Незримые - Рой Якобсен Страница 46

– Ничего…

Феликс попробовал сесть, но не вышло. Ларс спросил, а как он сейчас, Феликс еще раз пробормотал «ничего» и больше подняться не пытался, а Ларс сказал, что собирается на Скугсхолмен поискать заготовку для нового шпангоута. Феликс кивнул. Ларс добавил, что лучше всего сосна, но и можжевельник сойдет. Феликс перевел взгляд на окно, где на перекладинах лежал снег, и спросил, как погода. Ларс ответил, что хорошая. Феликс моргнул. Ларс вышел, дошел до лодочного сарая и снова спустил на воду старый ялик. Он по-прежнему подтекал, поэтому Ларсу приходилось останавливаться и вычерпывать воду, и все же он отыскал расселину в скалах, привязал лодку к крюку, который когда-то вбил здесь Ханс, взял топор с пилой, сошел на берег и принялся за поиски. Забрезжил рассвет.

Ларс искал, пока совсем не рассвело.

А потом опять стемнело: остров накрыло снегопадом. Снег падал неслышно и грузно. Небо по-прежнему походило на деготь. Когда небо снова посветлело, Ларс отыскал старый скрюченный можжевельник, топором выковырял из замерзшей земли толстые корни и выругался, что подпортил лезвие, один за другим перерубил корни и всего в метре от корневища отпилил ствол, толстый, толщиной с руку молодого мужчины.

Ларс вернулся к ялику и, вычерпав воду, погреб в сторону дома. Он обогнул Молтхолмен и увидел Барбру – она стояла и ждала его. Ларс спросил, чего она тут делает. Она спросила, наловил ли он рыбы. Он ответил, что нет, и поинтересовался, как Феликс.

– Да хорошо вроде, – ответила Барбру.

Они вытащили на берег лодку. Ларс отнес обрубок можжевельника в лодочный сарай и принялся распиливать.

– Надо его сперва высушить, – сказала Барбру.

– Как это?

Барбру объяснила, что сырая древесина для шпангоута не подойдет, зато можжевельник лучше, чем елка, если уж дерево сырое. Ларс спросил почему. Барбру ответила, что можжевельник меньше ссыхается, но и меньше разбухает, он плотный и прочный. Ларс спросил, что ему делать, как ей кажется. Она сказала, придется ему можжевельник попробовать, и пошла в дом, а Ларс оторвал сломанную половину шпангоута и, пользуясь ею в качестве образца, плотничал до самой темноты.

Когда он пришел поесть, Феликс сидел на скамейке, укрывшись одеялом, и кашлял. Глаза у него по-прежнему были красные, но он чуть поел и едва слышно спросил, нашел ли Ларс заготовку. Ларс сказал да и добавил, что завтра собирается склепать все детали. Он спросил Барбру, подлила ли она воды в чан под печкой, где лежат доски. Она сказала да. Ларс снова ушел в сарай и работал допоздна, а вернувшись, сразу улегся спать. Феликс остался спать на кухне один.

Когда Ларс на следующее утро проснулся, за окном было темно. Он оделся, спустился вниз и увидел, что Феликс по-прежнему спит – по его дыханию Ларс слышал, что мальчик жив и не умер.

Ларс поел и пошел на шведскую пристань, взял там нагели и два молотка и попробовал склепать на наковальне доски. Он отыскал деготь и пеньку, на примусе согрел деготь в ведре и отрезал еще в три раза больше пеньки. После ужина Барбру пошла с ним в сарай и, подложив циновку, залезла под ялик и придерживала доски, пока Ларс склепывал их. Один борт и половина шпангоута у лодки получились светлые, а остальное было черным от дегтя. Они спустили лодку на воду и подождали, когда ветер отнесет ее немного в сторону. Внутрь просочилось всего несколько капель. Барбру сказала, что сработано славно. А румпель как же? Ларс ответил, что починит завтра. Они сели на весла, обогнули мыс, вытащили лодку на берег и поставили там. Барбру ушла в дом, Ларс же натаскал в ведрах воды из моря и залил ее в ялик, чтобы от воды древесина в месте излома разбухла. Когда он закончил, поднялся ветер. Ларс пошел в новый лодочный сарай, где латал и чинил спасенные снасти. Он задумался: надо ли их мыть?

Мыть сети посреди сезона?

Отказавшись от этой идеи, он повесил поплавки со снастью над скамейкой для наживки. Когда Ларс возвращался домой, шел снег и было темно. В окне кухни он заметил чье-то лицо – это Феликс поднялся на ноги, стоял и ждал его.

Глава 49

Солнце висело высоко в небе, птицы снова затеяли гомон, и повсюду поблескивали подтаявшие сугробы, из-за которых остров сделался похожим на зебру. Барбру вынесла стул на улицу и плетет сети. Сюсанна ни на шаг не отходит от Ингрид, а та в первых лучах солнца совершила открытие: мысль о том, что ее навсегда покинул не только отец, но и мать, эта невыносимая мысль, злыми порывами ветра налетающая на нее, стала утихать, и когда она думает о чем-то еще, окидывая взглядом остров, такой же, как и прежде, родители снова рядом.

Ингрид сделала и еще одно открытие.

Она уснула возле Рощицы любви, а когда проснулась, рядом никого не было.

Ингрид встала и огляделась, но Сюсанну не увидела. Она бросилась на поиски, однако девочку не нашла. Ингрид заметалась – бросилась к северному берегу, к южному, словно лошадь взаперти. Она принялась кричать, запыхалась, кричала так, что желудок подкатил к горлу и Ингрид забыла, кто она и что делает. Сюсанну она нашла на южном берегу – малышка сидела на песке, возле плота и собирала ракушки. Она подняла белую, как снег, ракушку, похожую на букву «О», а размером больше двух детских кулаков, совсем круглую.

Ингрид поняла, что стала матерью.

Чувство это было ужасным.

Она собрала ракушки в фартук и повела Сюсанну домой, близилось время дойки. Ингрид стала рассказывать, как в детстве думала, будто ракушки это деньги, потому что нет на острове ничего совершеннее ракушек. Она тогда собирала кучи ракушек и раскладывала их по подоконникам в доме и хлеву, пока мама однажды не сказала, что лучше бы ей подыскать подходящее место и закопать эти сокровища. И сейчас Ингрид позвала Сюсанну отыскать тот спрятанный клад. Наверное, этой зимой Сюсанне исполнилось четыре, подумала вдруг Ингрид и спохватилась, что даже не знает, когда у детей дни рождения. Думая о Сюсанне, и днях рождения, и спрятанном сокровище, которое никак не получалось отыскать, Ингрид не думала о другом, и остров снова был таким, каким ему полагается.

Все меняется на острове, когда там остаются только дети. Да еще Барбру. Но Барбру так и не повзрослела. Впрочем, все не так. Вот Ингрид – ребенок ли она? Нет, она уже десять лет как взрослая. А Ларс с