Михаил Кузмин - Подвиги Великого Александра Страница 5

Король тщетно искал кого-нибудь, кто бы вызвался пойти в ставку Дария. Ночью он привязал на рога коз зажженные ветви и, подогнав их к вавилонским стенам, воспользовался страхом стражи, чтобы осмотреть снаружи громаду города. Тройной ряд стен, медные высокие башни и ворота безмолвствовали; только слоны изнутри ревели на зарево да разбуженные голуби стаей взлетывали к черному небу. Задумчиво оглядел король диковинные стены и, вернувшись, объявил, что к Дарию послом пойдет он сам. Напрасно советники старались отклонить короля от его решения как от сумасбродной затеи, – Александр, взяв Евмила и трех лошадей, сам одетый наподобие Гермеса, направился к реке Странге, тогда покрытой льдом; там он оставил Евмила с двумя конями, сам же на Букефале переправился на ту сторону, крикнув: «Аммон – мне помощник!» Персидская стража, окружив Александра, принимала его за божественное явление и провела во дворец, где Дарий, в вавилонских одеждах, злаченой обуви, в багрянице, со скипетром и жезлом, восседал на сияющем троне. Все удивлялись небольшому росту Александра. Дарий сказал несколько усталым от вина голосом:

– Кто ты, мальчик?

– Я – посол Александра.

– Что скажешь?

– Александр рвется в бой и досадует на твою медлительность.

Брови царя сдвинулись, но, громко рассмеявшись, он сказал: «Пусть досадует, а мы пока попируем. Дать ему чашу!» Александр, спрятав одну чашу в складках хламиды, протянул руку за другой. Дарий сонно смеялся. «Ловко! а та где же, первая?» – «Король Александр всегда дарит чаши, когда пирует с друзьями!» Художник-перс на ухо шептал царю Дарию, что это – сам Александр, с которого он когда-то писал изображение. Царь кивал головою, соглашаясь и засыпая; по рядам гостей пронесся шепот: «Сам Александр», но король, подойдя к высокому окну, ответил: «Да, я – схож видом с богоподобным героем, но вы ошибаетесь», потом, вдруг поднявшись на подножке статуи Ксеркса, прокричал: «Царь Дарий, смотри хорошенько на меня, чтобы в битве не пропустить Александра», – и, отпихнувшись от статуи, рухнувшей на стол, разбивая обломками кубки и чаши, скрылся через высокое окно. Пьяные персы, ругаясь, седлали лошадей в темноте, но, не догнав легкого грека, доносили сидевшему над обломками отцовой статуи Дарию самые невероятные известия об исчезновении Александра.

Глава пятая

Следующая битва произошла вскоре у реки Странга, зимою; оба вождя собрали как можно больше войска, говорили самые замечательные свои речи. Дарий был на удивительной колеснице с серпами около колес, которыми она жала все'х приближавшихся. И таких сооружений был целый отряд. Битва была кровавейшая; небо темнилось стрелами, камнями и дротиками. Серпоносные персидские колесницы, обратившись в бегство, резали своих же солдат, которые, ища последнего прибежища на льду реки, нашли там окончательную себе гибель, так как, не вытерпев тяжести стольких людей и лошадей, лед проломился и все покрылись вдруг открывшейся черной шумящей водою. Дарий на берегу разодрал свои одежды и спешно направился ко дворцу, где, запершись в далеком покое, бросился на пол, плача как дитя: «Дарий, Дарий – нищий беглец, недавно властитель мира!»

Приближенный Дария, Авист, неудачно покушался на жизнь Александра, переодевшись македонянином, но был отпущен на свободу великодушным королем. Александр велел погребать тела павших греков и персов, собираясь перезимовать в Вавилоне, славном немалыми диковинами.

Другие два приближенных Дария, желая сделать приятное Александру, как вероятному победителю в этой борьбе, решили убить царя; однажды ночью, проникнув в царскую спальню, они напали на Дария, но он голыми руками так оборонялся против двоих, что, не осуществив своего позорного намерения, вельможи скрылись, оставив недодушенного царя стонать в темном покое. Едва Александр узнал о заговоре и убийстве Дария, как тотчас льдом перешедши реку, направился к его покою. Царь лежал на полу посреди комнаты, носившей все следы недавней упорной борьбы, еле живой. Александр покрыл его своей хламидой и, сжимая костенеющие руки, шептал: «Дарий, встань, живи, царствуй в твоей стране».

Дарий, остановив на короле свой блуждающий взгляд, еле слышно пролепетал: «Смотри, чем стал я; тень, мелькнувшая на стене, вот слава; помни, помни!..» Александр, закрыв лицо Дария плащом, поскакал обратно. В Вавилоне, осмотрев все диковины, погребя Дария, распяв на его гробе его убийц, Александр короновался и вскоре отпраздновал свадьбу с Роксаною, достигнув, казалось, верха человеческого счастья.

