Раиса Крапп - Пересекающий время Страница 42

- Разумеется, подобного нельзя исключать, хотя, думаю, такая вероятность ничтожно мала. Я не безумец и, безусловно, должен буду это принять. Если сочту абсолютно доказанным, а не притянутым за уши в качестве перестраховки, как действует иногда Комитет по Этике.

- Позвольте! - возмутился представитель, но Станов примиряющим жестом прервал его.

- Согласен с вами, Граф. Теперь, что касается ваших подопечных. Независимо от будущего решения, сейчас мы должны позаботиться о них. А то пока обсуждаем, исчезнет сам предмет обсуждения. Надо создать что-то вроде карантинной зоны, что ли. Что вы можете предложить, командор Граф?

- Режим полевой границы. Повесить несколько энергобуев и опустить полевой заслон. Буи дополнительно оснастить контрольной аппаратурой, чтобы при необходимости перемещать заслон, перераспределять буи.

- Заслон между рекой и селением?

- Да.

- Но к реке непременно пойдут наблюдатели. Как исключить их встречу с энергобарьером?

- Я все объясню Лиенте.

- Надеетесь, он поймет и спокойно примет?

- Как принял ТП-связь, глейсер и еще кое-что по мелочи.

- М-да, вы идете напролом, Граф, это не самый лучший метод. Мелочи! хмыкнул Станов. - Ну, а что скажете по поводу собственного здоровья? Полагаю, вам надо серьезно заняться им. Конечно, вашим физическим данным остается только завидовать, но, сколько же можно испытывать себя на излом?

- Да, Андрей, - поддержал Румовский, - тут двух мнений быть не может. Ты ввел к эритянам двух своих сотрудников, они будут продолжать контакт, а ты отправляйся в распоряжение врачей, им надолго работы хватит.

- Я готов отдать себя на врачебное обследование и четко выполнять курс лечения, но не стационарно. Я останусь с эритянами до тех пор, пока не решится их судьба.

- Для вас существует понятие дисциплины Граф?

- Оставим его в покое, - вмешался Калныньш. - Наверно, так для всех будет лучше. У эритян теперь будет спокойно - почти курортная зона. Обяжем его регулярно проходить медконтроль, но уж если доктора заметят ухудшение слышишь, Андрей? - тогда не обессудь, под арестом заставим лечиться.

- Согласен, - разулыбался Андрей.

- Ну, что ж, - недовольно проговорил Румовский, - будь по вашему.

- Я должен кое в чем признаться, - сказал Андрей.

- Неужели еще не все? - Станов на экране недовольно заворочался в кресле.

- У нас на Блоке находятся шесть раненых эритян в коматозном состоянии, среди них - ребенок.

Помолчав, Румовский сказал:

- Вы с поразительной легкостью идете на нарушения, Граф.

- Спокойно смотреть на погребальный огонь, зная, что в нем - живые? Согласно правилам? - резко сказал Андрей. - Я исходил из обстоятельств. Сделай я тогда запрос, мне бы ответили отказом. А для шестерых это означало - смерть. Я считаю, что мой поступок адекватен обстоятельствам. Впрочем, формально, я, безусловно, виноват и готов нести наказание.

- Формально, он, видите ли, виноват! - проворчал Станов. - Илвар, будь другом, отвесь ему затрещину вместо меня.

- Да он и так весь битый.

- Ну что ж, как говорили наши мудрые предки, за одного битого двух небитых дают. Свободен, народный любимец, отдыхай.

- Вы оставляете мне Отряд?

Члены Совета обменялись улыбками.

- Иди, пока не передумали, - посоветовал Калныньш.

- Только впредь постарайся быть более законопослушным, - не удержался Станов.

- Я постараюсь, - серьезно сказал Андрей.

Часть восьмая

* * *

Разведчики дождались отпуска. Но о первоначальных планах никто и не вспомнил. Они оговорили себе особую привилегию - прямой контакт с людьми Нового Эрита, и активно помогали им адаптироваться в новых условиях.

Эритяне обрели родину, Планета - хозяев. Переселение прошло абсолютно спокойно - постарались предусмотреть любую мелочь, чтобы сделать его безболезненным. Андрей приступил к его осуществлению в тот момент, когда однажды возродил среди вождей мысль о необходимости уходить в другие земли. "Здесь, в полоненном Эрите, нам не позволят остаться свободными. Зачем налаживать жизнь, которая в любой час может быть нарушена?" Потом, в разговоре с Лиентой он мельком сказал о том, как было бы хорошо при переселении воспользоваться летуном, это избавило бы от многих тягот. Он подал эту версию, как несерьезную фантазию, неожиданно скользнувшую в сознании. Но мысль эта была столь привлекательна, что Лиента, пропустив ее через свое сознание, вскоре не выдержал и вернулся к этому разговору. В результате, через некоторое время Совет вождей и старейшин с нетерпением ждали дня, на который Андрей назначил демонстрацию чудесной летающей повозки. Благодаря авторитету Лиенты и Андрея глейсер не вызвал ни страха, ни настороженности - лишь благоговение перед чудо-повозкой, ее размерами (на сей раз это был

транспортник) и возможностями.Остальное было делом техники.

