Сулейман Рагимов - Сачлы (Книга 1) Страница 44

Пока Бесират предавался то мрачным, то радужным размышлениям о своей участи, Субханвердизаде одержал блистательную победу над прокурором и, с удовольствием крякнув, властно крикнул:

— Чаю-у-у!

Вздрогнув, Нейматуллаев бросился со всех ног выполнять распоряжение своего покровителя. Ополоснув стаканы, он наполнил их ароматным чаем, положил в вазочку варенье.

Однако Субханвердизаде залпом выпил чай, не распознав вкуса, на варенье и внимания не обратил и, нервно потирая руки зашагал по комнате. "Что случилось с Алешей и Демировым? думал он. — Почему они задержались в Баку? А может, напали на мой след?.. Конечно, Алеша так или иначе, а ведет там разговоры о ликвидации банды Зюльмата. А если мне не дожидаться приезда этого татарчонка и самому уничтожить Зюльмата? А?!.."

— Эй, мастер — золотые руки! — гаркнул он, поежившись, словно с гор пахнуло студеным ветром. — Пора бы нам полакомиться свежим сочным шашлыком! Как ты считаешь?

В знак повиновения Нейматуллаев приложил руку к глазам.

— Дело хорошее и вполне своевременное… Но, может, мы пойдем ко мне, в уютный уголок Мелек Манзар-ханум? Там бы и шашлык приготовили, и коньячку бы выпили.

— Нет, — твердо возразил Субханвердизаде. — Сейчас не до этого. Иди и стряпай.

— Не ради меня, но ради Мелек, — прибегнул к крайнему средству Нейматуллаев.

— Невозможно! — отрезал Гашем.

Бесират был вынужден покинуть друзей. "Чего это с ним стряслось? удивился он, выходя на веранду. — Неужели и это колесо покатилось под гору?"

А Субханвердизаде плотно прикрыл за ним дверь. Вернувшись к столу, он неодобрительно осмотрел белое, как листок папиросной бумаги, лицо Дагбашева, негромко свистнул.

— Ну и молодец! Вот так молодец!

— Слушай, Гашем, сердце пошаливает, — жалобно сказал Дагбашев. — Боюсь, что придется ехать в Кисловодск… Субханвердизаде не поверил ни одному его слову.

— Ты мужчина или хмельная распутная девка?

— Эх, Гашем!..

— Ну, что Гашем? — насмешливо скривил сухие серые губы Субханвердизаде.

— А то, Гашем, что шила в мешке не утаишь! — плаксивым тоном сказал прокурор. — Ведь Заманов известный бакинский коммунист, кадровый рабочий-нефтяник. Кровь его дождичком не смоешь, нет! Никогда и ни при каких обстоятельствах смерть Заманова не останется без возмездия. А у этого проклятого татарина уши такие — слышит, как трава растет!

Рассмеявшись, Субханвердизаде взял Дагбашева за дрожащий подбородок.

— Ребенок! Малый ребенок! Сопливый маменькин сынок!

— Кем бы я ни был, Гашем, а сердце чует, что надвигаются страшные события. Я совершенно спать не могу. Я превращаюсь в безумца, вроде твоего "элемента". Ах, если б я поломал ноги тогда в горах и никогда не встречался бы с Зюльматом!

— У тебя женоподобное лицо, — неожиданно заметил Субханвердизаде. Конечно, люди с таким лицом не обладают мужеством. Я не удивлен… Все повадки у тебя, как у нейматуллаевской Мелек.

Но и эта издевка на Дагбашева уже не действовала.

— Если аллах хочет наказать человека, то он прежде всего лишает его разума. Зачем мне надо было соглашаться на такое кровавое злодеяние? Зачем я, дурак, умалишенный, сам себе подписал смертный приговор? Ну зачем?

— Да ты не бойся! Мы так уберем Заманова с дороги, что следов не останется. Пусть со всего света соберут самых хитрых сыщиков, никого и ничего не найдут!.. Что поделаешь, друг, жизнь сурова! — завздыхал он. — Раз начал игру, веди ее до конца. Иначе тебя проглотят живьем.

— Да ты меня уж давно проглотил, — пошутил прокурор.

— Живые или мертвые, а мы заодно! — Субханвердизаде подошел ближе, положил руку на его узкое плечо. — А если отобьешься от стаи, то я отдам тебя на растерзание Зюльмату. Он разрубит твое грешное тело на мелкие кусочки и разбросает их так умело в горах, что никто не узнает, живым или мертвым родила мать на божий свет пьянчужку Дагбека!.. О тебе пойдут по району слухи, что, взяв крупную взятку, ты бежал на Северный Кавказ, к чеченцам. Объявят розыск. Обыщут все горы, все ущелья, а тем временем твои останки сгниют в лисьей норе!..

На веранде загремели тяжелые шаги.

Дагбашев вскочил и закружился по комнате, размахивая руками: ему показалось, что это пожаловали чекисты арестовать его… Вот захлопнулась дверь каземата, звякнул замок, пискнула крыса в грязном углу. О-о-о, страшно!..

