Фаддей Булгарин - Димитрий Самозванец Страница 42

– Димитрий Иванович жив! – сказала Калерия. – Да ниспошлет ему Господь Бог успех в правом деле. Не стану удерживать тебя на поприще славы, но хочу последовать за тобою. Почему же супруга царского друга не может явиться к государю? Обвенчаемся, и я еду с тобою, буду услаждать труды твои нежным соучастием, оберегать в опасностях… Для любви нет ничего невозможного!

– Нет, любезная Калерия! я не могу явиться теперь к царевичу с женою. Мне предстоит много трудов, разъездов, переговоров. Я должен буду переноситься с места на место. Может быть, я должен буду искать помощи в Крыму, в Цареграде. Твое сопутствие подвергнет тебя и меня опасности и повредит делу. Ты знаешь уже, что я прибыл сюда с Леонидом в одежде инока. Эта одежда спасает меня от взоров любопытных и открывает вход всюду, где мне должно будет хлопотать тайно о делах царевича. Я не могу странствовать с женщиною.

Калерия задумалась и отвечала:

– Я не променяю блага отечества на собственное счастье. Иди, куда призывает тебя долг, честь и присяга! Оправдываю и цель твою, и средства, ибо для отечества должно всем жертвовать. Но мы можем обвенчаться тайно, и если тебе суждено погибнуть в великом подвиге, я не переживу тебя, но умру законною женою Иваницкого, друга Московского государя.

Иваницкий помолчал немного, как бы собираясь с мыслями, и наконец сказал:

– Хорошо, друг мой! Если для твоего спокойствия нужно это, я готов. Послезавтра обвенчаюсь с тобою. У меня за Днепром в одной деревне есть приятель священник. Я предуведомлю его – желание твое исполнится.

Иваницкий поцеловал Калерию и сказал, что он завтра к ней не будет, ибо должен приготовить все к тайному выезду и бракосочетанию. Любовники расстались.

ГЛАВА V

Несчастная жертва честолюбия. Таинственный человек открывается. Нечаянная встреча. Буря. Запорожец.

Матушка, позволь мне, пойти сего дня на посиделки к Вареньке Кудряшевской! – сказала Калерия.

– Изволь, друг мой! только возвратись пораньше, да берегись сырой ночи. Вы так поздно сидите, что, право, страшно, когда долго нет дома.

Калерия надела на себя новый бархатный сарафан, голову украсила жемчугом и покрыла фатою, накинула на плеча душегрейку и вышла со двора в сумерки. Старая служанка проводила ее до ворот приятельницы Вареньки Кудряшевской.

Калерия поздоровалась с подругою и, посидев у нее несколько минут, вышла, сказав, что ее дожидается на улице служанка. Иваницкий ждал ее за углом. Он взял Калерию за руку и в безмолвии повел к берегу. Рука Калерии трепетала в руке его. Пониже парома старый рыбак дожидался их с лодкою. Иваницкий оставил старика на берегу, посадил Калерию в лодку, взял весла и поплыл вниз по реке.

Печально сидела Калерия и смотрела на небо. Полная луна освещала великолепное зрелище, посребряла струи вод и вершины дерев. Широкие тени разлетались на пригорках. Иваницкий не промолвил слова и с усилием действовал веслами. Лодка быстро плыла по течению, и вскоре златые верхи церквей киевских скрылись из вида. Они выехали в пустынное место, где Днепр протекает между лесом.

– Ты печален, друг мой! – сказала Калерия, – неужели я причиною твоей горести?

Иваницкий молчал.

– Неужели я заграждаю тебе путь в жизни к твоим великим намерениям? – спросила Калерия.

– Заграждаешь! – сказал хладнокровно Иваницкий.

– Неблагодарный! – воскликнула Калерия. – Не я искала тебя, но ты нашел меня и разрушил мое спокойствие, мое счастие. И тогда, как я решилась отпустить тебя от себя, отпустить, быть может, навеки и остаться одна с моею горестью, ты говоришь, что я заграждаю тебе путь в жизни! Вот награда за мою любовь, за мою жертву! Иди на опасности, иди один, если не хочешь взять меня с собою. Но скажу тебе вперед: когда подвиг твой совершится, когда царевич Димитрий воссядет на престоле предков своих, я явлюсь к тебе, хотя бы ты был на первой степени в государстве; явлюсь не к вельможе, но к супругу, которого залог любви уже ношу под сердцем. Так! знай, что я уже мать! Не предам на поругание невинной жертвы моей слабости и твоего злодейства, не останусь в пустыне малодушно оплакивать свое легкомыслие! Если б ты был не только первый вельможа царя Димитрия Ивановича, но сам царь – я бы потребовала прав моих среди двора и народа, уличила бы преступника и сказала бы всенародно: он обманул бедную, беззащитную жену; он не может пользоваться доверенностью народа; обманщик не в состоянии быть правосудным…

– Замолчи! – воскликнул Иваницкий.

