!

- Никита правильно говорит, Раиса Васильевна, лучше я займусь у вас сегодня делами… вашими делами, и я вам покажу, как я бы поступил после всего рассказанного мне, и вы убедитесь…

- Ах, князь, ради бога… ради бога… Я только не смела просить! -уткнулась Рысачиха в платочек.

- Никита, - немного привстал князь Копыто, - наряди народ на середку, а егерей выстрой к парадному входу! Имеются розги?

- Целый сарай! - вытянулся Никита Мироныч.

- Отпарить! Распорядись также, чтобы мужики больше одних исподних не надевали!..

- У нас и так, ваше сьятельство, благо к тому больше одних-то ни у кого не бывает: баба сподники стирает, а мужик на печке сушится! - заиграл Никита Мироныч морщинкою.

- Пшел… живо! - взвизгнул, топнул ногой, и староста исчез, как виденье. - Умный мужик… хотя я люблю русскую мудрость!..

*****

- Князь… садитесь поближе, - прошептала Рысачиха, - я так вас сегодня ждала, так ждала!

- Раиса Васильевна, вы знаете сами, что стоят для меня такие слова! -подкатил князь кресло в упор к Рысачихе.

- Я… сегодня решилась… если вы не отдумали?!

- Рая… Рая… боже, какой вы мне открываете рай! - Князь свалился с кресла и стал перед Рысачихой на одно колено, вытянувши другую ногу, как показалось Рысачихе, непомерно далеко.

- Жених мой… жених! - томно проворковала Рысачиха и упала князю головой на плечо.

- Рая… Рая… сыграй мне мою любимую… в ней столько нежности… столько красоты! - шептал князь, еле сдерживая Рысачихину грудь.

- Ах… как я счастлива, - откинулась барыня, - как я снова счастлива!

- Вы - мечта всей моей жизни, - привстал опять князь на колено, -ваш покойный супруг и мой лучший друг…

- Ах, не надо… не надо, князь, вспоминать… Я так счастлива снова! - томно проговорила Рьгсачиха, отстраняя князя рукой и поднимаясь.

- Рая… ради бога… ту… нежную… в ней столько молодости, красоты!..

Рысачиха открыла клавесинную крышку и тронула еле слышный первый аккорд, князь откинулся в кресло и закрылся рукой; вся комната как бы наполнилась сразу затаенным душистым дыханьем невидимого существа, поющего о человеческом счастье, о молодости с розовой зарей за плечами, о девушке с золотыми волосами и с лицом, похожим на весеннюю розу, в которой еще не показались шипы.

И ни князь, ни барыня в своем позднем очарованье не заметили, как быстро в это время, как бы боясь опоздать, насунулась на село Скудилище черная туча… Засиротились в нахлынувшей полумгле убогие избенки, как бы уже не видя больше исхода и пятясь от барской усадьбы подальше в овраг.

Прогудел сходский колокол, по селу забегали мужики, сильно размахивая руками, пулями зашмыгали ребятишки, полоумно бабы заголосили, хватаясь за щеки, и рваные снежные пятна, кой-где оставшиеся на дороге, были похожи из барских окон на белые головные косынки, оброненные на бегу перепуганными девками в грязь…

Село Скудилище готовилось к порке, какой и у барыни Рысачихи не бывало еще сроду-родов…

*****

…Но не будем, не будем омрачать душу столь тягостным напоминанием старины, описывая картину свирепой расправы с ни в чем не повинными рысаками, которые если и были в чем виноваты, так разве лишь в том, что и впрямь не перепутаны ль вечные прекрасные строки о правде, добре и человеческой справедливости здесь, у нас, на земле, не перепутаны ль строки в той книге, которая, как верили деды, лежит на высоком облаке в небе, как на подставке, раскрытая перед очами создателя в часы восхода и заката на самой середке…

…Но сроки сбываются… но время… плывет…

Глава восьмая

БАРИН БОДЯГА

Чудные и непонятные для простых мужиков дела повелись у барыни Рысаковой после того, как князь Копыто, устроивши в селе небывалую порку, увез с собой из Скудилища кузнеца, закованного в цепи, для передачи за убийство Хомки начальству…

Разговор о том, что барыня помолвилась с князем, долгое время не слезал с языков… кто говорил, что будет теперь еще хуже, а кто, напротив, обнадеживал и себя и других переменой.

По слухам, у князя хотя бы и порют, но порют один раз только в месяц, притом же порют всех сразу, а потому и не так уж обидно!.. На людях и смерть красная, хотя бы и напрасная!

Вот вернется из Питера, куда князь, по словам Никиты Мироныча, поехал гостей звать на свадьбу, отпразднуют, отвеселятся, и пойдет все по-другому, хотя оно, конечно: хрен редьки не слаще!

Но пуще того сгорбатились избы с ничем не прикрытой убогостью и нищетой, захлестали их в осенние непогоды дожди, загнавши с одного конца в темную глотку большого оврага, и ветры надули продыры на рубищах пологих соломенных крыш…

…Словно в неизлечимом недуге, обнажая иссохшие ребра, сползли с избенок изношенные балахоны осочных пелег и уныло уставились в землю перекошенным зраком окошки, как будто терпеливо пытая ее, скоро ли она, бездыханная, примет их с искалеченными мужиками, и в самом деле теперь пригодными более к побирушничеству, чем к топотливому труду у земли, с бабами, вытянувшимися в заботе, в работе, словно глисты, и шелудивыми ребятишками, от которых ни смеха никогда не услышишь, ни игры или забавы какой не дождешься, - скоро ли примет их со всем скарбом в свои темные недра, укутавши белым саваном на вечное упокоение?..

…Так прошла ненастливая, перевитая холодными туманами осень, то с неправдышним снегом, то с уливным дождем, и только изредка золотился с барской усадьбы последний кленовый листок, похожий на девичью ладошку с расставленными пальцами как бы ради защиты; низко и лениво помахивая намокшими под дождиком крыльями, тянулись через село гуси косяками и тонкой бечевой журавли, с гоготом и курлыканьем потрафляя, должно быть, в то самое далекое царство, куда, собирая по добрым людям Рысачихин оброк, может, ушел и мужичишка-чудачок Недотяпа, и хмуро за ними, как будто еще хорошо не разобравши дороги, плелись изо дня в день низкие облака, как калики, подергиваясь к вечеру чернью и хмуростью и подолгу застаиваясь над взгорьем с несобранным льном, как будто додумывая над ним суровую мужицкую думу…

Сами при виде этой картины повисали у мужиков и без того отбитые руки и ноги, не слушались и не переступали дальше порога, у которого земля, кажется, на добрых пол-аршина в глубину расступилась и сверху разлезлась, словно по блюду кисель.

Как тут в такую пору дашь от барыни тягу?

Выйдешь за околицу и в глиняной жиже на смех людям последние лапти оставишь…

Да и после княжеской порки редко у кого вправились кости и затянулись рубцы, с рубахами, приросшими к битому телу; залегло Скудилище по печкам, обобрав на гумнах все лопухи для утишения жара, охая и почесывая спины в ожиданьи зимы и какой-нибудь еще новой неотвратимой напасти, и только бабы с темным по неотложному своему домохозяйству труском поспешали к колодцам, страшась друг дружке попасть на глаза… Ох, темные, непроглядимые ночи с волчьим воем у подворотни, с недужливым ветровым подвывом в трубе, от которого, кажется, захвораешь безо всякой болезни, дни-скупердяи с неправдышним светом, за которые ни одной поделки мало-мальски не успеешь доделать, кто вас так терпеливо, кроме русского мужика, выносил да и теперь еще глухими местами выносит?!

*****