Павел Лукницкий - Ниссо Страница 44

- Я умру прежде, чем она вырастет! Дикому козлу среди камней и тому каждый день нужно щипать траву.

- У тебя есть трава.

- Это что? О девчонке ты говоришь? Скажи, у Азиз-хона гнев один на нее или любовь?

- Зачем тебе знать это?

- Хэ, зачем! Гнев один - больше сорока монет не даст, просить нечего. Любовь - даст сто монет, умно поговорить - двести даст! Как ты разговаривал с ним?

Кендыри надоели жалобы Мирзо-Хура.

- Хочешь знать как? Хорошо. Я тебе скажу. Я не разговаривал с ним.

- Ты не был у Азиз-хона? - всплеснул руками купец. - Ты же мне сказал: был.

- Был во владениях его. Ниссо от него убежала, разве не довольно мне знать?

- Кендыри, я не понимаю тебя! Почему ты не разговаривал с ним?

- Разговаривать - обещать. Обещать - сделать. А девчонка пока еще здесь.

Мирзо-Хур понял, что Кендыри злится. Всегда, когда Кендыри злился, он говорил отрывисто. Но Мирзо-Хур хотел выяснить все до конца:

- Сегодня здесь, завтра там будет. Как рассуждаешь? Сегодня собрание. Верные ходили ко мне, я к ним тоже ходил, думают одинаково: гнать ее надо отсюда. Свое слово скажут. Я тоже скажу. Ты скажешь, и разве тебя не послушают? Есть люди - знают: за твоими словами горы. Ты разговаривать будешь?

Кендыри слушал нахмурясь. Даже всегдашняя застывшая улыбка сошла с его насупленного лица. Он медлил с ответом, явно испытывая терпение купца.

- Возможно, буду... - наконец неопределенно ответил он и добавил с досадой: - Довольно об этом, Мирзо. Смотри, народ идет. Я что? - Кендыри хихикнул. - Брадобрею тоже деньги зарабатывать надо! А ты... хочешь быть маловерным? Уйти хочешь? Иди! Только, уйдя, с кого получишь долги?

- А живя здесь, я их получу?

- В сто раз получишь, Мирзо! Когда у верблюда большой путь в пустыне, он семь дней ничего не пьет! А если терпенья нет - дело твое, иди!

Оставив встревоженного купца, Кендыри, помахивая бритвой, встал под навесом цирюльни, осклабился двум подошедшим к нему надменным старикам. Купец, пожевывая губами, медленно удалился в лавку.

Острогранный коричневый камень составлял все оборудование цирюльни. Посетитель, подогнув ноги, усаживался на камень; рядом с посетителем Кендыри ставил большую деревянную чашку с мутноватой речной водою. Один из двух пришедших стариков, зобатый, с всклокоченной бородой, сказав слова приветствия, занял указанное ему место и замер в молчании. Второй старик присел на корточки и, прислонившись к стене, подставил солнцу свое лицо, закрыв пораженные трахомой глаза, казалось, задремал.

Кендыри, стоя над стариком, принялся скрести его лицо. Ни мыла, ни полотенца, ни каких-либо иных принадлежностей не полагалось. Жесткие волосы старика скрипели; стиснув зубы, он терпеливо дожидался конца операции.

Напрасно было бы думать, что в искусстве бритья Кендыри не знает ничего более совершенного. Бреясь в одиночестве сам, он пользовался маленькой сингапурскою бритвою; усердно мылил кисточкою свои тугие длинные щеки и, глядясь в зеркальце, думал, что если в его лице нет и намека на красоту, то все-таки даже среди сиатангцев ему не следует быть заросшим щетиною. Сиатангцев же он брил так, как делал бы это на его месте всякий иной бродячий брадобрей в пределах Высоких Гор. И сейчас, едва жесткие волосы зобатого старика притупили бритву, Кендыри, отдернув левый рукав рубашки, плюнул на свою волосатую руку и стал править о нее бритву так, словно его рука была самым замечательным оселком.

- На собрание, Науруз-бек, придешь? Невзначай спросил Кендыри молчаливого посетителя.

- Мимо меня этот день. Что буду на собрании делать?

- Знаю: участка тебе нет, вода канала не для тебя, - произнес Кендыри. - Но ты приходи. Русский много говорить будет.

- Не для меня будет.

- Может быть, против тебя будет. Волки нападают на стадо, пастухи не должны бежать.

- У пастухов таких зубов нет. Старый судья теперь не судит, сельсовет теперь судит. Я теперь не пастух, я овца.

- Старый судья может справедливое слово сказать... Разве ты не считаешь, что Бобо-Калону тоже нужно участок дать?

- Бобо-Калон бедней всех сейчас, - тихо произнес Науруз-бек и нагнул голову, предоставляя брадобрею заросшую, морщинистую шею. - Но справедливости нет. Ничего не дадут ему.

- Откуда знаешь?

- Есть и факиры, которые думают так, как я. Исоф недавно при всех говорил, через него пробовали мы наше слово. Бахтиор собакой Бобо-Калона обругал, сам Бобо-Калон слышал.

