Урманы Нарыма. Роман в двух книгах - Владимир Анисимович Колыхалов Страница 43

с полным перечнем стройматериалов, необходимых для завершения коровника. Румянцев звонил в Парамоновку секретарю райкома Кучерову, и тот просил обсчитать объем бруса и всего остального, чтобы при разговоре с Латуниным, появление которого в Кудрине ожидалось к двенадцати часам дня, не заглядывать в потолок. Иначе говоря, нужно было подать Викентию Кузьмичу письмо ясное и лаконичное. Кучеров сообщил, что первый секретарь обкома останется в Кудрине ночевать и на другой день проведет депутатский прием.

— Как у тебя с заготовкой кормов и уборкой? — спросил секретарь райкома.

Румянцев представил себе его ожидающее, внимательное выражение глаз, впалые смугловатые щеки и ответил раскатистым баритоном:

— Пока все идет без помех, Игнатий Григорьевич. Как говорится, вперед шибко не лезем и сзади не отстаем. Силос, сенаж закладываем. Солому скирдуем. Она пригодится! Рогачевское отделение в этом году по зерновым опять лучше других. И снова зашевелилась во мне прежняя мысль, Игнатий Григорьевич!

— Какая?

— А чтобы Чуркину весь яровой клин отдать, а остальным отделениям — кормовые культуры. Вы же знаете, что у нас Чуркин черный пар держит. Ругают, конечно, его за самовольство, а он на своем стоит. Зато у него и зерно! От стариков приходилось вам слышать, какие хлеба в Рогачеве богатые были? Бабы снопы вязали — друг дружку не видели.

— Ясно, к чему ты клонишь.

— Хочу свое наболевшее, если придется, высказать Викентию Кузьмичу. И еще вопрос… Записку мою в облисполком помните? Да, по мясу. Частичный забой скота мы ведем, а холодильников не имеем. Чехарда получается: мясо от нас самолетами отправляют на Север нефтяникам, идут на такие затраты, а потом часть этого мяса, опять самолетами же, обратно везут к нам в Кудрино для снабжения геологов, сейсмиков, буровиков. Ну разве это разумно? Разве по-государственному? Разумнее реализовывать нам по фондам тонн пятьдесят на месте. Прямая выгода.

— Высказывай, что у тебя еще накипело?

— С электроэнергией бедствуем.

— Потерпите — осталось не так много ждать, — ободряющим голосом сказал Кучеров. — От Парамоновки к вам тянут линию электропередач. Недавно на вертолете трассу я облетал. Просека — километров двести идет, а вырублена — как по линейке. И чистота! Весь строевой лес подобран, в штабеля сложен. Помнишь, как доставалось раньше за это от Викентия Кузьмича? Ну, так учли, что называется, критику! Огромную работу проделали лэповцы. Одного леса убрали на тысяче гектаров. Опоры уже к вам пошагали…

— Хорошо! Значит, не надо будет нашего представителя опять посылать в Ленинград на завод «Русский дизель» со слезным письмом о помощи.

— Помню я эту одиссею! — подхватил Кучеров. — Тогда ленинградцы, спасибо им, отгрузили вам дизель для электростанции. Они бы и вновь помогли, да надобности такой уже нет. Дадут вам в ближайшее время государственную электроэнергию!

— Спасибо за важное сообщение, Игнатий Григорьевич!

— Я вот что скажу тебе, Николай Савельевич, — продолжал Кучеров. — Мы ничью инициативу не сковываем. Обращайся к Викентию Кузьмичу со своими вопросами, но прошу об одном: подумай и взвесь. Чтобы все доказательно было, обоснованно. Ты знаешь, Латунин пустых разглагольствований не любит…

В это время Кучерова попросила междугородная станция, и Николай Савельевич, наскоро попрощавшись, положил трубку.

Времени было без пяти восемь утра. Румянцев подумал о нелегкой и беспокойной работе Игнатия Григорьевича, что вот он уже и в годах, и везет этот воз лет пятнадцать, болезнь себе нажил — гипертонию, а никто от него стонов и жалоб не слышал. Как-то прошел слух, что Кучерова берут в область на повышение, но он отказался, ссылаясь на то, что не все еще успел сделать полезного для здешней земли, которая была ему тоже родной. Нефтепровод прокладывали через Парамоновский район при нем. Мощную насосно-перекачивающую станцию строили при нем. И телевидение тут появилось при его же настойчивости. Теперь надо освоить месторождения и выстроить город. Самое время держать крепко руку на пульте. А когда будет исполнено заветное, можно найти где-нибудь поспокойнее поприще.

Кучерова в районе ценили, а его отказ от повышения еще больше придал ему доброй славы и человеческого уважения. К Румянцеву он относился почтительно, ровно, видел в нем человека незаурядного и, зная, на какой трудный пост он согласился пойти, держал его в поле зрения и помогал, чем мог и как мог. Обещаний давать Кучеров не любил, а брался и делал; если сил не хватало — отказывал сразу, не водя за нос. Так вышло с коровником в Рогачеве: уж больно со скрипом пробивались такие крупные внеплановые стройки. Но помощь Латунина, на которую крепко надеялся и Кучеров, позволит довершить начатое.

Румянцев стоял у окна и с грустью смотрел на моросящий дождь.

— Похвалился, что все у меня хорошо с уборкой урожая, а вот он и гость-злодей, непрошенный и ненужный, — сказал Николай Савельевич.

— Не хвастался бы, поди, за язык не тянули, — обронила Катя. — Глядишь, и туча мимо прошла бы…

— Ну, я, во-первых, не так уж и хвастался, — нахмурился Николай Савельевич. — По состоянию на сегодняшний день мы не отстаем на уборке зерновых, а по кормам — даже с опережением идем. Одна бригада Игнатова Михаила по два плана дает. Вот кто умеет держать в руках коллектив! Сам пашет, как вол, и других за собой тянет… Дождь, конечно, некстати, да что нам он! Мокрый дождя не боится, а голый — разбою. Надоест поливать — перестанет.

— За Чуркиным надо бы отправить Рудольфа Освальдыча, — проговорила Катя.

— Сейчас пошлю.

Жена подала к чаю оладьи, малину, толченную с сахаром. Вид у Кати был невеселый: губы поджаты и глаза тусклые.

— Чего эго ты такая сегодня? — спросил Румянцев.

— Погода действует.

— Да не поэтому! День с Чуркиным по телефону не поболтаешь, и уже на лице скорбь вселенская! Уж не влюблена ли ты в Тимофея Ивановича?

— Давно! А ты и не знал? Вот не догадливый муж у меня! — Катя наигранно фыркнула, глаза ее ласково, насмешливо заблестели.

— Люблю откровенность. Люблю, когда ты разудалая, стремительная, когда у тебя в складках платья ветер порхает.

— Смотри-ка чо!