Николай Лейкин - Из записной книжки отставного приказчика Касьяна Яманова Страница 5

Вечером поехал в город и ночевал у дьячка, а наутро отправился в дилижансе к себе домой на Черную Речку. В дилижансе меня значительно укачало, и я счел за нужное выйти из него у Строгонова сада и соснуть малость на травке и легком воздухе, что и исполнил. Долго ли я спал, не знаю, но видел страшный сон: видел я, что какие-то арапки, с черными лицами и красными ногами, пляшут на моем животе и поют арабские песни, а вдали стоит моя дачная хозяйка, Анна Ивановна, и ехидно улыбается. Долго я терпел истязания, но когда уже терпеть было невмочь, то вдруг заорал во все горло: «Анна Ивановна, заступись, голубушка! Серебряный подстаканник подарю!» — и вдруг проснулся. Открыл глаза и вижу, что надо мной стоит пожилая дама, в черном платье, и черномазый, молодой фертик с козлиной бородкой. «Добрый простолюдин! — сказала дама, — от чего я должна вас спасти и почему вы узнали мое имя?» Извините, говорю, сударыня. Это я так, в забытьи… Со мной это часто случается. А вы нешто Анна Ивановна? Точно так, говорит. А разве вы прежде не знали моего имени? Откуда же, говорю, сударыня, мне ваше имя знать, коли я вас в первый раз вижу? Дама закатила под лоб глаза и начала тараторить с фертиком по-французски. Слышу, поминает что-то: «спиритуалист, спиритуалист». Раз десять проговорила она это слово, потом обратилась ко мне и говорит: Послушайте, говорит, вы спиритуалист? Виноват-с, говорю. Это точно, что мы к спиртным напиткам пристрастие имеем и сегодня поутру маленько зашибли, но только без запоя… Побалуем, да и за щеку. Вы, говорит, не так меня понимаете. Скажите, вы медиум? Как-с? Вы медиум? медиум? — заболтала она несколько раз. Никак нет-с, говорю, я Касьян Яманов. Я вас не о фамилии спрашиваю, но желаю знать, не медиум ли вы… не ясновидящий ли? Скажите, вы не имеете сообщения с духами, не беседуете с отсутствующими, не разговариваете с людьми, которые уже давно умерли? Это, говорю, точно-с, случается… Раз мертвый купец меня к себе в приказчики нанимал, а вчера я ругался с моим бывшим хозяином, которого вовсе и в горнице не было, но это, говорю, сударыня, всегда в забытьи и больше от тоски, так как мы теперь отставные приказчики и болты бьем, а пить-есть надо! Так вы медиум, говорит, медиум! Вы и сами не знаете, что обладаете таким драгоценные даром. Что ж нам, говорю, в нем, коли от него не откусишь? Вы просили у меня руку помощи, и я протягиваю вам ее. Я сама спиритуал истка, а потому должна протянуть вам руку. Я вас устрою. Идемте, собрат мой, ко мне. Я живу здесь, поблизости. С диву дался на нее, однако пошел. Живет великолепно. Дача — роскошь! На подъезде встретил нас лакей в белом галстуке. Отстал я маленько от нее, отвел в сторону лакея и спрашиваю: «Кто это такая?», А он мне: «Вдова, генеральша Кувырканьева». Как сказал он мне, что она генеральша, так я и оробел. А что, думаю, вдруг драть меня прикажет? Уж не обругал ли я ее давеча во сне-то? Однако вскоре успокоился и вошел в горницу, так как заметил, что около дачи ейной стоял городовой. В случае чего, думаю, так можно крикнуть караул. Однако караул кричать не пришлось. Генеральша была очень любезна, угощала завтраком (первый раз пришлось есть с генеральшей), вином и расспрашивала меня: часто ли я беседую с духами умерших. Меня маленько забрало. Чтобы разжалобить ее, сказал, что часто. Ну, а можете вы, говорит, силою воли уменьшить вес предмета? То есть как это? — говорю. А так, говорит, к примеру, вот эта бутылка весит пять фунтов, так ежели вы пожелаете, то можете вы сделать, что она будет весить вместо пяти фунтов два? Могу, говорю, потому это плевое дело! Взял, налил из нее стакан, выпил залпом и говорю: «Потрудитесь свесить; теперь не более двух фунтов будет. Может, в восьмушке ошибся». Улыбнулись в говорит: «Это все не то! А верчением столов не занимались?» Трафилось, говорю, вертывали. Сели за стол все трое; она, я и фертик и сделали цепь из рук, поставивши их рогульками. Сидим и смотрим друг на друга. Так и разбирает меня смех, однако креплюсь. Напрягите, говорит, все силы вашей воли и тогда стол двинется. Ну, я и напряг, вследствие чего стол и двинулся, потому леговький-прелегонький. Генеральша пришла в восторг. «Вы медиум, медиум, поистине медиум! Ежели вы без места, то живите у меня, вам будет готовая квартира, стол и двадцать пять рублей жалованья. Согласны вы?» Ну, как тут не согласиться? Так переезжайте, говорит, завтра же… Обещал и домой воротился как угорелый. На дворе встретила хозяйка. Где это, говорит, пропадал целые сутки? Молчать, говорю, а то сию минуту превращу тебя в перечницу и уксусницу! Я, говорю, теперь не что иное, как медиум и спиритуалист, завтракал с генеральшей и буду жить в генеральском доме! Хозяйка обиделась. Ну, да мне теперь наплевать!