Книга третья

Глава первая

Зима, проведенная в мире и бездействии, удручала Александра смутною и неопределенною тоскою, и часто, уже весною, сидя на террасе с другом своим Гефестионом, вздыхал король о дальних походах. Похвалив такое стремление, друг посоветовал королю отправиться к востоку, в Индийское царство, через пустыни, имея путеводителями небесные созвездия, звездные хороводы. Поцеловал король друга и пошел к королеве Роксане. Королева сидела у окна, ничего не делая, скучая холодностью Александра, ибо хотя и считалась она королевской супругой, но пребывала девой к большой своей досаде. «Что вам, король, угодно?» – спросила она, не оборачивая к супругу своего широкого, ярко нарумяненного лица. «Меч мой и походный плащ ищу я, госпожа королева», – отвечал Александр. «Разве вы собираетесь в новые походы?» – не отводя глаз от расписных стекол, продолжала Роксана. «Да, госпожа». – «Не худо бы вам раньше было предупредить меня, чтобы я могла вышить вам что-нибудь на память». – «Вы и так будете царить в моей памяти!» Королева походила по комнате и вновь обратилась к супругу: «Что слава? не дым ли? Вам нужно бы иметь сына, как достойного наследника». И она опустилась на пол у ног героя. Александр долго не отвечал, улыбаясь и перебирая кудри Роксаны; потом вымолвил: «Госпожа, вышей мне победную мантию, приноси жертвы богам, нам же оставь решать наши мужские дела». Король вышел быстрым шагом из покоев королевы, а та долго сидела в темноте, сжимая руками висок, поцелованный супругом, не слыша труб и ржания коней, стука пик и глухих ударов в бубен. Пуста была темная площадь, когда Роксана глянула в окно и, засветивши небольшую лампу, села за шитье, роняя злые, скупые слезы.

Войска смутно знали, куда они идут, военачальники тоже, и только уверенность безоблачного царского чела удерживала от явного ропота. Водимые звездами восемь дней, блуждали они в бесплодной пустыне; наконец пришли в плодовые леса, где жители были подобны зверям, и в травяную страну, где вместо собак у домов цепями держались блохи и жабы, и в болотное место, где лаяли бесстыдные жители, обращенные в бегство только огнем. И дальше шли, дивясь чудесам, грифонам, немым племенам, полусобакам, одноглазому тигру, живущим в огне саламандрам, дереву, к вечеру испускающему благовонную слезу, шестиногим, трехглазым пардусам. И из теплого тумана нежные, но строгие голоса пели: «Остановись, король, остановись». Но Александр внятно в тишине произнес: «Хочу видеть край земли!» И снова дальше пошли, заглушая усталость и ропот любовью к царю. Наконец теплый и густой туман известил их о близости моря. Моря не было видно в розовой мгле, но видны были чуть мерцающие фонари на мачтах суден. Король взошел на не знакомый никому корабль и тронулся, пеня густую, еле шипучую влагу. Слева виделся будто лесистый, высокий остров, откуда неслись греческие слова, но говоривших не было видно, а смельчаков, пустившихся вплавь достигнуть чудесного берега, невидимые руки вновь увлекали в пучину. Наконец туман так сгустился, что казался порфировой стеною, и король принужден был вернуться к берегу. Долго стоял Александр у туманного моря и потом, вздохнув, направился в глубь страны.

Вскоре достигли они темной страны, без зари, солнца и месяца, где чаяли быть стране блаженных. Чтобы не потерять пути во мраке, разлучили ослицу с осленком и, пустив первую вперед, второго держали перед войсками, чтобы вестись криками матери. Но странный свет озарял подземную дорогу приглядевшимся путникам. Встречные предметы виделись им серыми и неопределенными, будто впросонках. Скоро они вышли на печальное холмистое место; ветер слева наносил тяжелый смрад, и ослица кричала вдали еле слышно. Летучие мыши, проносясь над самыми головами, казалось, шипели: «Сверните налево». Путники скоро нашли озеро, все наполненное людьми, так что воды даже не было видно, а только головы, плечи и руки. Из-под земли доносились вопли и стенания, будто в бурю из трюма корабля. Но все голоса покрывал крик гиганта, прикованного к острой скале; за пять дней пути был слышен этот вопль. Встречались им кучки людей, мужчин и женщин, всех обнаженных, которых гнали крапивным бичом пламеннозрачные птицы. Растрепав свои волосы, гонимые дико посмотрели на короля и, протянув руки вперед, разом возопили: «Знал ли, царь Александр, ты любовь?» Король перевел глаза свои на Гефестиона и медленно повторил: «Знал ли я любовь?» – но серые люди, хрипло лая, уже прошли, согбенные под ударами крапивных бичей, мимо. Спустившись с плоскогорья, вступили, очевидно, на медную землю, – так гулко эхо разносило стук копыт. Александр вздрогнул, вспомнив предсказание Антифонта, что умереть ему придется на железной земле под костяным небом. Но миновали и эту дорогу, не внимая беспрерывным теперь голосам и стонам. Вдруг внезапно наступившая тишина поразила их слух. Справа высился густой лес за высокой оградой, ключ слабо серебрился, журча у самого входа, а небо сквозь пустые ветви казалось прозрачней, слегка зеленея. Ржание ослицы смолкло вдали. Король тихо подъехал к роще, сняв шлем и пытливо глядя на светлевшее небо. Вдруг ворота тихо отворились, и из густой чащи вышел нагой отрок с высоким копьем, на конце которого желтел чудесный топаз. Нежным голосом, как горлица, он сказал: «Царь Александр, это – обитель блаженных; сюда никто не может вступить живым, ни даже ты, дошедший до этого места, куда не заходила человеческая нога. Будь радостен, ты скоро сюда придешь, не желая этого». И, печально улыбнувшись, мальчик исчез, и ворота сами закрылись, а король молчаливо снова повел свое войско за ослиным ржаньем, пока не вышел на белый свет, где солнце, луна, и звезды, и трава покрывает милую черную землю.