Элла Медякова - Ленинградская история Страница 5

Умер, причем с особым коварством - не поясняя, отчего, и именно тогда, когда я почти сумела отодрать от своей души все воспоминания! Так вначале мрачно, с кровью, но решительно откусываешь мучающий тебя заусенец, чтобы потом вылизать больное место, на котором заусенца уже нет и в помине, но все равно свербит и свербит...

Я подъехала к его дому и, проходя по дорожке мимо местной помойки, сразу узнала знаменитый диван, потому что второго такого залосненного и грязного в мире не сыскать даже в американском негритянском гетто. Именно на этом диване я некогда и посиживала в обнимку с тем, который теперь умер. И он тогда, помнится, пел всякую веселую чепуху типа "половинка моя, ты четвертинка моя, ты осьмушка моя...", причем диким голосом, а я ужасно смеялась, подпевая. Мои высокие тона действовали на его тогдашнего кота завораживающе, и кот, мурлыкая, засыпал у меня на коленях. Удивительно музыкальный был кот.

Это только через несколько лет мой возлюбленный стал похож на старого шимпанзе, проведшего всю жизнь в провинциальном зоопарке в какой-нибудь Таракановке, и отсюда его беспредельная желчность.

Я огляделась - вроде вокруг никого - и села на этот самый диван. Он заскрипел, но смирился. Стало удивительно грустно, словно и не было этих пяти лет. Кругом постылые каменные коробки домов, помойка и облака над коробками. А в голове проносились разные мысли. Почему он столько лет пролежал на этом диване? Почему он не хотел жить полноценной жизнью так, как пытаюсь это делать я? Он не мог или не хотел? Или что-то еще? Вариации бесконечны... Никогда подобные мысли не приходили мне в голову, когда он был рядом на этом диване. Как он дошел до жизни такой? Ответить на этот вопрос не так просто. Ясно одно, что это был уже не человек, а потрепанное тело, которому лень двигаться.

Может, послать все к чертовой матери, да и двинуть домой, не узнавая, почему он взял да и умер раньше меня... Или все же побывать у его гроба, всласть поплакать, проводить в крематорий, чтобы потом не презирать себя за равнодушие к тому, который... который многие годы так и не смог полюбить по-настоящему. Я же не требовала страстных лобзаний. Они мне были вроде ни к чему. Но хотя бы за руку он меня мог брать? Говорить со мной? Утешить меня? Это только герои дамских романов без сексуальных отношений даже в почтенном возрасте никак не обходятся. Русская баба, невзирая на образование, хочет совсем другого. И кто это сажает всех нас в жизненную лодку и пускает по реке?.. А потом ты спохватываешься - и речка не та, и лодка, и команда подрастерялась. Лодка же и не лодка совсем, а старый продавленный диван.

Но надо было все же узнать, когда и где состоятся похороны и на какие деньги. Любое знание обстоятельств предполагает действие, тут же сменяющее горе. Что же сейчас мною двигало - былая любовь или исключительно бабья жалость? И к кому? К себе или к нему? Это только в телевизионных сериалах мужчины и женщины пьют, как лошади, и хоть бы что. Я же знаю, что если мозг алкоголика просмотреть на клеточном уровне, то никаких связей между нейтронами наверняка не обнаружится. Все перепуталось в подобном мозгу. Пошел вроде в кухню, а очутился в ванной. Я-то знаю.

Неожиданно появился большой друг моего покойного возлюбленного. Он нес две сетки пустых бутылок.

- И как жизнь, Вася? Ничего?

- Да хреново. В аккурат вот бутылки иду сдавать. А у тебя как, подруга?

- Да эквивалент!

Я хотела было внести новую струю в наш с ним разговор, сказать пару слов о погоде, но передумала. Все же он явно торопился сдавать бутылки. Еще закроют приемный пункт или что еще...

И я спросила Васю:

- Вась, а Вась, чего диван его себе не забрал? Вроде еще ничего? Очень его покойник любил. Пусть еще кому и послужит...

Тут наступила пауза. Вася чему-то удивился, но все же ответил:

- Да на хрена мне этот диван! Соседи взяли и выбросили...

Какие такие соседи, которые имели право выбрасывать мой незабвенный диван, на котором я провела столько дней и ночей в благословенном своем прошлом? И ведь он жил в отдельной двухкомнатной квартире!

Тут мне Вася пояснил, что тот, которого я уже успела оплакать, сидя на диване у помойки, отнюдь не покойник, он жив. Просто продал три года назад одну комнату, и, как я поняла, вместе с этим Васей успел деньги пропить. Два дня назад их побили, и он теперь лежит в Покровской больнице, в травматологическом отделении со сломанным бедром, а Вася идет сдавать их общие бутылки. Ближе к вечеру мы с Васей сожгли этот старый диван. Помогали нам несколько местных алкашей и два подростка. Богатый соорудили кострище как на тризне об ушедшей любви! Все мы просто ошалели от огня и тепла. После чего утром я поехала в Покровскую больницу.

