Спаси моего сына - Алиса Ковалевская Страница 46

— Прости меня, — сказала я первая. — Я не видела Юру все эти семь лет. Я ничего о нём не знала, Захар, пока не приехала сюда. А в день нашей свадьбы, когда я села в лимузин… — вспомнила тот момент. — Он был за рулём. Я не знаю, как он это сделал. Но за рулём лимузина был он.

— Это он сказал тебе, что я забрал у тебя сына?

Я отрицательно мотнула головой. Вздохнула.

— Он сказал, но я и сама стала догадываться. А он… Он сделал так, чтобы я поверила.

— И ты поверила.

— И я поверила. Он сказал то, что я хотела услышать. Сказал, что я всегда буду твоей пленницей и… Захар, — повернулась к нему. — Он поставил пьесу. Он всё заранее спланировал и распределил роли. Я понятия не имела, что у него в голове может быть такое.

Захар снова молчал. Смотрел на меня сверху, и серое небо его глаз окутывало меня. Я потянулась к его щеке, дотронулась до щетины и быстро убрала руку.

— Он просчитал всё, он манипулировал мной, как марионеткой. Он же мог убить нас на озере, но ему нужно было другое. Я… — я замотала головой и высвободилась. Схватилась за край окна и опустила голову. — Всё было так логично. Ты, Игнат… Твоё безумное желание, чтобы я родила тебе сына. Он продумал всё.

— Не всё, — возразил Захар. — Он не продумал концовку своей пьесы. И ошибся в женщине, которой отвёл главную роль.

— Во мне то он как раз не ошибся. Я сыграла чётко по его нотам. Но я и подумать не могла…

— Тебе не шло имя Маша.

— При чём здесь Маша? — посмотрела на Захара, не улавливая логику.

— Он выбрал для тебя имя. Маша. Но ты Виктория. Победа. Вот здесь он и промахнулся. Можно написать хорошую пьесу, Вишенка, но, если конец не задался, грош ей цена. Можно попробовать исправить дело второй частью, но Королёву это уже не по силам. Слишком много на себя взял.

— И что ты предлагаешь? — спросила я.

Захар взял мою правую руку. Посмотрел на пальцы, провёл по кольцу.

— Можем попробовать мы. Только качественно.

— Качественно — это как? Без вранья, предательства, злодеев?

— Примерно так.

— Может, лучше просто написать пьесу заново, Захар? Начать прямо с этого момента и написать?

Он подтянул меня ближе. Положил ладонь на ягодицы.

— Пожалуй, ты права. Но я не театрал. С чего всё должно начинаться? С первого акта?

— Я не знаю. Я тоже не театрал. Я массажистка.

Захар поморщился. Дети за окном громко засмеялись, Буся залаяла.

— А может, ну к дьяволу эти пьесы? — Захар подтянул меня ещё ближе. — Из нас всё равно не получится хороших актёров. Да и играть не хочется.

— Мне тоже, — отозвалась тихо, положив руку ему на грудь. — Тоже не хочется играть.

— А чего хочется?

— Жить. С тобой. Для тебя. Для нас. Хочется любить, и чтобы ты любил меня.

Захар спрятал мою правую руку в своей.

— Здесь и сейчас, Вишенка, перед Богом, перед этой кошкой и перед всем этим рехнувшимся миром, я обещаю быть тебе хорошим мужем. Обещаю беречь тебя и хранить тебе верность. Обещаю отгонять от тебя всех мужиков, которые только посмотрят в твою сторону и иногда делать по утрам кофе. Обещаю тебе хороший секс и лучшие рестораны, какие ты захочешь. Обещаю красные розы и прогулку по Красной площади. В общем, я постараюсь, Вишенка. Хорошо постараюсь. — Он задумался. — Кажется, что-то упустил…

— Да, явно упустил.

— Н-да… — приподнял мою ладонь. — Точно. — Посмотрел в глаза и сказал тихо, только для меня: — Обещаю любить тебя, как мужчина может любить свою единственную женщину. Только одну за всю жизнь.

— Сильно? — спросила срывающимся шёпотом сквозь слёзы.

— Очень сильно, Вика. Так сильно, как оно сейчас бьётся, — он приложил мою ладонь к своей груди.

Я почувствовала мощный стук его сердца, и слёзы потекли сильнее. Я шмыгнула носом.

— И я обещаю любить тебя. Так сильно, как бьётся оно, — взяла его руку и положила на грудь себе.

У меня плыла голова, ноги подкашивались, но я бы лучше умерла, чем остановила этот момент.

— Я обещаю, что буду верить тебе и только тебе, что буду верной тебе и только тебе. И… Если Вика — это победа, пусть я буду твоей победой.

Я прижалась к нему, ткнулась в грудь и прикоснулась губами.

— Люблю, — сказала тихо. — И если ты вдруг захочешь ещё одного сына… я… — всхлипнула. — Я постараюсь.

— А если я захочу дочь?

Взял меня за волосы и мягко заставил поднять голову. Посмотрел в глаза.

— Тогда придётся стараться вместе. Этот процесс… — шмыгнула носом. — Он не от одной меня зависит.

В уголках его губ появилась чуть заметная улыбка. Он поцеловал меня в висок, в переносицу и очень нежно — в губы. Потом в макушку. Вздохнул и невесомо провёл по спине.

— Моя победа. Да, Вика. Ты — моя победа. Над жизнью, над местью, над смертью. — Посмотрел на бегущих к дому детей. — И над самим собой.

Эпилог

Вика

В преддверии Нового года всё засыпало снегом. Ещё двадцать пятого декабря температура топталась возле нулевой отметки, а потом резко похолодало. За три дня выросли сугробы, деревья и кусты укрылись белоснежным одеялом, а у нас во дворе появился снеговик с тюбиком из-под крема вместо носа. Чья это была идея, выяснить я так и не смогла. Дети только смеялись и толкали друг друга в бок, а Захар отмалчивался. Хорошо хоть на голову вместо шапки не водрузили ему горшок.

— Ты её тащи, — раздалось из коридора.

— Нет, ты, — возразил Игнат.

— Я поймала, а тащи ты. Почему всё должна делать я?

— А я почему?!

Я с подозрением посмотрела на дверь и наспех одёрнула свитер. Со вчерашнего вечера в доме стоял кавардак. За ужином Захар объявил, что мы поедем на каток. И не просто на каток — будем кататься на Красной площади. Тут-то и началось.

Я проверила документы и, схватив рюкзак, пошла вниз. Инга и Игнат возились возле двери, пытаясь закрыть один из детских рюкзаков. От напряжения дочь даже кончик языка высунула.

Дверь открылась, и в дом вошёл Захар. На его пальто и в волосах лежали снежинки. Он провёл по голове и отряхнул руку.

— До сих пор валит. Если сегодня это не прекратится, придётся трактор вызывать, чтобы всё разгрёб. Иначе к дому не пройдём.

— А мы слепим ещё одного