Сулейман Рагимов - Сачлы (Книга 1) Страница 49

— А я в этом не сомневался, — просто сказал Мирза-муал-лим — Вижу, что вы люди трудолюбивые, надеетесь лишь на руки свои. Ну что ж, приятель, — весело обратился он к Таиру, то впадавшему в отчаяние, то предававшемуся светлым мечтаниям, — решено… Беру тебя в школу!

Марьям-ханум попыталась поцеловать руку благодетеля, но учитель на этот раз рассердился по-настоящему, сверкнул глазами, покраснел и ушел в здание школы.

На следующее утро Таир пришел сюда с учебниками и тетрадками.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Проводив тетушку Нанагыз в вестибюль, Алеша Гиясэддинов поискал глазами женщину с тремя девочками, дожидавшуюся Демирова, но портье сказал ему, что они ушли куда-то в столовую по соседству — проголодались… Сперва девочки хныкали, дергая мать за подол платья, потом заплакали.

— Если она вернется, то немедленно проведите ее в номер к товарищу Демирову, — попросил Алеша.

Ровно в восемь вечера портье постучал в дверь, ввел в комнату высокую седую женщину с худым, обезображенным горестями лицом и трех девочек, жавшихся к материнским коленям.

— Как вы сами просили…

— Благодарю вас, товарищ! — Демиров указал женщине на диван. — Прошу, баджи. Это вы весь день дожидались меня? Напрасно, напрасно!.. Нужно было сразу же подняться сюда.

— Мне нужно видеть секретаря райкома партии Таира Демирова, — стараясь овладеть собою, сказала Лейла.

— Да, я вас слушаю, баджи.

Лейла вывела девочек на балкон, усадила там в соломенные кресла, велела не шуметь, не баловаться, затем проверила, плотно ли закрыл двери в номер ушедший портье, и лишь после этого сказала, запинаясь:

— Меня зовут Лейла.

— Я вас слушаю, Лейла-баджи, — так же серьезно сказал Таир.

— Я жена Гашема Субханвердизаде.

Рука Демирова, лежавшая на столе, вздрогнула, дернулась, словно от электрической искры, он с трудом подавил готовый вот-вот сорваться с уст крик изумления.

— Я вас слушаю, Лейла-баджи, — ровным тоном повторил Демиров. — Если разрешите, я закурю…

Голос Лейлы зазвучал бесстрастно, и со стороны могло показаться, что она рассказывала Демирову не о себе, не о своем горе, а о какой-то другой женщине.

— Я не хочу пока обращаться ни в Центральный Комитет партии, ни в Совет Народных Комиссаров, чтобы не позорить Гашема.

— Что ж, может быть, это и правильно, — заметил Таир, еще не понимавший, о чем пойдет речь, но уже почувствовавший сердцем, что он видит перед собою несчастную. — Однако учтите, баджи, что вклиниться между мужем и женою хуже, чем пролезть между ногтем и мякотью пальца. Так пословица-то учит.

Лейла кивнула без улыбки.

— Я все продумала, я выплакала все слезы. Потому, товарищ Таир, я еще способна говорить более или менее спокойно с вами, с секретарем райкома… Чувство достоинства, гордости останавливало меня, и я терпела. Запомните, вы первый, кому я открываю сердце, полное скорби!

— Но Гашем часто приезжает в Баку по служебным делам, — заметил Демиров. Разве вы не встречались с ним?

— Он скрывается от меня, от детей! — воскликнула Лейла. — Здесь он подружился с каким-то человеком по имени Вели и живет у него.

Демиров насторожился: "А знает Алеша этого самого Вели? Нужно справиться".

— Разными могут быть отношения мужа с женою, — сказал Таир. — Простите, баджи… Но как можно забыть своих единокровных детей?

— Что значат для Гашема его дети! — с горечью усмехнулась Лейла.

— Но деньги-то присылает?

— Раньше присылал, хотя и неаккуратно, а теперь вовсе перестал.

— Почему? — Демиров чувствовал, что его вопрос прозвучал наивно.

— А вы у него спросите, — сказала Лейла.

— Обязательно спрошу, — пообещал Таир. — Мы заставим его приехать сюда за вами, за детьми и взять вас к себе. В горы надо отвезти девочек, чтобы отдохнули. Да и у вас, баджи, утомленный вид.

— Разве я думаю о себе!.. — Слезы брызнули из глаз Лейлы, она порывисто схватила девочек и, не поблагодарив Демирова за внимание, вышла с ними из номера.

Таир в этот момент заметил, что он курил третью папиросу подряд.

Главное дорожно-транспортное управление — Азглавдор-транс — помещалось в двухэтажном ветхом особняке в верхней части города.

