Сергей Клычков - Князь мира Страница 46

- Молчу, - вздохнул Никита Мироныч.

- Вот и молчи… Бодяжка, говори скорей, сердце мое чует, что не с добром приехал!

- Что вы, что вы, Раиса Васильевна, - поднял руки Бодяга и раскатился смешком, - что вы?.. Все, все слава богу! Вы в полном здравии, а что касается, - кивнул он на сургучи, - так эка, подумаешь… испугали! Черт с ними совсем, пускай висят: не рябина… дрозды не оборвут!.. Пускай, пускай… что вы от этого, такая богачиха, обеднеете, что ли?.. Пожалуйте ручку!

Бодяга нагнулся к Рысачихиной ручке, но барыня неожиданно вскочила и отвесила ему оплеуху.

- Мироныч… выпороть Бодягу… сейчас же! - затопала барыня ножками, Никита Мироныч собрал гармошку на лбу и уставился на барыню, вытянув руки, Палашка побледнела до корня волос и схватилась за щеку, а Бодяга достал из кармашка красный платок, вытер лысинку и с серьезным видом показал Рысачихе на кресло:

- Садитесь, прошу!

Рысачиха, должно быть, столь удивилась необычному виду Бодяги, что сразу остыла и устало опустилась на прежнее место:

- Ах, какая я несчастная… несчастная женщина! - и закрылась платочком.

- Божественная ручка… ха… ха… инда в испарину бросило… ха… ха… ха… ха..! - залился снова Бодяга, и Рысачиха выглянула из-за платка повеселевшими глазами. - Полноте, Раиса Васильевна… не хотел вас только пугать, а вижу… придется, потому что насмерть самого меня перевернули!

- Говори, Бодяжка… а то, ей-богу, отдеру на конюшне! - гневно опять вскрикнула Рысачиха.

- Сейчас… Раиса Васильевна… ох, господи, сердце под ложечку закатилось… сейчас, надо вам с самого начала сказать, что я у вас тут вчера здорово повоевал… я, знаете, не храбрый человек, не герой, нечего грехи таить, человек я даже трусливый, но вчера не утерпел! Не вытерпел, знаете! Встретил этого… имени даже в вашем присутствии не буду его поганого произносить!.. Соткнулся, знаете, с глазу на глаз и кричу: "Вон… вон!.." Кричу ему не своим, знаете, голосом: "Вон из благородного дома!.." А он… знаете… сюда вот за фалдочку… да и вы…ни…ма…ет! Что вынима…ет! Пистолет! Вот такой!

Рысачиха махнула недоверчиво ручкой, заглядывая на себя в зеркало, Никита Мироныч носом в шапку уткнулся, чтобы не прыснуть, а Палашка, благо никто на нее не глядит, схоронилась за кресло и наскоро затирала подолом облуженный пол.

- Что, не верите, Раиса Васильевна! Ну, не верите, конечно, как там хотите, только, понимаете сами, пистолета я не перенес и даже без шапки, как я уже вам говорил, скорее дралка… выбежал; знаете, новое горе: кучера нет! Я туда, сюда - провалился! Думал, думал, что тут мне делать?.. И, знаете… странником на своих на двоих куда глаза поглядели!

- Такого кучера… я бы выпорола собственноручно! - не удержалась Рысачиха.

- Полноте, Раиса Васильевна, что это за житье: порка да кнутье! К тому же вот сейчас сами увидите, как этот кучер мне пригодился. Выпори я его, как вы говорите, и может… все дело было бы по-другому! Вот-с, - обмахнулся Бодяга платочком, - изволите видеть, а тут, понимаете, метель… ветер, знаете, свищет… прямо погибель! Шел я, шел, гляжу, слава те господи, посредь самого поля возок! И мерин мой… и Иван: спят, и горюшка мало! Я, конечно, тут уже не утерпел… дал одну дулю и залез к нему в шубу!

- Ффи! - плюнула Рысачиха. - От этих шуб пахнет ужасно!

- Ужасно… ужасно, Раиса Васильевна… но вы не поверите, с каким удовольствием я залез в эту овчину… залез, знаете, и сразу в тепле согрелся и, понимаете, должно быть, заснул! Ну, вот тут, - Бодяга вытерся платочком и поглядел на Рысачиху, - Палашка… принеси полотенце, - кивнул барин девке, - Никита Мироныч, приготовь графин!

- Да ты что со мной, в дуры играешь? - вскрикнула Рысачиха и затопала ножкой, отчего ни Палашка, ни Никита Мироныч даже не сдвинулись с места. -Ой, Бодяга, и в самом деле ты жу…жулик! К чему ты все это городишь?..

- Сейчас… сейчас, Раиса Васильевна! Имейте же хоть маленько терпенья… Выпороть вы меня всегда успеете, тем более что это мне даже будет приятно! Ей-богу, как перед богом вам говорю: по-всячески били, ну, а пороть еще не пороли!

- У кого нету мозга, матушка барыня, тому в пользу и розга! - вставил Никита Мироныч, не взглянувши на Бодягу.

- Ну, так и вот, - моргнул Бодяга на старосту, - вот, Раиса Васильевна, лежу это я у Христа за пазухой и думаю себе: сейчас приеду домой, рыжичков, грибков-подосеночков, барашка да поросеночка, и будет оченно славно… Вдруг! Вдруг, знаете… так издалека вроде сначала, а потом, понимаете, ближе, ближе, вроде как слепые поют, - что, думаю, такое:

А и пьяница с добрыми канпании не важиваеть,А и пьяница церковь божию аб'и'ходом аб'и'хаживаеть!

Думаю: грежу! Греза, знаете, такая мне к какому-нибудь несчастью снится или к выпивке… Кажется, слепых во сне видеть - к запою!..

Рысачиха оглядела Никиту Мироныча, широко открывши глаза, и Никита Мироныч перестал прятаться в шапку и тоже вытянулся, уставившись на нее и бледнея.

- Да-а-с, - продолжал Бодяга, не глядя на барыню, - Иван ничего, свой разговор, понимаете, у него с мерином идет: "ну" да "ну", "бог тебя любил" и все такое! Вдруг слышу: "Сто…ойййй!" Чувствую, как мерин сразу присел на задние ноги. Голосок, знаете, такой, что мороз и летом прохватит! "Стой, куда едешь?" - "А тебе, - слышу, говорит Иван, - какое дело?" - "Наше дело, - отвечает, - как задело, так и дело! Не видишь, - говорит, - что за народ? Встренемся, посторонимся, в ножки поклонимся, в грехах покаемся, карманами поменяемся! Не видишь, - кричит, - нищая братия, дорожная шатия!" Думаю, карачун! И что же вы полагаете, съежился я, совсем, кажется, забился комочком в тулуп, и вдруг как за ногу дернет… Как это только ногу, проклятый, не выдернул, и, если бы не Иван, тоже поминай как звали!

- Какой ужас! - схватилась Рысачиха за сердце.

- Ужас… ужас… Раиса Васильевна… истинный ужас! Только Иван и говорит: "Бери, Буркан, лучше меня, а барина, говорит, не тревожь! Барина, говорит, предоставь, потому барин нам нужен! Без барина нашим мужикам будет скушно!"

- Буркан? - привстала Рысачиха.

- Да… да… Раиса Васильевна… - вскочил и Бодяга, - об чем же я вам и говорю. Оказывается, его ваши же мужики на дороге и освободили! Осподи, думаю, конец! Кончик! Нет, миловал бог. Высунулся из овчины, гляжу: целая рота! И Бурканище этот ваш… вроде как за атамана, с дубинкой! Двенашина прямо в руках! Давай, говорит, Бодяга, на водку, и дело с концом! Поезжай, говорит, с богом. Ну, я, конечно… благо на случай была… Передай, говорит, барыне, что скоро с оброком придем.

- А князь? - тихо прошептала Рысачиха.

- Палашка, полотенце!.. Никита, воды!.. - закричал Бодяга, но в это время и барыня тоже вскрикнула страшным криком и повалилась снопом.

Никита Мироныч и Палашка бросились с испуганными лицами по коридору, а Бодяга огляделся кругом тупыми глазами и в первый раз, может, в жизни склонился над барыней и по-дурацки заплакал.

Глава девятая

НЕРАЗМЕННЫЙ РУБЛЬ

Редко барину Бодяге удавалось сказать нешуточное правдивое слово, а тут, как оказалось, выложил он одну сущую правду: князя Копыту и в самом деле уходили Рысачихины мужички, которых барыня задолго еще до этого распустила по монастырям собирать милостыню в оплату оброка.

Как видно теперь, барыня малую пользу получила от этих милостынников, такие мужики, как Недотяпа, может, в сто лет один раз родятся, а тут, должно быть, сыскался все же один мозголовый, который раскумекал по-настоящему все это дело и присоветовал всей нищей братии сменить посохи на дубины… В первую же голову, видимо, как сом в вершу, князь и ввалился, зарыли они его будто бы в землю живьем, чтобы и следка с душком не осталось, а Буркан, которого князь Копыто, как известно, вез от Рысачихи на закорках кибитки, скрученного по рукам и ногам, для передачи начальству, разорвал на себе, как только рысаки на князя напали, льняные ужища и ими, перед тем как закопать, спеленал Рысачихиного жениха, как младенца.

После такой тяжелой сердечной потери, а также и после того, как разбазарили у барыни по описи фамильную мебель, драгоценные безделушки и с молотка вместе с егерями пустили весь собачий загон, не только уже из Питера женихи не наезжали, а даже соседские помещики отвадились понемногу, братья Кушаковы сочли появляться у барыни неблагоприличным, потому что у них теперь стояли ее клавесины, а Бодяга повертелся еще, должно быть, года три у барыни после смерти князя Копыты, а потом, так и не покрывшись с нею венцом, хотя блудили открыто, уехал куда-то со своей колодой получать жалованье сразу с четырех королей, но, видимо, сошло не совсем благополучно, и он назад не вернулся.

Без веселого барина еще более обстрашнело в Рысачихином доме, правда, в нем уже не разгуливал по ночам майор в бархатных туфлях, но огромные комнаты, опустевшие после распродажи, как после хорошего вора, стояли теперь угрюмые и неприютные, Палашка, то ли скрива, то ли с нераденья, не поспевала обмахивать паутину, и на майоровой половине поселились безрукие духи, тихие и безыменные, от которых докуки никакой не было, и только веяли в холодное время изо всех углов сквозняки, как неживое дыханье.