Ал Разумихин - Короткая жизнь Страница 46

Этот ответ, как и следовало ожидать, ему не понравился. Турки никогда не любят прямого признания, так как оно скорее ведет к разрешению дела и отнимает у них возможность подвергнуть подсудимого пыткам"...

Счастлив народ, имеющий таких женщин! Тонка Обретенова, Райна Георгиева, Наталья Каравелова, Венета Ботева, Йорданка и Величка Добревы великие дочери великого народа!

Короткая жизнь, необыкновенные и удивительные приключения

Павла Петровича Балашова, российского помещика, ставшего свидетелем

и участником исторических событий и решившего письменно запечатлеть их

для последующих поколений. Написано им самим

(Окончание)

Шла вторая неделя мая. Полыхало зеленое пламя весны, теплой, ликующей, раскручивались на деревьях молодые листочки. Под вечер одного из дней зашел я к Судзиловскому. Здесь находилась штаб-квартира отряда, с которым Ботев собирался вернуться на родину.

Чаще всего я видел там одни и те же лица. Но мелькали среди них и люди, которые появлялись и исчезали, как в калейдоскопе; не все отвечали требованиям Ботева, он подбирал бойцов в отряд, как в гвардию.

Четники сидели на полу, на диванах, поджав ноги под себя. Сизое облачко висело поверх голов хышей. Кто курил, кто потягивал винцо прямо из горлышка бутылей, стоявших тут же под рукой. Они очень походили на грачей, спустившихся во время перелета на межу и о чем-то между собой совещающихся. Не по доброй воле скитаются.

Каждому из них хочется вернуться домой! Сейчас там во многих селах и городах разбиты повстанцы. Да не везде же разбиты, стоит лишь вновь начать бой, поднимутся и те, кто побывал в бою, и те, кто в бой еще только рвется.

Доктор Судзиловский тоже выпивал вместе с четниками. Очень примечательной фигурой был этот доктор Судзиловский. Родом с Могилевщины, он учился в Киеве, входил в кружок, участники которого только физический труд считали нравственным и собирались в Америку, намереваясь организовать там коммуну по коллективной обработке земли. В 1873 году Судзиловский отправился на заработки в Швейцарию, там прокладывали туннель через Сен-Готард, строили железную дорогу. Когда вернулся в Россию, кинулся спасать умирающих в Самарскую губернию, где свирепствовал голод. Преследуемый полицией, бежал в Лондон, стал ярым сторонником Первого интернационала. Потом его занесло в Бухарест. Он был убежденным сторонником революции, где - в России, Польше или Болгарии - для него не имело значения.

Тут же на низеньком табурете посреди комнаты сидел Ботев.

Я примостился возле двери, потому как был здесь лишь гостем. Другие собирались в бой, а меня с собой не брали, хоть я и рвался пойти.

Когда я вошел, Ботев выговаривал четникам:

- Эх, Тодор, Тодор! Да и вы, Атанас и Генчо, не лучше. Куда вас понесло в такой момент? Что было, если вас не отпустили бы?

Я догадался, о чем шла речь. Опять парни навестили какого-нибудь болгарина или грека из тех, кто побогаче, попросили у него "милостыни" на божье дело...

Хыши не раз появлялись непрошеными гостями то у того, то у другого торговца. Просили поддержать святое дело оружием и деньгами. Просили сдержанно, внешне доброжелательно, однако в их словах проскальзывала скрытая угроза. Оружия им не давали, откуда было его взять, откупались деньгами. А после ухода гостей жаловались в полицию.

- Прости их, Христо, - сказал кто-то рокочущим басом.

- А что еще остается? - Ботев усмехнулся. - Не оставлять же их здесь!

"Не оставлять?" - мелькнуло у меня.

- Пора, пора, - сказал он.

Все поняли, что это означает, один я спросил:

- Далеко?

- Далеко, Павел Петрович, - негромко и мечтательно произнес Ботев.

Это был необычный вечер. Все будто чего-то ждали и с особым вниманием прислушивались к Ботеву.

- Мы собрались здесь, братья, в последний раз, - не спеша произнес Ботев, как бы продолжая начатую речь.

Ботев не часто так обращался к четникам. Думаю, в последние дни перед походом он на самом деле с ними сроднился. Он называл четников братьями, и это были для него не только слова.

- Завтра все отправляются вниз по Дунаю, каждый ждет "Радецкого" на той пристани, где ему назначено...

Он поискал меня глазами.

- Прощаемся мы сегодня, Павел Петрович. Теперь нескоро увидимся.

Я понял, что чета выступает в поход. Где и когда, я не знал, но ясно со дня на день.

Меня удивило отсутствие Филиппа Тотю - Ботев часто говорил, что хочет видеть во главе своей четы старого гайдуцкого воеводу, - ему самое время было находиться среди четников.