Наследство ему досталось неприглядное: не только в горах, но и в низинных районах, по существу, никаких дорог не было. Старые грунтовые дороги, с ухабами, с шаткими мостиками, пригодные для арбы, фаэтона, столь старательно ломали грузовые автомашины, автобусы, что начальник, инженер Султанзаде, впадал в уныние.

Когда он выезжал в командировку, то видел одну и ту же картину: в клубах густой рыжей пыли медленно тянутся арбы, запряженные волами; пронзительно визжат колеса, словно десятки точильщиков ножей запустили на полный мах свои точила. Попадались и караваны лошадей, мулов, осликов с притороченными к седлам вьюками, хурджунами, — так перевозили товары. Погонщики караванов и: возчики на перекрестках затевали перепалки, в пыли висела свирепая брань. Весенние и осенние ливни превращали дороги в узкие канавы, наполненные жидкой грязью, взболтанной тысячами копыт, сотнями колес.

А республика год от года получала все больше автомобилей, уже прибывали партии советских грузовиков, но бездорожье цеплялось за их колеса, глушило моторы, ломало рессоры, и когда Султанзаде подписывал аварийные акты, то чувствовал, что не миновать ему визита к прокурору.

Уже были выпущены первые советские тракторы. Их с нетерпением ждали колхозники, хлопкоробы, механизаторы. А тракторы так прочно увязали в липкой, как клей, грязи, что приходилось их вытаскивать упряжками волов, буйволов под градом насмешек и улюлюканье возчиков и погонщиков.

С издевательским сочувствием они обращались к инженеру:

— Ай-хай, балам, ну скажи на милость, да разве эти машины годятся для наших мест? Ни-ког-да!.. Пустой перевод народных денег.

Малейшая авария превращалась сплетниками и болтунами в ужасную катастрофу.

— Да-а-а, братец, этот афтанабел обогнал меня, обдав пылью, задушив чадом и дымом! А я спокойно погонял быков и надеялся на милосердие всевышнего. На повороте, ну ты знаешь, на том самом, злодей, сын злодея, этот афтанабел уже валялся в канаве. Сколько людей покалечило!.. Мои волосы от страха поднялись дыбом!.. Вот тогда я и понял: арба, конь, вол — детища аллаха, эта машина измышление шайтана. И в самом деле, к чему такая спешка? Зачем торопиться? Завтра тоже день настанет. Поезжай потихонечку да полегонечку в дедовской арбе, и ни один камушек не выпадет из рукояти и ножен твоего кинжала!

Конечно, Султанзаде понимал, что эти разговоры — явление временное, скоротечное. Его расстраивало то, что на строительство дорог, мостов, на возведение подпорных стен, дамб, насыпей, виадуков требовалась уйма денег, цемента, железа, а республика была еще небогата, фонды беспощадно урезались. Вот и получилось — планы обширные, а силенок-то маловато!

Когда инженер приезжал в горы и встречался с Таиром Демировым, они оба сетовали, что бездорожье мешает району убыстрить темпы колхозного, да и культурного строительства, идти вперед семимильными шагами, а ведь народ-то жаждет жить по-новому. И в то же время они знали, подсчитали, что строительство шоссейной дороги по кручам и откосам, через ущелья и провалы обойдется весьма дорого, потребует, — от правительства многомиллионных затрат. Но ведь речь-то шла о будущем целого района с населением в пятьдесят шестьдесят тысяч!..

В перерыве между заседаниями Демиров созвонился с Султанзаде: они договорились о встрече.

И, поджидая секретаря райкома, инженер с досадой почесывал затылок, кряхтел. Он чувствовал, что Демиров подступит с ножом к горлу, потребует и денег, и цемента, и взрывчатки. А что ему ответить?

Султанзаде размышлял, как же пойдет у него разговор с Таиром? Он вызвал к себе главного инженера Аллахкулибекова, чтобы узнать его мнение о проекте горной дороги.

— Зачем толочь воду в ступе? — удивился тот. — И в прошлом году говорил, и теперь повторяю: дело это преждевременное… В глазах Демирова я прослыл плохим человеком давно, — значит, и останусь плохим, но буду стоять за правду!.. Километр горной дороги обходится в десять — двенадцать раз дороже, чем километр шоссе в долинах. Факт? Да, факт. Так скажи, начальник, имеем мы право транжирить и без того скудные ассигнования и фонды? Вот через пятилетку республика разбогатеет — тогда начнем прокладывать дороги.

Слова главного инженера были по-своему разумными: действительно, куда выгоднее козырнуть в отчете сотнями километров новых проложенных дорог в Мугани, чем отчитываться в миллионах, истраченных на какой-то отрезок шоссе в горах.

Но ведь Демиров-то работал, боролся в горах, и он болел за свой район, стремился к его процветанию.