Николай Чернышевский - Что делать (Черновая редакция романа, варианты, наброски) Страница 42

Поле, и полю ходят муж, - то есть миленький, - и Алексей Петрович; и миленький говорит:

"Вы интересуетесь знать, Алексей Петрович, почему из одной {на одном} грязи родится пшеница, {Было начато: хороший ко} - такая белая, чистая и нежная, - а на другой грязи не может родиться. Эту разницу вы сейчас сами увидите. Посмотрите {Взгляните} корень этого {Далее было: растения, этого} прекрасного колоса, - видите, это грязь свежая, - она, можно сказать, чистая грязь, - вы знаете, на языке нынешней философии это называется реальная грязь. Она грязна, это правда, - но всмотритесь в нее хорошенько, - вы видите, {тут видите,} что все элементы, из которых она состоит, сами по себе здоровы. {Далее было: Вот земля, видите [она], это хорошая земля, вся земля} Они составляют грязь в этом соединении, но пусть немного переменится {переместятся} расположение атомов - и выйдет что-нибудь другое, - и все другое, что выйдет, будет также здоровое, потому что основные элементы здоровы. Отчего это? Обратите внимание на положение этой поляны, - вы видите, что вода здесь имеет сток, и потому гнилости не может быть".

"Да, движение есть реальность, - говорит Алексей Петрович, - потому что движение - это жизнь, а жизнь и реальность одно и то же. {Далее начато: Да, это серд} Но движение есть труд, потому труд есть реальность".

"Так видите, Алексей Петрович, что если из этой грязи {Вместо: из этой грязи - было: а. в эту грязь б. в этой [почве] грязи} вырастет колос, он будет здоровый?"

"Да, потому что это грязь реальной жизни", говорит Алексей Петрович.

"Теперь перейдем на эту поляну. Берем и здесь растение, рассматриваем также его корень. Он также загрязнен, - обратите внимание на характер этой грязи. Нетрудно видеть, что это грязь гнилая".

"То есть фантастическая грязь, по научной терминологии", говорит Алексей Петрович.

"Итак, элементы этой грязи находятся в нездоровом состоянии {Далее начато: как вы} натурально, что как бы они ни перемещались, и какие бы другие вещи не похожие на грязь, ни выходили из этих элементов, все эти вещи будут нездоровые, дрянные".

"Да, потому что самые элементы нездоровы", говорит Алексей Петрович.

"Нам нетрудно будет открыть причину этого нездоровья". {Было: этой гнилости".}

"То есть этой фантастической гнилости", говорит Алексей Петрович

"Да, гнилости этих элементов, если мы обратим внимание на положение этой поляны. Вы видите, вода не имеет стока из нее, застаивается Е потому гниет.

- Да, отсутствие движения есть недостаток труда, потому что труд и движение представляются в антропологическом анализе понятиями тождественными. А без движения нет жизни, следственно нет и реальности; итак, это есть грязь фантастическая, то есть грязь гнилая. Вы видите теперь, почему никакого хорошего растения не может возникнуть из этой грязи"? {на этой почве?"}

"Да, потому что это грязь фантастическая, или гнилая, между тем как очень натурально, что на грязи реальной являются {растут} хорошие растения, так как она есть грязь здоровая. {Начато: реальная} Что и требовалось доказать, - как говорится по-латине".

Как говорится по-латине "что и следовало доказать", - Вера Павловна не может расслушать.

"А у вас, Алексей Петрович, осталась привычка к кухонной латине и к силлогистике", говорит миленький, то есть муж.

Вера Павловна подходит к ним и говорит: "Да полноте вам толковать о своих анализах, тожествах и антропологизмах, - пожалуйста, что-нибудь другое, {Вместо: пожалуйста ~ другое, - было: а. поговорим о чем-нибудь б. Начато: займ} чтоб и я могла участвовать в разговоре".

"Давайте исповедываться", {Давайте сядем} говорит Алексей Петрович.

"Давайте, давайте, это будет очень весело, - говорит Вера Павловна. Но вы подали мысль, вы и подайте {начина} пример исполнения".

"С удовольствием, сестра моя, - говорит Алексей Петрович. - Но вам сколько лет, милая сестра? Осьмнадцать?"

"Скоро будет девятнадцать".

"Но еще нет; потому положим осьмнадцать, и будем все исповедываться за жизнь только до восьмнадцати лет, потому что нужно равенство условий. Я буду исповедываться за себя и за жену. Мой отец был дьячок в губернском городе и занимался переплетным мастерством; {Далее было: чтобы можно было жить} моя мать пускала на квартиру семинаристов. С утра до ночи и мать, и отец все толковали о куске хлеба. Отец выпивал, - но только оттого, когда приходилась нужда невтерпеж, {Далее начато: или когда} - это реальное горе, - или когда доход был порядочный, - он отдавал матери все деньги и говорит: "ну, матушка, теперь, слава богу, на два месяца нужды не увидишь, - а я себе полтинничек оставил, на радости выпью" - это реальная радость. Моя мать часто сердилась, иногда бивала меня, но тогда, {ведь тогда} когда у ней, как она говорила, поясница отнималась от тасканья корчаг и чугунов, и мытья белья {полов} на нас пятерых и на пять человек семинаристов, и мытья полов, загрязняемых нашими двадцатью ногами, не носившими калош, {Текст: и мытье белья ~ калош, вписан.} и ухода за коровой, - это реальное раздражение нерв чрезмерною работою без отдыха, - и когда при всем при этом "концы с концами не сходились", как она говорила, {Далее было: это} то есть нехватало денег на сапоги кому из нас, братьев, или на башмаки сестрам, - это реальное горе. Она ласкала нас, но только тогда, когда {Далее было: могла купить нам} мы, хоть и глупенькие дети, сами вызывались пособить ей в работе, или когда {когда было} мы делали что-нибудь другое умное, или когда выдавалась {она выдавалась} ей редкая минута отдохнуть и ее поясницу "отпускало", как она говорила, - это все реальные радости".

