союзных войск в Нормандии, но при чем здесь это? При чем здесь Вторая мировая война? Лоран считала, что дата выбрана случайно, Кэнди просто встала, просто подошла к балкону, просто прыгнула вниз. Летом по вечерам они часто сидели на балконе, он и Кэнди, пили шардоне и смотрели на алеющее небо. В солнечные дни Кэнди вешала сушиться белье на балкон, несмотря на возмущение владельца квартиры. А что стало с Мадемуазель, ее последней кошечкой? Линден разделял любовь тети к кошкам, он очень любил Кекса, который дожил до почтенного пятнадцатилетнего возраста. Двух котов племянника, Моку и Лепорелло, Кэнди не знала, они с Сашей взяли их, когда тетя уже умерла. В июне 2012-го Мадемуазель исполнилось всего шесть месяцев, это была игривая черно-белая кошечка с зелеными глазами. Когда он звонил тете по скайпу, ему было так приятно видеть, как Мадемуазель скачет по комнате, а Кэнди хохочет над ее проделками. Наверное, Кэндис вышла на балкон без Мадемуазель. Закрыла в комнате? Кэнди всегда следила за безопасностью своих кошек и разговаривала с ними, как с людьми. Что она сказала Мадемуазель в тот роковой день? Он так и не узнал, кто потом взял кошку. Когда в 2000 году девятнадцатилетний Линден из тетиной квартиры переехал на улицу Сент-Антуан в крошечную комнатушку под самой крышей, ему очень не хватало Кэнди. Эта микроскопическая квартирка стала первой свидетельницей его однообразной – и отныне одинокой – жизни. Особенной тяжелым оказался первый год: зимой там стоял ледяной холод, а летом было невероятно душно. Раз в две недели он ужинал на улице де л’Эглиз, и каждый раз, когда он приходил, Кэнди приглашала каких-нибудь интересных людей. Она превосходно готовила, и Линдену в его новой квартире очень не хватало ее кулинарных шедевров. Друзей у нее было много, но он знал, что в глубине души она очень одинока. Она мечтала о семье – муж, дети, дом: все, что имелось у ее сестры, но не было у нее. Линден был уверен, что убило ее именно одиночество, эти одинокие ночи, которые она могла бы провести с кем-то, кого любила и кто тоже любил ее. Ее родители так и не оправились после смерти дочери, они сразу как-то заметно состарились и потеряли интерес к жизни. Фицджеральд скончался в 2013-м, а Марта последовала за ним год спустя. Когда в июне 2012-го Линден вернулся в Париж, его встретили Тилья и Мистраль, буквально раздавленные горем, смертельно уставшие от того, что пришлось им пережить в эти последние дни. Они просмотрели все вещи Кэнди, передали ему много фотографий, книг и писем. Разобрали мебель: часть выставили на продажу, часть отправили в Венозан, они встречались с преподавателями и студентами университета, где преподавала Кэнди, в общем, сделали все, что можно. Вернувшись в Нью-Йорк, Линден довольно долго, месяц или два, не мог набраться смелости и открыть большой конверт. Почерк Кэндис походил на почерк матери, неразборчивый, с косыми буквами, но Линдену удалось все разобрать. В одном из писем, от сентября 2005 года, она говорила об уик-энде, проведенном на Луаре вместе с Ж. Г., и тогда же назвала его не инициалами, а полным именем: Жан-Грегуар. И Линден вспомнил его фамилию, длинную и несуразную: Флерзак-Ратиньи, зато ее оказалось легко найти в интернете. Он довольно быстро получил интересующую его информацию: Ж. Г. жил в пригороде Парижа, у него было четверо детей от десяти до шестнадцати лет. Худой, аккуратный, темноволосый, наверное, двадцать лет назад, когда Кэндис с ним познакомилась, он был очень красив. Как и где они встретились? Линден точно не помнил: кажется, на каком-то празднике. Ж. Г. работал в типографии, которая принадлежала его семье, и сейчас был на пенсии. Получить его адрес оказалось легко. Даже слишком легко, как помнил Линден.
Кафе, в котором они сидели с Ориэль, теперь наполнилось людьми, сюда приходили укрыться от холода и дождя, зарядить телефон. Это было веселенькое заведение с интерьером, выдержанным в разных оттенках желтого, сновали проворные официанты, ловко удерживая на весу тяжело груженные подносы. Ориэль заказала по бокалу совиньона. Расскажи, что было дальше. Ей и вправду было интересно. Он все-таки позвонил этому ужасному человеку? Линден улыбнулся.
– Перестань так улыбаться, – прошипела Ориэль. – Ты слишком сексуален.
Линдену хотелось сказать, как хорошо ему здесь с ней, как он рад, что может поговорить. Он откровенничал уже минут двадцать и чувствовал, как, несмотря на усталость, навалившуюся на него после этого столь богатого событиями дня, и мучительные воспоминания о самоубийстве Кэнди, с его плеч сваливается тяжелый груз. Он вытащил из чехла «лейку» и направил на Ориэль. Он часто так делал, когда не мог подобрать слов, фотоаппарат перед лицом был чем-то вроде щита. Она замахала руками, изображая то ли недовольство, то ли смущение, потом угомонилась и посмотрела ему прямо в глаза. Он сделал несколько снимков, пытаясь уловить сияние ее серых глаз. Когда он убрал аппарат, она завладела его рукой и пальцем стала щекотать ладонь, не сводя с него глаз. Ни в ее взгляде, ни в жесте не было никакой двусмысленности. Он не стал убирать руку. Она спросила, он в кого-нибудь влюблен сейчас? Да, в Сашу. Она пожала плечами, вполголоса повторила имя. Саша – это мужчина? Он кивнул, да, Саша – это мужчина, он встретил его пять лет назад, и сейчас они вместе живут в Сан-Франциско. Он замолчал, ожидая других вопросов, и приготовился на них отвечать. Но других не было. Ориэль убрала руку и мелкими глотками пила вино. Какое-то время она молчала, и в этом молчании не было никакой неловкости. Потом сказала: «Расскажи мне про этого Жана-Грегуара-Как-Там-Его».
Линден позвонил этому Ж. Г. через два месяца после самоубийства Кэндис, и тот сам снял трубку. В Нью-Йорке был полдень, а во Франции уже вечер. Линден сразу сообщил, что он племянник Кэндис Винтер. Ж. Г. был явно удивлен, но неприязни не выказал, просто осторожно осведомился, чего Линден хочет. Чего он хочет? Он хочет знать, известно ли господину Флерзаку-Ратиньи – вот имечко-то, Ориэль прыснула – о смерти Кэндис Винтер. На том конце трубки повисло молчание, потом собеседник закашлялся, словно прочищая горло. Да, ему известно. Это и в самом деле очень печально. Тон голоса Ж. Г., какой-то натянутый и неестественный, Линдену не понравился. Он поинтересовался, дома ли мадам Флерзак-Ратиньи, слышит ли она сейчас мужа и вообще, в курсе ли, что последние двадцать лет у него была любовная связь с очаровательной американкой. Тем же странным тоном Ж.