– Мне молчать! Нет! ты обольстил меня, но я не хочу обманом заставить тебя произнесть вечную клятву пред алтарем. Гнушаюсь всякого подлога. Объявляю тебе, что никакая сила на земле не в состоянии разлучить меня с тобою. Я не могу ни принадлежать другому, ни жить без тебя. Ты клялся быть моим навеки, я поверила, отдалась тебе: я твоя, но и ты мой; одна смерть разлучит нас!

– Ты хочешь моей смерти, – сказал Иваницкий, злобно улыбнувшись.

– Я думала о твоем счастье, а не о смерти. Но твоя холодность, твой мрачный вид, твое равнодушие к моим страданиям убивают меня. Ах, если б ты еще любил меня!

– Любишь ли ты меня? – спросил Иваницкий, положив весла и посмотрев пристально на Калерию.

– Неблагодарный! Смеешь ли ты спрашивать об этом, после той жертвы, которую я принесла тебе?

– Любовь испытуется жертвами не такого рода, как ты думаешь. Кто любит, тот охотно пожертвует собою для блага любимого предмета. Я бы охотно посвятил тебе жизнь мою, но я нахожусь в таком положении, что не могу этого сделать. Калерия, будь великодушною и откажись от меня: дай мне свободу!

– Боже мой, до чего я дожила! Послушай, Иваницкий: ты мне омерзителен. С этой минуты никогда взгляд любви не обратится на тебя. Отказываюсь от тебя, даю тебе свободу, но ты должен обвенчаться со мною – не для меня, а для детища, которое ношу в утробе. Пусть священник благословит нас – и тогда ступай с Богом! Я не хочу знать тебя.

– Этого быть не может. Я не могу с тобою обвенчаться, – сказал Иваницкий.

– Зачем же ты вывез меня из города, в эту пору? Какие твои намерения?

– Неистовая твоя страсть заставляла меня молчать перед тобою в Киеве, а внезапное бегство могло бы повредить доброй моей славе. Я вывез тебя… чтоб упросить дать мне свободу…

– Лжец! Ты имеешь какой-нибудь злой умысел. Вот колокольня той церкви, где мы должны были обвенчаться. Вези меня к берегу!

Иваницкий молчал и продолжал грести.

– Вези меня к берегу! – воскликнула Калерия, – или я заставлю тебя раскаяться в твоем умысле! – При сих словах Калерия вынула нож из-за пазухи и бросилась к Иваницкому. – Вези меня к берегу! – повторила она. – Сердце мое говорит, что ты готовишь мне погибель.

Иваницкий бросил весла, поднялся с своего места и, схватив Калерию за руку, отнял нож и бросил в воду. Калерия ухватилась за саблю Иваницкого, но лодка сильно покачнулась, и она упала ему на руки.

– Так умри же, неотвязная! – воскликнул Иваницкий и бросил несчастную в Днепр.

Раздался пронзительный вопль, и Калерия скрылась в волнах. Иваницкий отворотил голову в другую сторону, ударил веслами, и лодка помчалась.

Он взглянул на небо: та же луна, которая освещала убийство дьяка под Москвою, светилась между облаками. Он отвратил взоры. Кровь в нем волновалась сильнее, нежели воды в Днепре. Голова горела, он был в исступлении, крепко сжимал весла в руках и, как будто озлобясь на Днепр, сильно ударял по его поверхности. Лодка скоро удалилась от места преступления. Иваницкий причалил к берегу и вышел в лес.

По берегу чрез лес пролегала тропинка. Иваницкий без всякого намерения свернул на нее и вскоре вышел на небольшую поляну. Два всадника предстали пред него: один был Леонид, второй – друг его юности, киевлянин. Иваницкий остановился.

Леонид соскочил с коня и бросился к Иваницкому.

– Где сестра моя, где Калерия? – воскликнул он. – Я все знаю. Ко мне послан был гонец в Львов в ту минуту, как холодность твоя обнаружилась. 11о несчастию, я не застал Калерии, но она оставила письмо к матери, в котором уведомила, что в эту ночь должна обвенчаться с тобою в селе Китаевском. Я едва прибыл этого вечера в Киев и случайно узнал от рыбака, что ты поплыл с Калерией в лодке. Где она, где сестра моя?

Иваницкий молчал. Эта нечаянная встреча казалась ему карою самого провидения.

– Где сестра моя, говори, злодей! – возопил в ярости Леонид. – На лице твоем начертано преступление. Ты бледен, глаза твои пылают, как у лютого зверя, язык онемел… Что ты сделал с Калерией, куда ты девал ее?

– Она там! – сказал Иваницкий, указав рукою на небо.

– Изверг, ты убил ее! – воскликнул Леонид. – Где труп несчастной сестры моей? где моя Калерия?

– Она сама бросилась в волны Днепра! – сказал Иваницкий дрожащим голосом, потупив глаза в землю.

– Ты ее убийца – умри же, злодей! – возопил Леонид, выхватил нож и устремился на Иваницко-го. Он отскочил назад, обнажил грудь и, остановясь, сказал: