Федор Сологуб - Том 1. Тяжёлые сны Страница 5

Да, позади остались те времена, когда Сологубом зачитывалась вся Россия, когда крупнейшие издательства – «Шиповник», «Сирин» – наперебой стремились осуществить выпуск многотомных (двенадцать, двадцать томов!) его сочинений… Теперь Сологуба печатают все меньше, и он уходит в основном в переводы. Но творческий авторитет его еще велик, особенно благоговеют перед ним талантливые молодые поэты. Ахматова, Мандельштам относились к нему с пиететом; Городецкий считал себя его учеником. Раньше многих разглядел Сологуб талант Сергея Есенина, очень поддержал Игоря Северянина, представив читателям его самую знаменитую книгу «Громокипящий кубок» (1913). Благодарный автор впоследствии посвятил ему сонет:

Неумолимо солнце, как драконЖивотворящие лучи смертельны.Что ж, что поля ржаны и коростельны? –Снег выпадет. Вот солнечный закон.

Поэт постиг его и знает он,Что наши дни до ужаса предельны,Что нежностью мучительною хмельныЗемная радость краткая и стон.

Как дряхлый триолет им омоложен!Как мягко вынут из глубоких ноженУзором яда затканный клинок!

И не трагично ль утомленным векамСмежаться перед хамствующим веком,Что мелким бесом вертится у ног?

Под сонетом дата – 1926. Как раз в этом году Федор Сологуб был избран председателем Союза ленинградских писателей – слово мэтра еще весомо… Но – век и впрямь становится все более «хамствующим». Сологуб понимает это и пытается покинуть страну. В 1921 году он обращается к Ленину с просьбой разрешить ему с женой выехать за границу. За Сологуба и Чеботаревскую, а также за Блока ходатайствовали и Горький, и Луначарский. Соответствующие инстанции поступили странно: Сологубу разрешение дали, Блоку – нет. Луначарский в порыве негодования стал доказывать, что Блок, если на то пошло, куда больше сделал для революции, чем Сологуб и Чеботаревская! В итоге Блоку выехать разрешили, а Сологубу – нет. Блок не успел воспользоваться этим разрешением: он был уже смертельно болен. Потом эти «чертовы качели» с разрешением-неразрешением взлетали то кверху, то книзу еще не один раз – в итоге психика Анастасии Николаевны не выдержала, и она бросилась в Ждановку. Труп только через несколько месяцев – весной – прибило к берегу. А до тех пор – Сологуб все надеялся, что, может быть, жена жива, что вот-вот вернется домой… Во всяком случае, прибор Анастасии Николаевны неизменно ставился на обеденный стол. Жутковатая мистика самой жизни!

Убедившись. что жена погибла и что он опять остался одинок на всех земных путях, Сологуб, однако, ни на минуту не потерял надежду, что свидание их все же состоится, – но уже в иных мирах. А раз так – перемещения по земле бессмысленны. Не все ли равно, где дожидаться внеземной встречи – в Париже ли, в Петрограде? О выезде за границу Сологуб больше не хлопотал…

В одном из стихотворений 1913 года Федор Сологуб написал:

Тьма меня погубит в декабре.В декабре я перестану жить.

Строчки оказались пророческими (это часто случается с поэтами). Так и произошло: в декабре 1927 года писатель скончался после мучительной болезни – то ли впрямь от таинственного «декабрита», то ли – от наступающего удушья тоталитарного режима. Не хватило же воздуха «тайной свободы» Александру Блоку? Рядом с его могилой и похоронили Сологуба на Смоленском кладбище…

Скольких героев Сологуба – особенно детей – манила, соблазняла, уводила от горестей жизни смерть! Это с ней, утешительницей, пировал герой его стихов, как Рембрандт с Саскией, твердя, как заклинание, удивительно красивые, обворожительно-музыкальные строки:

Лила, лила, лила, качалаДва тельно-алые стекла,Белей лилей, алее лалаБела была ты и ала.

А сам Сологуб умирал тяжело, мучительно. «Хоть бы еще походить по этой земле», – сорвалось с его губ. Вера в грядущие перерождения, сладость загробных свиданий – все отодвинулось перед этим, таким понятным и простым, несбыточным желанием…

Так что же – Сологуб обманывался сам и обманывал других? Где истина– в жизни, в смерти?