— На ваше счастье, было готовое мясо и раскаленные угли, — с умильной улыбкой сказал Нейматуллаев, вплывая в двери. — Кто любит потешить утробу сочным шашлыком, тому сам аллах посылает жирную баранину. Замечательное мясо, замечательное, прямо-таки кишмиш!.. А гранатовый сок приготовила сестрица Мелек.

И Нейматуллаев грохнул на стол полный поднос, прикрытый салфеткой. Он чувствовал себя увереннее, смелее. Отложил в сторону нарды. Достал из кармана две бутылки коньяку.

— Начнем! — воскликнул он. — Пусть вино зальет наши жизненные огорчения и хлопоты. Чего вы ждете, други? Уже за полночь, всюду темно, настало время пиров и любви…

Подняв рюмку, Субханвердизаде в лад ему сказал так же весело:

— За здоровье Дагбашева! За нашего молодца Дагбека! За здоровье той самой девицы, чей стан — кипарис, кудри — амбра, груди — сливки с малиной!

Сердце Дагбашева обливалось кровью от оскорбления.

— За упокой души прокурора! — горько сказал он и, положив голову на край стола, на остро пахнущую пролитым коньяком скатерть, повторил с отчаянием: За упокой души Дагбека!..

Дагбашев то ли уснул, то ли забылся на диване, а Субханвердизаде и Нейматуллаев уписывали за обе щеки шашлык, опрокидывали рюмку за рюмкой.

"Сын труса, трус! — твердил про себя Гашем. — Не миновать тебе руки Зюльмата!"

Внезапно требовательно зазвонил телефон.

Пошатываясь, Субханвердизаде подошел к нему, снял трубку.

— Да? Да, да, это я. Откуда? Из Чайарасы? Заманов?.. Что, что? Умер? Застрелили? Где? В доме Ярмамеда?

Нейматуллаев мигом протрезвел, стряхнул со лба тяжелые капли холодного пота.

— Что случилось, Гашем-гага? — кинулся он к другу. Локтем Субханвердизаде отстранил его и, закусив губу, крикнул в трубку, чтобы его немедленно соединили с ГПУ.

— Балаханов? Нет его? Куда уехал? В нижние селения? По вызову? Вот что, товарищ дежурный, произошло большое несчастье, чайарасинский Ярмамед застрелил в своем доме нашего доблестного Заманова!.. Это открытая кулацкая диверсия! Вы, товарищи чекисты, поставлены охранять жизнь ответственных работников коммунистов, а что получается? Гибнут от руки классовых врагов лучшие люди партии, кристально чистые большевики!.. Ну, с вами поговорим особо. И Алеша тоже ответит, почему он в Баку именно в те дни, когда кулаки начали открытый террор против партийцев. Между прочим, винтовки-то выдал кулаку, сыну кулака, убийце Ярмамеду, именно Алеша!..

Бесират сжал ладонями стынущие виски, бормоча: "Ох, что теперь начнется, что начнется!"

Тем временем Субханвердизаде действовал с присущей ему напористостью и наглостью.

— Начальника милиции Хангельдиева!.. Это Хангельдиев? В твоем районе совершено убийство, а он, видите ли, валяется под боком своей толстой жены… Ишь начальничек! Не слышал? Так слушай, кандидат в арестанты, — угробили Заманова. Вот тебе и "ах"! Седлать всех коней! Да, я тоже еду. Без тебя знаю, что мне делать!

Швырнув трубку, он устало опустился в кресло и простонал, глядя в упор на съежившегося Нейматуллаева:

— Ах, Заманов, Заманов! Он был истинным коммунистом! Ума не приложу, как мы станем отвечать за его смерть перед бакинским пролетариатом.

— Да вы же болели последнее время, Гашем-гага!

— Ай-хай, лучше б мне помереть, а Заманову остаться живым в строю бойцов! — раскачиваясь из стороны в сторону, яростно прокричал Субханвердизаде. — Но этого выдающегося деятеля революции погубила политическая слепота нашего политуправления и в первую очередь Алеши Гиясэддинова! Что?..

Нейматуллаев согласно кивал головой.

— Пусть Таир Демиров ответит партии; зачем он, как иголка — нитку, потащил с собой в Баку Алешу? И это в момент невиданного обострения классовой борьбы! Они оба покинули поле битвы. В сущности, дезертировали!.. Да, да, товарищи, давайте называть факты своими именами… Демиров запутал, как моток ниток, политическое состояние района. Конечно, будь в эти дни на этом месте прежний начальник ГПУ Мамедалиев, то преступление не совершилось бы! Но татарин, сын татарина!.. Джаным, если едешь резвиться в Баку — поезжай, но не тяни за собою хвост. Одно меня удивляет: почему пуля кулака-убийцы миновала предисполкома, самого стойкого и самого принципиального врага кулачества?

Нейматуллаев не знал, рукоплескать ли ему этой блестящей речи или воздержаться…

Вдруг Субханвердизаде перенес прицельный огонь в его сторону.