Михаил Белиловский - Поведай сыну своему Страница 44

За словами Аркадия была страшная пустота, мрак, неизбежная гибель. Сидеть, сложа руки, и пассивно ждать смерти от рук ненавистного врага? Что он говорит? Нет и еще раз нет! Надо что-то предпринимать.

Пока мужчины продолжали спорить, Фанечка, увидев, что Мендл собрался уходить, бросила через стол:

- Мендл, приходи завтра к нам. Ты ведь не рассказал все до конца.

- Мендл, - сказал Велвл, - тебе нужно прийти ко мне в магазин, где я работаю. Я там делаю зельцерскую воду. Я уже предупредил, что мне уже трудно целый день крутить барабан и что хорошо бы иметь помощника. Поработай со мной, иначе тебя немцы упекут на тяжелую работу.

- Спасибо, дядя Велвл, я приду.

Немцы, так же как некогда татаро-монголы во время знаменитого своего нашествия, в своем кровавом угаре не забывали сполна использовать обреченных на смерть невольников. Они оттягивали на время смертельный приговор специалистам-ремесленникам. Им нужно было иметь под рукой жестянщика, который мог бы в любой момент починить крышу, портного, чтобы сшить костюм, сапожника и даже специалиста по газированной воде.

На выходе, у калитки, Менделя догнал Пиня.

- Я слышал твой разговор с Аркадием. Давай вдвоем рванем к фронту, к своим.

Мендл не сразу понял значение этого предложения и машинально бросил:

- Подумаю, Пиня. А пока будь здоров.

Мама сидела рядом с Менделем на старом диванчике с торчащими сквозь обшивку пружинами. На деревянной лавке у стола - Голда и Люсенька. Тускло горела керосиновая лампа. Стояла глубокая ночь. Окна плотно завешены.

Прощались и думали, что навсегда... Пиня уговорил его идти на восток.

Мама с бледным лицом и дрожащими руками ласкала сына. Медленно перебирала руками волосы на склоненной голове, заглядывала в глаза, целовала, потом опять смотрела на него неподвижным взглядом. Сестрички сидели в обнимку и тихо плакали. Два живых беззащитных существа слились воедино в беде и неизвестности. Их тень падала на стену у двери и вызывала суеверный страх в душе. Мендель не выдержал, встал, подошел к столу, взял лампу и поставил ее повыше на полку, висящую на стене.

Вернулся к матери, стал напротив нее, крепко ее обнял, положив ее голову к себе на грудь. Пришлось собрать все силы, чтобы произнести ровным, спокойным голосом:

- Мама, мамочка, пойми, иначе нельзя. Ты меня понимаешь? Я долго взвешивал и решил, что по-другому я поступить не могу.

Ощущение материнского тепла! Оно так знакомо еще с начала его жизни, с самого детства. Ему было лет шесть, когда мама с папой как-то с вечера ушли в гости и оставили детей дома. Среди глубокой ночи их разбудили крики людей на улице. Вслед за этим раздался громкий стук в дверь и голоса:

- Дети, быстрее открывайте! Пожар!

Вся улица в багряном свете. Мужчины, не дожидаясь, пока откроют дверь, взламывают ее и через минуту они втроем, прижимаясь друг к другу, стоят на улице. С ужасом в глазах смотрят, как полыхает огромным столбом пламени расположенная рядом с домом рушка. Там горели солома, просо, пшено и само деревянное строение. Огромная, всепоглощающая стихия с треском извергала снопы искр, пылала испепеляющим жаром, вздымалась вытянутыми языками далеко вверх, в черную темень ночи. А вокруг этого гигантского костра мечутся люди с ведрами, вилами, лопатами, поливают стены домов, обращенные к рушке. Всеми забытые, Мендл, Голда и Люся сиротливо стояли в стороне и дрожали от страха. Мендл тихо и жалобно плачет. Там ведь внутри слепые лошадки. Мендл часто приходил сюда смотреть, как эти лошадки непрерывно ходили по кругу, вращая огромный жернов. Эти лошадки ослепли от темноты - туда, вовнутрь, дневной свет почти не проникает. Они ведь не знали, что такое свобода, свет, солнце. Ему очень их жалко было и он часто и подолгу простаивал у ворот, наблюдая их за работой. А где они сейчас, успели ли их вывести?

Менделе казалось, что этот всепоглощающий огонь уничтожит все дома вокруг, поднимется до самого неба, поглотит все звезды, луну, всех, кто гасит пожар, и слепых лошадей тоже.

Пожар был погашен, и они вернулись в свой дом. Он долго не мог успокоиться и уснуть, но рядом с ним, на кровати, сидела мама. Рука ее лежала на его груди. Мирские страхи и ужасы оказались за пределами материнского тепла и нежности.

