Последний вечер в Монреале - Эмили Сент-Джон Мандел Страница 40

– Это не риторический вопрос, а теоретический. Есть разница. – Ее голос сорвался, и она кашлянула. – Горло пересохло.

– Сейчас дам тебе воды. А что самое страшное, что может прийти в голову тебе? – Ему удалось открыть крышку, и он отсыпал в ладонь три белых кружка. Он встал и негнущейся походкой подошел к столику. Понадобилась минута, чтобы найти стакан, который он заприметил раньше. В темноте урчал невидимый кран. Он подержал руку под холодной струей, пока у него не онемели кончики пальцев, затем он коснулся мокрой ладонью лба, прежде чем вернуться к ней. Этому приему его научил Зак. Холодная вода на лбу взбодрила его.

– Что никогда больше не засну. А теперь ты скажи.

Он присел рядом с ней на ковер и коснулся ее запястья. Вложил таблетки в ее ладонь.

– Вот, возьми. Я тебе воды принес.

– Сначала воды. Ну, говори.

– Вот вода.

– Говори же.

– Терпеть не могу одиночества. – Он пригубил стакан и передал ей. Она выпила почти все и проглотила все три таблетки разом. – Где этой ночью Лилия? – Он говорил очень тихо.

– Близко, – сказала она. – Очень близко. – Она допила воду, поставила стакан на ковер и улеглась рядом. Повернулась на бок лицом к свече, спиной к нему. Он остался рядом с ней.

– Что изменится, если ты узнаешь про аварию? Какая тебе разница?

– Просто мне хочется знать, – сказала она. – Я хочу знать, что стряслось с моей семьей. Отец исчез в начале года. Я тебе рассказывала? Продал дом и уехал. И я не знаю куда. Кто бы мог подумать, что оба родителя возьмут да испарятся. Это недостающее звено.

– Но что будет, когда ты его найдешь? Ты будешь довольна? Перестанешь глотать таблетки и развлекать гостей на мальчишниках в VIP-зале по выходным? Какую проблему решит эта информация?

– Тогда я смогу спать, – сказала она, закрывая глаза. – Не повышай голос, пожалуйста.

– Извини.

– Побудешь со мной еще минутку?

– Конечно.

Он оставался с ней до тех пор, пока ее дыхание не замедлилось. Затем встал и нашел на ощупь вешалку. Под ней на детском матрасе лежало скомканное лоскутное одеяло с барашками. Он вытянул одеяло и укутал ее, задул свечу и вышел из комнаты в кромешной тьме.

32

В штате Нью-Мексико, в небольшом городке, который скорее напоминал стоянку грузовиков, в припаркованной машине сидел детектив в помятой федоре. Его интересовала пара, выходящая из ресторана «Утренняя звезда»: мужчина, которого он преследовал несколько лет, и официантка. Согласно запискам Кристофера, мужчине в тот год исполнилось сорок семь. Он выглядел добропорядочно и несколько устало, его каштановые волосы отросли ниже ушей. Женщина была моложе, с прямыми рыжими волосами и в старомодной сине-белой униформе официантки. Она держала квадратную белую коробку. Детектив вспомнил, что завтра шестнадцатый день рождения Лилии и решил, что Клара несет торт по случаю этого события.

Они задержались, выйдя из ресторана. Мужчина привлек к себе официантку, и они мимолетно поцеловались в теплом предзакатном свете. Детектив медленно опустил лоб на руль и оставался в этом положении, закрыв глаза. Он следил за ними пять лет, но уже не помнил зачем. Беспомощный наблюдатель: все знают, что Икар упал в море. Но лишь в одной книге он вычитал, что, возможно, при этом были очевидцы: пастух со стадом на склоне горы неподалеку от океана взглянул на небо и как раз в этот миг узрел внушающий трепет, непостижимый взлет – поначалу неуклюжее хлопанье крыльев сына и отца, пролетавших, словно Дух Божий, над волнами; фигурка, победоносно уменьшаясь, приближалась к Солнцу, и вот Икар так далеко, что пастух его не видит, а только догадывается, где он, по направлению тревожного взгляда отца. А затем вопль с неба, с неизмеримой высоты, ощущение незримого краха над головой и низвержение дребезги воска и перьев, страшное падение в море; отец летит вниз, чтобы схватить свое дитя, но слишком поздно. Клубы перьев поднялись после того, как Икар врезался в морскую гладь. И отец отчаянно выписывает круги в измолотом крылами воздухе. Все это видит пастух, опираясь на посох неподалеку, пока его овцы разбредаются, как облака. Охваченный благоговейным страхом, потрясенный, он, возможно, уже мысленно слагает повествование, чтобы поделиться вечером с женой. Но он спокоен, осознавая свое случайное, неловкое присутствие при событии мирового исторического значения. Его единственная роль в происходящем – смотреть и запоминать. Не всем отведены роли в величайших драмах; кому-то суждено запечатлевать их в памяти.

А может, иначе: память слишком ненадежная штука, чтобы доверять повествование только одному герою. Кто-то должен наблюдать за последовательностью действий для достоверности. Если больше никто не помнит твой рассказ, как же ты докажешь, что все было на самом деле? «Быть свидетелем, – с прискорбием говорил себе мужчина в машине на парковке, – это немаловажно». (Пара удалялась от него к Клариному дому.) Он в одиночку осилил тысячи миль пути, и единственное, в чем он был уверен, это то, что ему больше не хотелось их ловить. Он хотел лишь наблюдать за их бегством. Кристофер поднял голову с руля, потер лицо и решил поговорить с Кларой.

В паре тысяч миль к северу, в другой стране, Микаэла сидела в одиночестве в своей комнате. Она лихорадочно курила, глядя в окно. Ей только что исполнилось шестнадцать, и она отметила это тем, что бросила школу. Пока Микаэла дожидалась отца, которого не видела целый год, по выходным она начала наведываться с рулеткой в старый город. Она была готова на что угодно, лишь бы пройтись по проволоке без страховочной сетки. У нее были свои соображения насчет переулков и канатов.

33

По утрам Клара, позевывая, спускалась в халате по скрипучим ступенькам. На кухне она ненадолго останавливалась у распахнутой задней двери. Она жила на окраине, и все задние дворы по ее стороне улицы выходили на пустыню – кактусы и сухие травы, сине-серая полынь до самых расплывчатых очертаний гор вдалеке. Рухнувшая ограда из ветхого штакетника очерчивала прямоугольный участок за домом, но лужайка была захвачена пустыней еще лет двадцать назад.

Она отошла от двери, чтобы сварить кофе. Лилия наблюдала за ней из-за кухонного стола; ей нравилось сидеть здесь по утрам, читать в теплом свете кухни, но главным образом чтобы пить кофе с Кларой, которая, отмерив на глазок, насыпала кофейные зерна в старинную чугунную кофемолку, привинченную к стене, а затем крутила железную рукоятку до тех пор, пока аромат молотого кофе не заволакивал комнату. Изредка, когда