Но вы забыли, что он «видел две истины сразу». Говоря словами Блока, он знал «и отвращение от жизни, и к ней безумную любовь». Два солнца светили в его небесах, и одно было – все иссушающий Дракон, жестокий Змей, а другое – великий Гелиос, Вседержитель Света, дарующий жизнь… В том-то и своеобразие творчества Сологуба, его мировосприятия, что у него не просто свет борется с тьмой, а свет, несущий добро, непрерывно сражается со светом, несущим зло. И победа здесь едва ли возможна. «С кем протекли его боренья? С самим собой, с самим собой?» – как скажет другой поэт…

Его называли певцом смерти, но разве не он написал хотя бы вот эти строки: «Перед ним раскрывалась очаровательная картина, осененная светло-голубым куполом неба с разбросанными на нем разорванными облаками и озаренная неяркими, радостными лучами клонящегося к закату солнца. Тропинка, по которой он шел, вилась над высоким берегом неширокой, тихо льющейся по крутым изгибам русла реки; неглубокая вода в реке была прозрачна и казалась отрадно-свежею и прохладною. Казалось, что стоит только войти в нее, и станешь вдруг обрадован простодушным счастьем, и сделаешься таким же легким, как купающиеся в ней мальчишки, тела которых казались розовыми и необычайно гибкими».

Нет, это – не Лета, река слез и вечного, темного забвения! Это – не мертвая, запредельная, а живая, земная вода, река счастья…

Но вспомните: в сказках, для того чтобы оживить убитого богатыря, мало было одной живой воды. Сначала непременно надо было омыть его смертельные раны мертвой водой, а уж потом – живой. За этим – великая диалектика самой природы.

Вот и в творчестве Сологуба есть живая и мертвая вода. И очень ошибется тот, кто, не поняв этой нерасторжимой связи, попытается просто отставить в сторону кувшинчик с мертвой водой, а кувшинчик с живой поставит на музейную полку… Чуда воскрешения не произойдет. Загадка творчества и души Сологуба останется непонятой.

Хватит того, что при жизни он страдал от прямолинейной ригоричности критиков. Ослепленные сиюминутным, они того же требовали и от писателя, наделенного открытым третьим глазом. Суть их требований: закрой его! Третий глаз казался уродливым излишеством тем, у которых такового не было…

Творческое наследие Сологуба поистине огромно. Далеко не все стихи вместил в себя синий том, изданный в Большой серии «Библиотека поэта» в 1975 году. Проза его не переиздавалась более полувека, за исключением «Мелкого беса» и десятка рассказов. Пьесы, статьи вообще забыты. Настоящий айсберг, основная часть которого – под водой! Кто из издателей явит Сологуба в целостном единстве, в полном объеме, во весь его духовный и человеческий рост?

А стоит ли?.. – засомневается кто-то. Известно ведь, что вышедшее из-под пера Сологуба не равноценно. Он и сам знал это, и когда у него просили дать стихи для какого-нибудь альманаха, с каменно-непроницаемым лицом осведомлялся: «В какую цену давать стихи? По рублю за строчку или по полтора?» Но бесспорно и то, что среди его стихов были «почти совершенные» (по оценке сверхпридирчивой З. Гиппиус), да и просто – бесценные, за которые и полтора рубля – смешная символическая плата… То же относится и к прозе. Без труда можно обнаружить здесь и повторы, и провалы вкуса, и ложные обольщения, и ядовитые примеси… Но разложить все по полочкам, как в аптеке, невозможно. Тот, кого интересует живая и сложная диалектика творчества, не согласится на искусственное спрямление пути писателя. Читать указующие ярлыки? Не лучший вид чтения! Разумнее почитать самого Сологуба…

Будут – уверена! – читать и восхищенно перечитывать вновь возвращаемого Федора Сологуба. Само собой разумеется, не все нам, а тем более читателям будущего, окажется при этом одинаково близко. Что-то отдалится, станет едва заметной точкой в пространстве, что-то, наоборот, приблизится. Одно ясно: Сологуб – не из тех писателей, которые, хотя бы и посмертно, позволят исчерпать себя до конца. При видимой стилистической простоте, он многослоен и многозначащ.

Вот «Ёлкич» – январский рассказ, сюжетно связанный с событиями кровавого воскресенья – января 1905 года. Мальчик Сима (уменьшительное от Серафим, что значит «пламенеющий») – необыкновенный ребенок, наделенный даром видеть и слышать то, что не видят и не слышат другие. Другие дети смотрят на елку и радуются игрушкам, подаркам… Сима же всей душой жалеет никому не видимого бедного ёлкича – маленького зелененького человечка, который ходит и все ворчит: «Разве моя елка для вас выросла? Она сама для себя выросла!» Сима задумывается, в самом деле, для чего елку срубили? «Ведь она, в самом деле, для себя? И каждый для себя. А то ведь этак каждого придут и возьмут, и сделают, что хотят». Разгневанный «ёлкич» предрекает, что прольется кровь – и в самом деле, Сима, затесавшийся в толпу 9 января, погибает от шальной пули…