"Ах, довольно ваших реальных радостей и горестей!" {Далее было: Ну, исповедуйтесь}

"В таком случае, позвольте начать исповедь за жену".

"Не хочу слушать, {Далее было: будут} в ней точно такие же реальные горести и радости". {Далее было: ведь она мне рассказывала}

"Совершенная правда".

"Но, быть может, вам интересно будет выслушать мою исповедь", говорит Серж, неизвестно откуда взявшийся.

"Посмотрим".

"Мои отец и мать, хотя были люди богатые, точно так же вечно толковали о деньгах, - и богатые люди не свободны от таких же забот".

"Вы не умеете исповедываться, Серж, - любезно говорит Алексей Петрович: - вы скажите, почему же они толковали о деньгах? Какие расходы их беспокоили? Каким потребностям {Какие потребности} затруднялись они удовлетворять?"

"Да, конечно, я понимаю, к чему вы спрашиваете. Но оставим этот предмет. Обратимся к другой стороне их мыслей. Они также заботились о детях". {любили детей".}

"А кусок хлеба был обеспечен их детям?"

"Конечно, но надобно было позаботиться".

"Не исповедуйтесь, Серж, - говорит Алексей Петрович, - мы знаем вашу историю: заботы об излишнем, мысли о ненужном, - вот почва, на которой вы выросли, это почва фантастическая. Потому, посмотрите вы на себя: вы от природы человек и неглупый, и очень хороший, - к чему вы пригодны, на что, кому вы полезны?"

"Пригоден к тому, чтобы провожать Жюли повсюду, куда она берет меня с собою; полезен на то, чтобы Жюли могла кутить", отвечает Серж. {Далее начато: Ах, какой}

"Из этого мы видим, - говорит Алексей Петрович, - что фантастическая или нездоровая почва..."

"Ах, как вы надоели с вашею реальностью и фантастичностью - давно все понятно, а они продолжают толковать", говорит Вера Павловна.

"Так не хочешь ли потолковать со мною? - говорит Марья Алексеевна, тоже неизвестно откуда взявшаяся: - вы, господа, удалитесь, потому что мать хочет поговорить с дочерью".

Все исчезают. Вера видит себя {Верочка остается} наедине с Марьею Алексеевною. Лицо Марьи Алексеевны принимает насмешливое выражение.

"Вера Павловна, вы образованная дама, вы такая чистая и благородная, говорит мать, {она} и голос ее дрожит от злобы: - вы такая добрая, - как мне, грубой и злой пьянице, разговаривать с вами? {Далее было: А не помните ли} У вас злая и дурная мать, - а позвольте вас спросить, об чем эта мать заботилась? О куске хлеба, - это по-вашему, по-ученому, реальная, истинная человеческая забота - не правда ли? Вы слышали ругательства, вы видели дурные дела и низости, - но какую цель они имели? пустую, вздорную? Нет, сударыня, какова бы ни была жизнь вашего семейства, но это была не пустая фантастическая жизнь. Видите, Вера Павловна, я выучилась говорить по-вашему, ученому. Но вам, Вера Павловна, прискорбно и стыдно, что ваша мать злая женщина? Вам угодно было бы, чтоб я была доброю и честною женщиною? {Было начато: было бы иметь [добр] мать} Я колдунья, Вера Павловна, я могу исполнить ваше желанье. Извольте смотреть, {Далее было: у вас мать добрая женщина, смотрите, смотрите} Вера Павловна, {Далее было: что такое вам представляется, вот} ваше желанье исполняется, - я, злая, исчезаю, смотрите на добрую вашу мать и ее дочь".

Кровать. На кровати женщина {Далее было: [лет] одних лет с Марьею Алексеевною и лицо} - да это Марья Алексеевна, только добрая, {Далее было: у кровати} - зато какая она бледная, дряхлая в свои 45 лет, какая изнуренная, - у кровати девушка лет восемнадцати, - да это я сама, это я, Верочка, только какая же оборванная, - да что это? У меня и цвет лица какой-то желтый. Да и комната какая бедная! {Ах, какая комната} Мебели почти нет. "Верочка, друг мой, ангел мой, - говорит Марья Алексеевна, - приляг, отдохни, мое сокровище, {Начато: мой др} - ну что на меня смотреть, я и так полежу, - ведь ты третью ночь не спишь".