Неисповедимы судьбы Божии! То есть думал ли я когда-нибудь, что из простого апраксинского приказчика превращусь в медиумы? Ну, так что ж такое? медиум так медиум!

16 июня

Итак, я состою в должности «медиума» при дворе генеральши Кувырканьевой. Ведь поди ж ты, какую должность придумала! Уж подлинно, что богатые люди с жиру бесятся! Надо полагать, что эта генеральша — иди барынька из блажных, или просто дура. Впрочем, что за важность? Лишь бы деньги брать. Но вот вопрос, что это за должность такая, медиум? Дьячок Ижеесишенский, который был у меня сегодня и коему я в радости сообщил о приискании себе места, с божбою уверяет, что медиум — это всё равно, что шут у старинных царей и князей или юродивый. Тех же щей да пожиже влей. Теперь, говорит, с шутами и юродивыми никто больше не вяжется, так пошли медиумы в ход. Надо полагать, что он врет, потому что был выпивши. Завтра же пойду к генеральше и расспрошу, в чем заключается моя должность. Ежели заставят кувыркаться, колесом ходить или петухом петь, то навряд соглашусь.

17 июня

Сегодня ходил к генеральше и спрашивал, в чем будет заключаться моя должность. Также упомянул насчет кувырканья, петуха и колеса. Улыбнулась и говорит: «Ничего этого не надо, у меня не цирк, а когда на вас найдет вдохновение, туман эдакой, то вы будете предсказывать будущее мне или гостям моим. Вы человек особенный, вы не то что другие: вы разговариваете с отсутствующими, с давно умершими, но мы этого не можем, поэтому вы будете задавать им наши вопросы и передавать нам их ответы. Поняли?» То есть понять-то, говорю, понял, только в разных смыслах… Ничего, говорит, постепенно привыкнете. Условился также и насчет жалованья и всего прочего. Условия мои такие, что я теперь много почище рыночного приказчика, а пожалуй, повыше и гостинодворского, несмотря на то, что гостинодворские пенсну на носах носят и в Приказчичьем клубе польку танцуют. Жалованья мне 25 руб. в месяц и отдельная комната (а те этого не имеют и спят по пяти человек в одной комнате) — когда нет дела, со двора или куда угодно, без спросу (а те только раз в неделю или в две, и то со спросом у хозяина), гостей могу принимать к себе кого хочу (тем же гостей принимать воспрещается), к завтраку, обеду и ужину полагается водка (а тем за водку-то нагоняй, а пожалуй, и выволочка). Только что я вышел от нее на подъезд, француз-фертик (это сбоку припека-то) сейчас за мной. Что вы, говорит, с ней разговариваете! Разве не видите, что у ней здесь мало? и показал на лоб. Видим, говорю, что в умалении и скудно, только все же переговорить следует. Пустяки, просите только денег больше да врите, что в голову придет, как будто вы это слышите от умерших. Извините, говорю, почтеннейший, вы сами-то по какой части при ней состоите? Тоже, как и вы: медиум. Коли так, говорю, — ручку! Для первого знакомства отправились с ним сейчас же в Строганов сад на горку (ресторанчик там есть) и засобачили в себя по три рюмки христианской да саданули по бутылке пива. Француз, а водку пьет, что наш брат русский. Обещался меня познакомить с француженками.

Теперь я понимаю, в чем состоит моя должность: нужно прикидываться перед генеральшей колдуном, гадальщиком, предсказывать будущее, морочить ее и доить ее карман. Сама напросилась. Попробуем. Потрафим, так ладно, а нет, так ведь нам с ней не детей крестить!

18 июня

Переехал к генеральше. Комнатка хотя и махонькая, но отменная. Из окна видны все жизненные удобства, как-то: кабак, городовой и портерная. Прислуга приняла меня не совсем ласково. Лакей при встрече со мной пробормотал: «Еще одного шалопая несет!» Горничная плюнула мне вслед и сказала: «Барон, что гоняет ворон». Ну, да это наплевать! Стерпится, слюбится.

С дачной хозяйкой моей прощание у меня было самое трогательное. Плакала и рыдала она так, как будто провожала в могилу и просила меня навещать ее, а также присылать для беседы об антихристе дьячка Ижеесишенского. За квартиру ей отдал я не 20 р. за все лето, как бы то следовало, но всего 5 р., зато подарил мельхиоровый стаканчик при нижеследующем письме, которое она обещалась хранить в божнице. Вот сие письмо:

«Милостивая государыня, Анна Ивановна!