История одного супружества - Эндрю Шон Грир Страница 46

– Ты вернулся! Хочешь чего-нибудь выпить? Зачем ты сидишь в темноте?

Он мне не ответил, напряженно на меня глядя.

– Я вернулся раньше. Все доделал. И Холланд позвонил.

– Понятно.

Базз наклонил голову.

– Он сказал, что хочет что-то мне сказать, а когда я сюда приехал…

– Мы ездили на танцы, он сказал, что ему плохо… – Я вспомнила мечтательный взгляд Холланда, погрузившегося в воспоминания. – Что ж, хорошо. Ты же этого и хотел.

– Перли.

Я рассмеялась. Меня до сих пор будоражило спиртное и ощущение губ Шорти на своих губах.

– Кажется, я уже не против. – Я смотрела на Базза в свете, идущем из окна, бледного как смерть и красивого как никогда. – Ни разу не видела тебя в лунном свете. Из тебя выйдет красивое привидение.

– Перли, случилось ужасное…

– Я же говорю, я не против, – повторила я, улыбаясь.

– Произошел несчастный случай. С ружьем.

– В каком смысле? С каким ружьем?

Он повторил. Я сказала, что мне нужно сесть, но осталась стоять.

– С ним все в порядке?

– Перли, я налью тебе выпить.

Я ответила, что не хочу, а хочу знать, о чем он говорит.

В войну по Сансету ездил грузовик с людьми, они возили с собой ведро коричневой краски и лестницу. На каждом фонаре они закрашивали западную половину лампы, чтобы нас не обнаружили японские самолеты. С востока – сияющий город, с запада – очертания, темные, как океан. В ту ночь с Баззом я сделала так же. Затемнила половину сердца, чтобы меня не нашло то, что он сказал. Я спросила ровным голосом:

– Он мертв?

Он подошел ко мне и сказал:

– Никому ничего не говорили, пока не уехали агенты, но как только увидели, как они заходят…

– Агенты?

Базз глотнул бренди, который налил мне, и опустился возле меня на колени.

– Были учения, обычные учения, и, кажется, что-то случилось с его винтовкой…

– Базз… Что ты несешь? Говори, что с Холландом!

Ни один мужчина не смотрел на меня с такой жалостью. Это было ужасно. Каждая черточка на его лице опустилась под тяжестью, и он накрыл мою руку своей. В окно заглянул свет фонарей и ушел обратно, словно не найдя того, что искал.

– Перли, это не Холланд, – очень твердо сказал он с побелевшим и мрачным лицом. Его золотые волосы сияли в свете фонаря. – Это Уильям. В учебном лагере. Уильям Платт. Вчера утром в его руках сработало ружье…

– Уильям Платт? – громко сказала я.

– Да, на учениях, он бежал в гору…

– Я подумала… Ты сказал «он», и я… Уильям Платт… – я еще что-то пробормотала и разрыдалась.

Базз подошел ко мне в дверях, раскинув руки, готовый утешать, но я отвернулась, дрожа и задыхаясь, беспомощно рыдая, оперлась на подоконник. Он мне что-то говорил, но я ничего не слышала. Только чувствовала тепло, когда он обнял меня, и держал, и нежно поцеловал в шею, шепча что-то, чего я не помню. Я представляла себе Уильяма Платта: как он марширует, выставив ружье перед собой, по тому склону в Вирджинии, прямо в густой белый туман, и на его лице разливается тихое умиротворение. Юного Платта, который однажды назвал меня ниггером, и вопреки всему, когда Базз произнес имя этого бедного мальчика, я могла думать только о муже.

Потому что я жена. А бормотала я вот что: «Слава богу».

IV

Америка, ты даришь прекрасную смерть.

В то самое лето казнили Этель Розенберг. Своего мужа она видела последний раз за несколько минут до того, как его увели на электрический стул, в комнате, разделенной экраном, чтобы предатели не могли коснуться друг друга. Их оставили одних, никто не знает, о чем они говорили. Но когда туда вошел тюремщик и разлучил их, уводя Юлиуса прочь, говорят, что он увидел экран, заляпанный кровью. Они пытались дотянуться друг до друга сквозь сетку, и в миг, который мы можем только представлять, сжали пальцы с такой страстью, что потекла кровь.

«Пусть вас утешит, – написала она в тот день сыновьям, – что мы глубоко понимаем и спокойно принимаем тот факт, что цивилизация пока не дошла до той точки развития, где не нужно будет отдавать жизнь во имя жизни». Юлиус умер на электрическом стуле мгновенно, а когда его тело убрали и привели Этель, она оказалась такой маленькой, что электроды неплотно прилегали к голове. Когда я прочла, что ее убило только со второго разряда тока, я села за кухонный стол и заплакала.

Этель, почему ты не покаялась, когда Юлиус умер? Его уже не было, больше ничего было нельзя сделать. Никогда не пойму, почему ты не подозвала надзирательницу и не сказала что-нибудь, чтобы спасти свою жизнь, спасти сыновей. Что-нибудь, что они хотели услышать. Должно быть, ты знала какую-то неведомую мне тайну.

Что такое жена? Если у нее забрали детей, мужа, дом и все имущество, если послали ангела смерти к этому Иову в юбке, вырвали одного сына из ее рук, а другого забрали из школы, и его учебник грохнулся на пол, если агенты выволокли ее мужа из дома, если забрали телефонный столик из коридора, герань, вянущую в цветочном ящике, и бобы,