Решив уйти на восток, Мендл оставлял маму и своих сестер почти на верную смерть. По слухам, карательные отряды СС появлялись совсем рядом, то в Погребищах, то в Тетиеве. Совместно с местной полицией, которая в основном состояла из украинских националистов, они с неимоверной жестокостью уничтожали еврейское население. Оставаться здесь и пассивно ждать того, что им всем уготовила судьба? Кто же будет бороться, мстить? Может, что-то предпринять здесь, на месте?

О партизанах говорят много. Но где они? Бежать вместе с мамой и сестрами совершенно невозможно. Так что же делать? Испокон веков, во все времена, когда враг покушался на родной край, родной дом, мужчины покидали свои дома, оставляли самое дорогое в их жизни - детей, матерей, любимых и шли на смертный бой.

Но в эту минуту Мендл чувствовал биение маминого сердца, и твердость его решения, окрепшего в последние дни, уменьшалась на глазах. Еще секунда и он рухнет на колени, судорожно станет обнимать натруженные мамины ноги и горько раскаиваться. Но этого он не успел сделать. Тихо постучали в дверь, и на пороге появился Пиня.

- Мендл, пора! Скоро рассвет.

- О нас не переживай, Менделе! Мы уж как-нибудь. А вы идите, идите. Будьте осторожны. Дай вам Бог дойти до наших. Отомстите за нас, если сможете...

Последние мамины слова потонули в потоке горьких слез.

- Мы будем вас ждать, - сказала Люсенька.

Осенняя, неприветливая ночь приняла и прикрыла своей темнотой Пиню и Менделя. В глубоком темном небе им светили далекие, недосягаемые звезды.

Решено было значительную часть пути, насколько это возможно будет, преодолеть по железной дороге. Впереди - около тысячи километров до фронта.

Война многих подняла с насиженных мест. Люди кочевали по Украине в поисках родных и близких, с целью добыть пищу, одежду, а то и кров. Поэтому появление на станции ребят не могло вызвать особых подозрений.

Составы шли в основном воинские. Немцев-фронтовиков меньше всего беспокоило, что творится в тылу. Этим занимались другие службы. Поэтому расчет был таков: забраться в тамбур пассажирского вагона или, в крайнем случае, на платформу грузового вагона.

Ребята почти весь день провели в кустах недалеко от станции, наблюдая за проходящими составами. Они оценивали, каким образом можно забраться в вагон.

Ночью подошли вплотную к платформе. Долго им не пришлось ждать. К станции подошел воинский эшелон. Платформа была слабо освещена. Завизжали тормоза.

Раздавались немецкие голоса, команды. Ребята побежали вдоль состава по противоположной по отношению к станции стороне и, заметив вагон с полуоткрытой задней площадкой, незаметно забрались на нее. Поезд тронулся. Мендл и Пиня забились в угол площадки и, несмотря на пронизывающий холод, временами погружались в сон. Теперь хорошо бы, чтобы ночь была как можно длиннее, а поезд шел подольше без остановок.

Любой звук, нарушавший ритмичный стук колес, прерывал сон.

О своем решении уйти на восток Мендл рассказал Фане два дня тому назад, хотя было условлено держать это в тайне. Он пришел к Шморгунам к концу дня. Она была одна - отец с Соней ушли к заказчику.

За окном бурные осенние воздушные потоки временами разрывали сплошное серое облачное одеяло, и солнечный свет ненадолго озарял тихую, безлюдную базарную улицу. Фанечка сидела напротив. Мендл безмолвно прощался с ней. Хотелось слегка обнять, коснуться губами ее младенчески нежных щек. Он и не думал поведать ей свою тайну, но совершенно неожиданно для себя выдал свое намерение и тут же ощутил на себе неподвижный, серьезный взгляд.

Он ждал ее слов. И они с острой болью отозвались в его сердце:

- Я бы тоже ушла, но отец... больной человек, и годы.

Прошло, наверное, полночи. Поезд резко затормозил. Ребята проснулись. Нигде ни огонька. Похоже, он остановился в поле или в лесу, далеко от станции. Наступила непривычная, тревожная тишина. В глубине вагона послышалась какая-то возня, потом шаги. Если их здесь обнаружат и высадят, то придется в эту мокрую ветренную погоду, среди ночи, искать в ближайшей деревне пристанище. Но поезд стоял всего минут десять, и когда он тронулся, ребята в изнеможении опять погрузились в глубокий сон. Измотанные, напряженные до предела нервы требовали отдыха.

Спустя некоторое время вагоны загромыхали, поезд замедлил ход и остановился. На перроне шумно, народу много, видимо, станция крупная.

Опять напряженное ожидание. Долго ли он простоит? Выйти на перрон? Там могут проверить документы, а их нет.

Внезапно открывается дверь тамбура и в проеме появляется фигура немецкого солдата с автоматом на груди.