Исаак Бабель - Воспоминания о Бабеле Страница 45

Бабель читает еще одну записку, застывает от удивления.

- "Почему у вас на носу очки, а на душе осень?" Он смущенно разводит руками.

- На носу очки потому, что я плохо вижу, а на душе у меня четыре времени года. Конечно, хотелось бы, чтобы всегда была весна, как пишут поэты, но в моем возрасте и с моей внешностью этого добиться трудно.

Из президиума передают все новые и новые записки.

- "Я пишу стихи и работаю в газете. Нужно писать о столовых, банях, о бюрократах, а я вечером пишу стихи. Стоит ли мне работать в газете?"

- Стоит!

Писатель рассказывает о том, как он работал в одесской газете "Моряк", в красноармейской газете Первой Конной.

В редакцию приходили участники гражданской войны - котовцы, щорсовцы, моряки, бойцы речных флотилий, грузчики, судостроители, авантюристы и проходимцы, прикрывающиеся фальшивыми документами и вымышленными подвигами. Бабель рисует этих людей - их походку, речь, одежду.

- Я старался их просто слушать. Как только я брался за перо или карандаш, они сразу меняли тон, они подбирали другие слова, становились осторожными и даже пугливыми. К нам приходил один бывший боец котовской бригады, который начинал все свои рассказы так: "Стало быть, идем мы в атаку..." Мы так и окрестили его "Стало быть...". Я и сейчас стараюсь беседовать с людьми без карандаша и блокнота. Иногда обычная газетная информация, набранная петитом, превращается у художника в рассказ или пьесу...

Бабель показывает на Олешу:

- Юрий Карлович Олеша тоже работал в газете "Моряк" и сейчас не расстается с журналами и газетами.

- "Как вы находите тему?"

- Я скептически отношусь к тем литераторам, которые берут творческие командировки в поисках тем. Есть выражение - напластование пород. В этом напластовании жизненного материала писатель находит свой пласт. Одни вгрызаются глубоко, другие снимают только верхний слой.

- "Каких писателей вы больше всего любите читать?"

- Хороших, интересных... Но когда раскрываешь книгу, еще ничего не знаешь - хороший писатель ее писал или нет. Толстой заметил, что у Анны Карениной кроме ума, грации и красоты была и правдивость. Кроме таланта, яркого стиля и литературного мастерства хочется, чтобы у писателя в книге была и правдивость.

- "Ваши книги о прошлом, о гражданской войне. Собираетесь ли писать о нашем времени?"

- Собираюсь. Я думаю о нашем времени, о наших людях. Недавно в Париже один французский писатель говорил мне, что он как художник соскучился, истосковался по настоящим героям. Надоело писать о стависских, о молодчиках Кьяппа, о проститутках, о постельных конфликтах, о политических авантюристах. Он предложил одному издателю роман о жизни докеров Марселя. Буржуазный издатель махнул рукой: "Опять забастовки, политическая борьба, голод, нищета, драма жизни... Нет, такая книга мне не нужна. Напишите книгу о Горгулове - убийце президента Франции..." Честный писатель, он отказался писать книгу о белогвардейском выродке. За рубежом люди жадно расспрашивают о нашей стране. Они хотят знать правду о нашей жизни... И мы, советские писатели, должны помочь им в этом...

- "Какой у вас рабочий режим?"

Бабель аккуратной стопкой складывает записки, разглаживает их.

- Как ответить на этот вопрос? В Париже один буржуазный журналист брал у меня интервью. Он быстро, профессионально очень быстро, задавал мне вопросы и поглядывал на часы. "Я тороплюсь, синьор Бабель, мне нужно успеть дать интервью в вечерний выпуск. Зачем так мучительно думать..." И я вдруг понял, что этот молниеносный репортер, не подозревая, открыл одну из тайн писательского ремесла и рабочего режима писателя - надо все время мучительно думать... Над темой, над словом, сюжетом, над образом... Друзья, - улыбается Бабель, - что вы так старательно записываете все, что я говорю? Вот товарищ Селивановский, ответственный редактор "Литературной газеты", обязательно раскритикует меня за такую литературную консультацию...

Алексей Селивановский - старый друг донецких писателей - откликается из президиума:

- Я тоже, Исаак Эммануилович, за то, чтобы думать...

- Мучительно думать...

- Мучительно думать, - соглашается Селивановский.

Все дни Исаак Эммануилович работает в семинарах, читает рукописи молодых авторов, ездит на шахты и заводы, беседует с партийными работниками. Ему хочется познакомиться с Пашей Ангелиной, сталеваром Макаром Мазаем, прославленными шахтерами.

Литературные работы участников семинаров служат поводом для раздумий о мастерстве, о роли художника в общественной жизни, о книгах, которые должны помогать людям жить.

