Протагонист - Анастасия Всеволодовна Володина Страница 49

был у нее, хотя прошло уже три часа сорок три минуты, и мне даже интересно, правда же, интересно, что же такого мудреного, Костя, надо делать с бабой, раз тебе не хватило трех с половиной часов?! И не надо мне говорить, что я сама велела тебе кого-то найти: ты никогда меня не слушал, ты никогда не делал, как хотела я, так с чего бы вдруг тебе слушаться теперь, когда я этого не хотела, ведь ты же знал правила, ты знал, что всё держится на том, что я согласилась быть твоей, потому что ты меня своей сделал!

Когда я объявилась, Вероника уже успела разобидеться – и, как всегда, назло мне копошилась: подолгу завязывала шнурки, лениво собирала рюкзак и нарочно роняла игрушки, так что я, вызверившись, рванула ее за руку и потащила к выходу, а она царапалась, упиралась и визжала:

– Пусти! Отстань! – И уже у машины она заорала: – Уходи! Я к папе хочу!

Зря она так сказала – потому что я сразу ее отпустила, села в машину и погнала в сторону той пятиэтажки на окраине.

И лишь когда за квартал до того самого дома меня остановил гаишник, который принялся выпрашивать взятку, я наконец поняла, что натворила, вспомнила, как бабушка вышвырнула Графа, а потом плакала, и из-за этого сама начала рыдать так, что гаишник испугался и отпустил меня, и я сразу вернулась к саду, но Вероники там уже не было, и дверь оказалась закрытой, и я уже видела, как Вероника попадает под машину, трамвай, автобус, грузовик или к маньяку, педофилу, убийце, цыганам, но тут вышел сторож и сказал, что за ребенком приехал мужчина на черном джипе.

Теперь я ехала так, что сзади сигналили машины. Встала у нашего дома, и снова сидела у подъезда, как сидела днем у того подъезда, и снова слушала радио. В который раз за это время, как будто назло мне, заиграла песня про малыша, который растет не по годам. Я положила руку на живот и зло рассмеялась. Тогда мне и пришла в голову эта шальная мысль.

Дома Костя, злой как черт, схватил меня за плечи и встряхнул.

– Что за дела? Тебя где носило, а?

«А тебя?» – хотела я заорать в ответ, но промолчала. Увидела, что Вероника смотрит мультики в гостиной, поедая мороженое, и кивнула в сторону спальни.

– Надо поговорить.

Я прикрыла дверь, а ты остался подпирать стену, и я подумала с каким-то лихим ликованием: вот и всё. Когда я сказала: «Я беременна», ты растерялся, но сразу подошел ко мне и крепко обнял, а я старалась не дышать, чтобы ненароком не учуять лишнего, и хотела спросить: «Ты хоть помылся после нее, скотина?», но не спросила, а ты поцеловал меня в висок и засмеялся: «Надо же, вроде мы береглись, а вот те на», а я легонько оттолкнула тебя и сказала, глядя в глаза: «Мы – береглись», а ты не сразу понял, и тогда я улыбнулась так погано, как только могла, а могла я всё, и ты сжал кулаки, а я засмеялась, и тогда ты положил руку мне на горло, а я закрыла глаза и спросила: «В лес?», и ты убрал руку и вышел из спальни, и вышел из квартиры, и хлопнула дверь, и я наконец смогла вдохнуть, потому что знала: ты больше не придешь.

Бабушка, бабушка, как погубить волка?

Вогнать топор ему в брюхо, внученька.

Но ты пришел.

Явился через два дня, усадил меня за стол и сказал, что попробуешь.

День за днем ты буравил меня взглядом, в котором бился один и тот же вопрос, – и я знала, что этот вопрос не даст тебе продержаться и года.

Ты и не продержался.

Никита появился на свет раньше срока. 1 января 2001 года.

Его сразу вырвали из моих рук и унесли в инкубатор, а потом мучили на операционном столе. Я лежала и молилась, потому что больше ничего не могла, а ты даже не пришел.

Ты заявился только на выписку. Стоял в коридоре – небритый, помятый, без единого захудалого цветочка, и сжимал руку Вероники. Увидел меня – и потянулся за конвертом, а я отскочила в сторону, чувствуя, как кончается воздух, как разевается рот, а звук не вылетает, но я кричу без звука, чтобы не дать ему, чтобы не дать тебе, чтобы не дать тебе опять.

– Успокойся, – скривился ты. – Сдался мне твой выблядок… – прошипел и пошел к выходу.

Тетка в регистратуре только головой покачала, а я будто приросла к полу – и сдвинулась, только когда Вероника позвала меня к машине. Всю дорогу я прижимала к себе сверток, прикрывая глаза рукой, боясь – чего? сглаза? порчи? или того, что, стоит тебе посмотреть в эти невыносимо серые глаза, как ты сразу всё поймешь, узнаешь правду?

Ты поднялся со мной в квартиру, собрал вещи Вероники («пока не освоишься»), положил на стол пачку долларов («на няньку») и ушел окончательно. Бросил нас так же легко, как когда-то меня подобрал.

И вот мы остались с Никитой. Порок сердца. Прогрессирующая миопия. Невралгия. Сколиоз. Мигрени. Никита нуждался во мне, как никто и никогда раньше. Впервые кто-то был моим, и никакая мама больше не могла сказать Косте, где нас искать, и никакой Костя больше не мог взять его на руки и унести от меня прочь.

Ты был настолько щедр, что оставил мне квартиру, машину и приличный долларовый счет, который пополнялся алиментами раз в месяц – платил на двоих, надо признать. Видимо, так боялся прослыть рогатым мужем, что предпочел быть мужем, бросившим жену на сносях.

Сначала ты поднимался за Вероникой в квартиру, но при каждом твоем появлении на пороге я представляла, как ты вдруг случайно увидишь Никиту – и всё поймешь.

Я поставила замок на дверь в детскую и закрывала ее на ключ каждый раз, когда ждала твоего прихода. Однажды ты заявился раньше положенного, я спрятала ключик – и сама забыла куда, а потом металась по квартире, страшась того, что ты нашел его первым, и, когда я буду в душе, ты придешь и заберешь моего сына себе, навсегда, как уже забрал у меня дочь, и он станет твоим – как уже стала она. Никита проснулся и заплакал в комнате, а я рыдала снаружи и искала ключ, переворачивая всё вверх дном, и только когда я распахнула дверь и схватила его на руки, я поняла: или