Наученная горьким опытом пребывания во всевозможных больницах, я сразу отправилась к лечащему врачу как главному источнику информации. Вопросы его ко мне были тривиальны - кто я ему, да почему... Я на секунду задумалась. Да, действительно, кто я ему? Формально нас с ним никогда ничего не связывало - ни документы, ни штампы, ни что другое. Когда присутствовала взаимная любовь - одно дело, теперь - другое. Но тут мне в голову пришла спасительная формулировка. Я ему сожительница, причем бывшая, выражаясь ясным языком юриспруденции. Что я лечащему врачу и сказала, попутно сообщив, что я инвалид и пенсионерка, чтобы не возлагал надежды. Врач же, взглянув небрежно на мою палку и ногу, сообщил, что моего сожителя нашли и выудили из городской речки Карповки, причем пьяного и избитого, со сломанным бедром. Я мгновенно представила себе карту области - водный путь от речки Морье, впадающей в Ладогу, до городской речки Карповки, чтобы тут же усомниться все же прошло пять лет. И я не могла не улыбнуться этим своим мыслям. Боюсь, врач этой моей улыбки не понял. Тут же мне было предложено приобрести в местной аптеке резиновый круг и витамины - для больного сожителя.

Он лежал в большой палате на первом этаже, весь заросший седой бородой, в грязной желтой майке. Эту майку я знала последние десять лет и полна была желания, глядя на нее, быть с ним предельно ласковой. Только если он признает себя алкоголиком, то есть сознается, что нездоров и поэтому может не отвечать за свои поступки, то и разговор с ним будет один, а если не сознается - абсолютно другой. И ни за что не покажу, как мне часто было страшно все эти годы одной, без мужской поддержки. И постараюсь улыбаться как можно обаятельнее и безмятежнее. Но сердце мое сжалось, припомнилась угрюмая речка Морье, а попутно - все то, что вытерпела по его вине. Захотелось мне у этой больничной койки выкинуть что-нибудь экстравагантное, например, сообщить ему, что начала учиться игре на банджо или окулеле. Притом с тех самых пор, как напрочь исчезла правда в наших отношениях, я стала играть в некую лукавую игру, что иногда меня забавляло, а иногда совсем нет.

Поэтому когда он открыл заспанные глаза и увидел меня, то спросил с ходу, отчего никак меня не мог найти, я же небрежно ответила:

- Видишь ли, я вообще дома не бываю, а часто и не ночую. Где я ночую? Я пожала плечами, внутренне забавляясь, после чего сказала с большой убежденностью первое, что пришло в голову: - Все же много интересного вокруг. На Ситном рынке собачьи обрезки по понедельникам баснословно дешевы...

Фраза показалась мне удачной, а тема перспективной.

- А как поживают твои любимые сучки? - спросил он небрежно, и тут я взвилась:

- Дорогой, ты меня с кем-то путаешь. У меня исключительно кобели...

Голос у него был прежний, молодой. Словно он и не принадлежал пожилому алкоголику с испитым лицом, потерявшим все свои прежние очертания.

- И как жизнь? - спросил меня этот самый молодой любимый голос.

- Да хреново. А у тебя?

- Эквивалент. Как видишь...

- А твоя знаменитая фраза - "Неизбежное прими достойно"? Где она? осведомилась я самым светским тоном.

Как известно, свято место пусто не бывает. Как только любовь покидает душу и тело, там поселяется депрессия и сестра ее - ирония. И как жалко, что нами руководит гормональная подпитка. Она - как костер. Если уже нечего подбросить в этот самый костер, то он тут же потухает. И лежащий в больничной постели, протянувший вверх грязную ногу с уродливыми ногтями был совсем не тот, который пел и восхищался котом с якобы греческим профилем.

Тут ему принесли чай. Чай был мутный, больничный. И я сказала первое, что пришло в голову:

- Прямо кошмар да и только!

Мое стареющее сердце ожесточалось при виде этого чая, этих ногтей и бороды. И как надо было не любить свое родное тело, чтобы оно так пахло! Но тут я вздрогнула, услышав его голос:

- Ты меня еще не разлюбила?

Честно ответить сил я в себе не нашла.

- А каким я должен быть, чтобы ты меня опять полюбила?

Я же задумалась, обозревая знакомую майку. Да, действительно, каким? Но одно мне было ясно - он таким уже никогда не будет, потому что не сможет. И непонятно, отчего так ноет сердце.