Сквозь очки мудро и лукаво поблескивают глаза. Писатель смотрит на нас дружески, отечески, но говорит как равный с равными, без поучительства. Голос спокойный, мягкий, но полон иронии, а вся речь освещена то добрым, то язвительным юмором -не оттого, что человек старается острить, а потому, что он честен и справедлив, хорошо видит достоинства и недостатки, умеет прощать слабости, но едко и горько говорит о глупости, напыщенности и высокомерии.

- Иногда бывает так: обманывают друга, родителей, любимую девушку, жену, - но никогда нельзя обмануть чистый лист бумаги, - говорит Бабель. Никогда! Как только вы возьметесь за перо и выведете первую строку, лист бумаги заговорит о вас. Я испытываю робость перед чистым листом бумаги...

В те дни я усердно записывал "бабелевскую литконсультацию". Записные книжки пропали, а мысли Бабеля остались навсегда. Он рассказывает о Горьком, которого недавно посетил в Крыму - в Тессели. Чувствуется, что он очень любит Горького. Голос Бабеля, вообще тихий, становится еще тише, сердечней.

- Есть писатели, которые сами по себе, а народ сам по себе. Горький писатель, который сорадуется и сопечалится человеку, - замечает Бабель.

И еще один большой литературный вечер. Выступают писатели Москвы, Киева, Ленинграда, Харькова.

Далеко стоит завод "Светлана",

Русая девчонка далека...

звонко читает свои стихи Александр Решетов.

Бабель вглядывается в зал, аплодирует. Потом он идет к трибуне и под общий хохот задумчиво повторяет:

- Да, русая девчонка далека... - и поглаживает полысевший лоб.

Бабель читает один из своих рассказов.

Утверждают, что память - это очень хорошая и нужная книжка. Жаль только, что чернила в ней с годами выцветают.

Я перелистываю пожелтевшие страницы газеты "Социалистический Донбасс" от 5 декабря 1935 года.

Репортерский отчет скупо запечатлел факты. Но в нем есть такие строки:

"В президиум летят десятки записок. Литературная молодежь жадно и живо интересуется всеми видами "оружия" в арсенале писателя..."

"Больше всех "атакуются" Бабель и Олеша..."

"...Особенно восторженно встретила аудитория Олешу и Бабеля, выступавших с чтением своих произведений".

"Аудитория получает от тов. Бабеля острые, запоминающиеся ответы".

Запоминающиеся ответы Бабеля. Автор газетного отчета оказался прав. Они запомнились, сохранились в записной книжке памяти.

В конце сентября 1936 года мы, группа молодых журналистов, возвращались из Ялты на пароходе "Пестель". В Севастопольском порту видим Бабеля. Подошли, поздоровались, напомнили о Донбассе, о декабре тридцать пятого года.

- Я был в Тессели. Все осиротело без Алексея Максимовича...

За год Бабель заметно состарился, чуть желтоватые скулы, за очками грустные, настороженные глаза.

- Как вы себя чувствуете, Исаак Эммануилович? Как ваше здоровье?

- Преотличнейшее... Такое солнце в сентябре, жаловаться грех...

Бабель расспрашивает о людях, с которыми он встречался в Донбассе. Он называет многих по имени и отчеству, - видимо, встречи с ними ему дороги.

- Я рассказывал Алексею Максимовичу о своей поездке в Донбасс. Горький очень интересовался всем, расспрашивал... Ведь он там бывал когда-то. - И голос у Бабеля грустный. - Хорошо было бы съездить туда летом... Может быть, еще удастся...

Здесь, в Крыму, Бабель работал с кинорежиссером Сергеем Эйзенштейном над сценарием "Бежин луг". Эйзенштейн снимает в Ялте этот фильм. Отнюдь не по Тургеневу. Это современная лента.

- Но у Тургенева взято не только название, есть дух тургеневский ночной простор, поэтичность...

Трудно удержаться от журналистского вопроса:

- Над чем вы работаете, Исаак Эммануилович?

- Я думаю над книгой о Горьком... То она мне видится от обложки до последней строки, то вдруг уходит от меня... Как написать о нем? Сложно, сложно, но думаю...

И еще одна встреча с Бабелем.

Во время войны наши войска заняли небольшой украинский городок Малин на Киевщине. Седая библиотекарша пришла к молодому капитану, командиру батальона, и сказала, что она спрятала часть книг в подвале, чтобы гитлеровцы не сожгли, не уничтожили, и попросила красноармейцев достать их из подвала.

Бойцы весело и легко вытащили пять или шесть ящиков с книгами, поставили в классной комнате и тут же начали их перелистывать, просматривать, читать.