Горячий шоколад на троих - Лаура Эскивель Страница 44

Лук мелко нарезать и обжарить на жире. Как только он подрумянится, добавить перемолотый чили анчо и соль по вкусу. Когда смесь даст сок, добавить фасоль с мясом и зельцем.

Тщетно пыталась Тита не думать об Эсперансе. Та никак не шла у нее из головы. Перекладывая фасоль в горшок, она тотчас вспомнила, как малышка любит фасолевый суп. Обычно Тита сажала ее на колени, повязывала на грудь большую салфетку и кормила ее этим супом с серебряной ложечки. Как она радовалась, когда услышала стук ложечки о первый зубик Эсперансы! А теперь у нее вылезло еще два зуба. Чтобы, не дай бог, не повредить их, Тита кормила племянницу с величайшей осторожностью. Ей хотелось, чтобы и Росаура поступала так же, да разве она сможет? Ведь до сего дня она ни разу не кормила малышку, ни разу не готовила ей ванну с листьями латука, чтобы той спокойно спалось. Она не умела ни одевать, ни целовать, ни обнимать, ни убаюкивать, как Тита. И Тите подумалось, что, может, и впрямь лучше уехать с ранчо. Педро ее разочаровал. Росаура в ее отсутствие сумеет наконец наладить свою жизнь, и малютке рано или поздно придется привыкнуть к родной матери.

Если Тита еще больше привяжется к ней, она обречена страдать, как это было с малышом Роберто. В конце концов, Эсперанса не ее дочь, их ничто не связывает, а ее саму в любой момент могут выставить за порог, как случайно попавший в фасоль камешек. А Джон предлагает ей создать свою семью, которую у нее никто и никогда не отнимет. Джон прекрасный человек и любит ее. Со временем и она могла бы полюбить его.

От размышлений Титу отвлекло надрывное кудахтанье кур. Казалось, что они разом спятили или превратились в боевых петухов. Они набрасывались друг на друга, рвали из клюва соперницы крошки тортильи, прыгали и как угорелые носились по двору. Среди них выделялась одна, самая злобная, она так орудовала клювом, пытаясь выклевать глаза товаркам, что умудрилась забрызгать кровью белоснежные пеленки Эсперансы. Испугавшись, Тита набрала в ведро воды и выплеснула ее на дерущихся кур, но вода еще больше разъярила их, и вскоре драка переросла в настоящую бойню.

Куры образовали круг, внутри которого принялись стремительно гоняться друг за другом. Постепенно всех их захватил безумный вихрь, в котором кружились перья, кровь, клочья плоти и клубы пыли. Этот вихрь разрастался на глазах, пока не превратился в чудовищный торнадо, который сметал все на своем пути. И начал он с белоснежных пеленок Эсперансы. Тита попыталась спасти несколько, но стоило ей сделать шаг, как ее подхватило, подняло на пару метров над землей, несколько раз перевернуло в воздухе и швырнуло, будто мешок картошки, в противоположный конец двора.

Тита лежала, прижавшись к земле и не смея пошевелиться. Если смерч вновь ее подхватит, куры выклюют ей глаза. А между тем торнадо вырыл посреди двора глубокий колодец, в который и попадало большинство кур. Сверху их завалило землей. Спастись удалось лишь трем ободранным одноглазым хохлаткам. Из пеленок на веревках не осталось ни одной.

Отряхиваясь от пыли, Тита оглядела двор: кур как корова языком слизнула. Но больше всего ее расстроило, что исчезли пеленки, которые она с таким старанием вышивала. Срочно нужно было найти новые. Хотя, если подумать, ей-то какое дело. Росаура ведь ясно выразилась — не приближаться к Эсперансе, не так ли? Вот пусть и ищет, где хочет, а у Титы своих дел по горло. Например, прямо сейчас нужно закончить приготовление обеда для Джона и тетушки Мэри. Она вернулась на кухню, чтобы доварить фасоль, и сильно удивилась, когда обнаружила, что за те долгие часы, пока кастрюля стояла на огне, фасолины оставались твердыми.

Черт знает что ¡верилось на ранчо. Тита вспомнила, как однажды Нача говорила ей, что если две кумушки умудрились поссориться, пока готовится тамале, то лепешки останутся сырыми. Можно варить их хоть до посинения, без толку. А все потому, что они впитали в себя женскую злость. В этом случае нужно спеть им что-нибудь приятное, тогда тамале развеселятся и быстро сварятся. Тита подумала, что нечто подобное случилось и с ее фасолью, которая стала невольной свидетельницей их с Росаурой перебранки.

Так что, хотелось ей или нет, нужно было взять себя в руки, сменить печаль на радость и потешить фасоль какой-нибудь песенкой, ведь до обеда оставались считаные часы. Лучше всего во время пения думать о чем-нибудь хорошем. Тита закрыла глаза и запела на мелодию вальса:

В памяти пронеслись картины их первого с Педро свидания в темной каморке. Вспомнилась страсть, с которой он срывал с нее одежду, заставляя тело трепетать под его горячими руками. Кровь вскипела, и сердце застучало часто-часто, лихорадочно разгоняя по венам флюиды желания. Мало-помалу страсть уходила, уступая место бесконечной нежности, которая проливалась теплым дождем на их истосковавшиеся души.

Тита пела, а фасоль весело булькала, наливаясь собственным соком и чуть ли не лопаясь. Девушка подцепила вилкой одну фасолину и попробовала — сварилась. До прихода гостей еще оставалось время привести себя в порядок. Удовлетворенно вздохнув, она направилась в свою комнату. Сперва следовало почистить зубы. После того как Титу, подхваченную куриным вихрем, швырнуло на землю, в зубах застрял песок. Она набрала щеткой порошка и принялась драить зубы. Такой порошок ее научили делать в школе. Нужно измельчить и смешать пол-унции винного камня, пол-унции сахара и пол-унции кости каракатицы, а еще две драхмы флорентийского ириса и драцены. Этот рецепт продиктовала ей и другим ученикам Ховита, маленькая хрупкая женщина, которая была их учительницей три года. Они помнили ее и после школы — не потому, что