За перемещением эритян сквозь толщу времени в сотни тысячелетий наблюдали многие миллионы людей у экранов стереовизоров. Но эритяне об этом понятия не имели - на время перехода Андрей погружал своих пассажиров в сон, и они приходили в себя в тот момент, когда машина опускалась в небольшую солнечную долину, прикрытую с трех сторон пологими склонами гор, и стекающую к широкой, полноводной реке. После этого все, что касалось перелета, становился только восхитительным воспоминанием. Гораздо существеннее было то, что кровавый Гуцу с ордами варгов остался далеко, вокруг - девственная джайва с невиданным обилием зверья, спокойная река, где рыба сама плывет в руки, и надо начинать новую жизнь.

В контактах с эритянами были осторожны и бережны. Связи с ними ограничили до минимума и осуществляли только через группу Графа. Переселенцы строили привычные жилища, охотились своим оружием; одежда, пища, образ жизни - все оставалось прежним. Все старались сделать так, чтобы эритянам ничто не могло показаться странным или подозрительным в окружающей их действительности.

Вернулись к матерям и женам шестеро, которых выхаживали на Комплексе. Но тщетно пытались выспросить у них - как там, в той далекой стране, откуда летун приносит Дара и его друзей, - возвращенные к жизни тщетно будили свою инверсированную память.

* * *

Лугары и горожане решили строить общий поселок на берегу реки, другие отделились, нашли удобные места поблизости, начали обустраиваться.

Лето подходило к концу, и надо было успеть до холодов построить теплое жилище, сделать припасы на долгие зимние месяцы. Работы хватало всем - к вечеру валились с ног от усталости. Но работа была и панацеей, тяжелый труд не оставлял времени воспоминаниями бередить кровоточащие раны памяти. Люди начали понемногу оживать, радоваться успехам, вновь появились улыбки, изредка раздавался смех.

Андрей работал наравне с другими - рубил деревья, таскал бревна, копал землю. Плечи под жарким солнцем

сделались бронзовыми, волосы совсем выгорели - теперь только браслет ТИССа выделял его среди лугар. Но это только внешне - на самом же деле его неизменно отмечало особое к нему отношение: особая приветливость, теплота; в его тарелке оказывался самый лакомый кусок, его постель - самой мягкой и удобной, пропотевшая за день рубаха к утру лежала у изголовья тщательно выстиранная и любовно заштопанная.

Такая чуткая забота, атмосфера любви, безмятежный покой, здоровая физическая нагрузка были целительны. А как хороши были длинные вечерние сумерки, когда почти весь поселок собирался у большого центрального костра. Здесь женщины часто пели. Что за голоса, что за дивные песни звучали тогда! Часто просили петь Дэяну. Ожила девушка. А ведь ходила - головы не поднимала, глазами в землю смотрела, будто хотела сделаться незаметнее, будто виновата была, что испила столь горькую чашу. Раз Андрей ее такой увидел, другой и указал на нее Линде. И подняла голову девочка, расцвела. Теперь ее песнями заслушиваются, забывают о своих печалях.

Рядом с Андреем всегда стараются примоститься мальчишки, Дар стал их кумиром. Очевидцев побоища у болота - подростков-санитаров - могли слушать без устали и с замиранием сердца. Приукрашенные фантазией рассказчика, те истории слагали легенду о Даре-воине. А уж когда Андрей согласился в короткие часы отдыха учить их боевым приемам, радости мальчишек не было предела. К восхищению добавилось почитание Учителя - не существовало для мальчишек ничего более авторитетного, чем слово Дара. Они смотрели на него влюбленными глазами, горды были получить от него какое-либо поручение. Андрей привык, что в любой момент где-то рядом с ним Лан, или Данька, или еще кто-нибудь вихрастый и тонконогий. С присущей всем эритянам деликатностью они не путались под ногами, не мешали, но чутко улавливали момент, когда могли оказаться нужными, и вырастали словно из-под земли. Как ни странно, чуждый всяким сантиментам, по роду профессии далекий от общения с детьми, Андрей любил этих маленьких человеков. Он относился к ним с каким-то странным благоговением, очень уважительно и бережно. Детство было целым миром с его тайнами, законами и отношениями. Причем мир этот оказывался недоступным взрослым и раскрывался перед очень немногими, наглухо и неотвратимо захлопываясь перед малейшей фальшью. Впрочем, ни о чем таком Андрей и не думал, просто искренне уважал своих маленьких друзей. Они никогда не были ему помехой, не вызывали раздражения или досады.