- А где же Тотю? - негромко спросил я Ботева, стараясь не привлекать к своим словам ничьего внимания.

Но Ботев не собирался держать в секрете причину отсутствия старого воеводы.

- Уклонился старик, устал, - громко ответил Ботев. - Говорит, подождем год-другой, Россия сама за нас вступится.

- Она вступится, - сказал Апостолов. - Только повод ей нужен для того, чтобы вступиться!

- Причин для вмешательства сколько угодно! Но мы сами-то должны быть впереди! Болгария - наша родина...

Как он это сказал!

- И кто поведет чету? - спросил Судзиловский, хотя заранее предвидел ответ.

Ответили на вопрос сами четники.

- Христо! Христо! - закричали они. - Христо нас поведет!

И это было не только справедливо, всем было ясно, кому должно предводительствовать ими.

Тем вечером говорили преимущественно о практических деталях предстоящего похода - где садиться на пароход и где высаживаться, как распределить и как упаковать оружие, что брать из припасов и на что надеяться после высадки. Короче, это уже были люди дела или быстро становились таковыми. Все горели желанием вступить скорее в бой и отомстить угнетателям за мучения своего народа...

Ботев, умело направляя разговоры разгоряченных голов, не забывал и о другом, не менее важном.

- Помните, - наставлял он четников, - со слугами султана расправляться надо немилосердно, но ни в коем случае не посягать на жизнь мирных турок, они такие же страдальцы, как и мы.

Сейчас, когда я пишу эти строки, вспоминая обыденность картины того вечера, думаю, что, глядя на этих людей, никто не мог бы сказать, что эта, такая обычная для них, встреча - последняя, и каждый тем не менее мог предположить, что эта встреча - последняя.

...Наконец доктор Судзиловский извлек из кармана жилета пузатый брегет, хранимый им пуще собственного глаза, нажал пружинку, и часы прозвонили "длинь-длинь".

- Не пора ли, господа, - обратился ко всем доктор, - расходиться? Вам и выспаться не помешает, прежде чем вы выступите против султана.

Вместе с Димчевым, если мне не изменяет память, он вышел из комнаты и вернулся с подносом, уставленным стаканами. А Димчев внес бутыль с вином. Судзиловский, смею полагать, не очень верил в удачу будущего предприятия, но проститься хотел как положено.

Разлили вино, подняли стаканы.

- Тебе слово, Христо!

Ботев поднял наполненный до краев стакан.

- За вас, братья! Что вам сказать? Среди нас нет кое-кого из тех, кому надо бы здесь находиться. Ничего не поделать, так случается часто. Большие люди нередко занимаются мелочами, а большие дела делаются маленькими людьми. За нас, братья!

Выпили. До дна. И, не торопясь, пошли к выходу.

Во дворе я подошел к Ботеву.

- Простите, Павел, тороплюсь, - извинился он. - Нам не удастся поговорить дорогой.

Тут к нему подошли несколько четников, среди них были Войновский и Апостолов. Видимо, Войновский хотел о чем-то спросить Ботева или даже спросил, но тот оборвал его:

- Все. Хватит! Все вопросы решены, цель намечена, время и место определены. Так что теперь нужна уже не молитва, а мотыга.

Звездная южная ночь обливала нас призрачным голубоватым светом. Из плодовых садов наплывал аромат цветущих деревьев. И посреди этого сказочного сияния и сумасшедших запахов стоял удивительно спокойный, высокий, красивый, статный, сильный Ботев. Все было именно так...

Он протянул мне руку. Не мог и не хотел я думать, что пожимаю ему руку в последний раз, но больше видеть Ботева мне уже не довелось.

Дальнейшее, о чем мне придется рассказать, я пишу уже с чужих слов, подспорьем в работе мне служит не столько увиденное, сколько услышанное от очевидцев, которых мне удалось встретить и расспросить.

Утром 13 мая Христо простился с семьей...

В апреле у него родилась дочь. Ботев назвал ее в честь матери Иванкой.

- Самый большой подарок, какой ты только могла мне сделать, Венета.

Дочь родилась, можно сказать, под аккомпанемент Апрельского восстания. Треск выстрелов и лязг сабель, крики казненных и сжигаемых заживо людей звучали в момент появления на свет этой болгарки. В Бухаресте, разумеется, было спокойно и тихо, и кроме утешительных слов повивальной бабки до Венеты не доносились никакие звуки. Но в это же время по всей Болгарии стон стоял от терзаний, обрушенных на болгар султанскими войсками. Да, в Бухаресте было тихо. Но Ботев слышал эти стоны... Будь он в апреле рядом с Бенковским, может быть, события развивались бы иначе. Но что гадать зря!