- Да-а... - протянул Кендыри, берясь за голову старика, - а ты все-таки приходи. Поговори с Бобо-Калоном сначала. Другие будут дела. Все придут. Так нужно.

- Если нужно, приду! - согласился Науруз-бек и замолк.

Возясь с всклокоченной бородой старика, Кендыри посматривал на пустырь, простирающийся за лавкой до осыпи, которой ограничивалась нижняя часть сиатангской долины. Он давно уже заметил несколько бродивших там ущельцев; изучая намеченные башенками участки, они, видимо, рассуждали о том, кому какой участок достанется. Среди этих людей Кендыри видел Исофа и Карашира, они о чем-то горячо спорили, размахивая руками, сердясь, наклоняясь к канавкам, перебрасывая с места на место камни...

Кендыри знал, о чем они спорят, и знал, что их спор бесполезен, но он был доволен: страсти в Сиатанге разыгрываются. С нетерпением ждал он, когда спорщики приблизятся к цирюльне.

Отпустив Науруз-бека, Кендыри занялся вторым стариком. Науруз-бек тем временем зашел в лавку, и оттуда слышался приглушенный разговор. Кендыри не сомневался, что купец говорит о Ниссо.

Брея старика, Кендыри спокойно обдумывал каждое слово, какое он скажет сегодня на собрании. От этих слов зависит многое в успехе задуманного им плана - плана, подобного шахматной доске, на которой каждый из ущельцев рано или поздно станет двигаться сообразно его желаниям. Ошибок с этой сложной и умной игре не будет, надо только продумать все до мелочей!

Когда второй, торопливо побритый старик поднялся с камня, а яростно спорящие Карашир и Исоф были уже близко и можно было заговорить с ними, не повышая голоса, Кендыри произнес:

- Подойди, Карашир! Бороду поправить надо тебе?

- Не надо, - с важностью ответил Карашир, однако подошел ближе.

- Почему не надо? Сегодня праздник. Ничего с тебя не возьму, хочу сделать твое лицо красивым. Садись! И ты, Исоф, тоже садись, подожди. Кендыри подавил смешок и добавил: - Всем, кто участки получит, сегодня даром бороды брею!

"Кто откажется от бесплатной услуги? - подумал Карашир, сел, скрестив ноги, на камень, поморщился под бритвой, коснувшейся его шеи. Исоф, все еще думая об их споре, не решился, однако, продолжать его в присутствии Кендыри и молча уселся на землю.

- Скажи мне, Карашир, - сказал Кендыри, - с нового участка камни на спине станешь таскать?

- Почему на спине? Осел есть у меня.

- А если Мирзо-Хур за долги возьмет у тебя осла?

Карашир отодвинулся, отстранил рукой бритву, уставился в склоненное над ним лицо брадобрея.

- Почему возьмет?

- А что еще с тебя взять?

Карашир уверенно махнул рукой:

- На будущий год богатым сделаюсь. Пшеницы много посею. Хлебом отдам.

- На будущий! - усмехнулся Кендыри, держа над головой Карашира бритву: - Но в этом году станешь просить у купца еще?

- Не стану! - Карашир повернулся спиною к Кендыри. - Плюю теперь на купца!

- Плюй, плюй! - нажимая лезвием, произнес Кендыри. - А пока, я слышал, купец хочет долги потребовать с тех, кто плюет на него.

- Не может этого быть! - прямо сказал Карашир, однако умолк и больше уже не произносил ни слова. В самом деле, что, если купец потребует все долги сразу? Просто захочет отомстить за те слова, какие Карашир кинул ему в лицо прошлый раз? Не только ослом тогда не расплатиться, пожалуй, и козу, и двух оставшихся кур, и... Карашир начал подсчитывать в уме все свои долги и даже перестал обращать внимание на боль, причиняемую брадобреем, неторопливо ворочающим его голову... Карашир подумал, что, пожалуй, зря поругался с купцом и что, во всяком случае, не следует с ним ссориться больше.

- А ты не отдавай ему ничего, - склонившись к самому уху Карашира, прошептал Кендыри.

- Как? - Карашир обернулся так резко, что Кендыри едва успел отвести бритву.

- Так... Разве Шо-Пир тебе до сих пор не советовал этого?

- Шо-Пир? Нет! Как можно?

- Когда скажет он - меня вспомни! - так же тихо произнес Кендыри и сразу заговорил громко: - Ну вот, теперь ты красив! Иди, а ты, Исоф, садись, тоже будешь красивым!

Но тут они услышали отдаленный отрывистый звук бубна, которым - было условлено - Бахтиор сзывал к голове канала всех ущельцев, чтобы приступить к торжеству открытия. Не захотев дожидаться Исофа и даже забыв поблагодарить Кендыри, Карашир поспешил на зов.

Из садов и домов селения в узенькие проулочки, слыша настойчивый и нарастающий дробный звук бубна, выходили ущельцы и устремлялись к тропе, ведущей в крепость.

3

Ветер, словно ему была нужна только передышка, задул снова.