Андрей Курков - Милый друг, товарищ покойника Страница 5

В карман куртки перед тем, как выйти, я положил паспорт, написанное письмо. Постоял в коридоре, размышляя, что еще взять с собой, чтобы тем, кто будет выворачивать карманы у покойника, было бы что вытащить и принять за ключ к разгадке преступления. Но в голову ничего не приходило.

На прощанье я хлопнул дверью и тут же почувствовал неловкость жеста.

Видно, все-таки я нервничал.

На улице было сумрачно и прохладно.

Выйдя на Контрактовой площади из метро, я остановился у памятника Сковороде. Посмотрел на сидящие вокруг него на лавочках парочки - что за странное место для зачинающихся романов и коротких лавсторий? Может, дух первого украинского буддиста Сковороды все еще витал над этим местом, привлекая сюда молодежь. Дух даже не столько буддиста, сколько первого отечественного хиппи, прошедшего пешком всю Украину и ее российские окрестности. Вот он, официально неосознанный идеал для новой украинской молодежи. Поднять бы его образ над массами молодых трудящихся и пошли бы миллионы пешком по Украине и ее российским окрестностям!

Но время шло и мне захотелось успеть выпить кофе. Благородная мысль для некурящего нет смысла выкуривать последнюю сигарету, но для завсегдатая кофеен последняя двойная половинка кофе - это святое!

Меня обогнал трамвай, разливая по сумрачной Братской улице желтый жидкий цвет, который тут же впитывался в асфальт. Он повернул к Днепру и снова стало темно. Только одиноко горящие окна домов выставляли свой слабый свет на улицу.

Оставался еще один квартал и полчаса времени.

Я замедлил шаг. На кофе мне понадобится не больше десяти минут.

Но кварталы на Подоле почти игрушечные - как не замедляй шаг, а через несколько шагов квартал заканчивается.

Я вошел в кафе. Тихо пел в его стенах Шафутинский. Тихо потому, что звук был максимально прикручен. Мое место было свободно. В первом зальчике сидела компашка мужиков и распивала водку. Одна парочка прижалась друг к другу за угловым столиком. И из второго зала раздавался какой-то шум. Я взял свою половинку и сел на давно выбранное место. Снял с руки часы и положил перед собой. Пил кофе, хороший крепкий кофе. Будто "кофейница" знала, что это моя последняя чашка и постаралась сварить кофе получше.

Оставалось пятнадцать минут жизни.

Я почувствовал, что у меня дрожат руки.

В кафе зашли две девчонки, заказали по пятьдесят грамм ликера.

- Только быстро, - предупредила их "кофейница". - Я сегодня раньше закрываюсь - у сына день рождения.

Я снова глянул на часы - без двенадцати шесть.

Допил кофе и взял еще одну половинку.

- Чего это у тебя руки дрожат? - спросила "кофейница" - Перебрал вчера?

Я кивнул, не желая участвовать в ее участии.

- Тебе не кофе надо, а чего покрепче, - посоветовала она. - Возьми "Кеглевича"!

- Денег нет.

- Тебе в кредит дам, - сказала она и налила мне сто грамм.

- Спасибо, - я взял кофе и сто грамм и вернулся за свой столик.

Было без пяти шесть, когда "кофейница" занервничала и стала всех торопить и выпроваживать. Мужики допили водку и без пререканий гурьбой вывалили на улицу. Из второго зала тоже вышли всякие люди в подпитии.

Я смотрел примерзшим взглядом на открытые двери, в которые все выходили, но никто не входил.

- Ну давай, не задерживай! - "Кофейница" стояла рядом, надо мной.

Я оглянулся - кроме меня и ее в кафе больше никого не было.

- Я к тебе по-человечески, и ты тоже, пожалуйста, будь человеком, дружелюбно говорила она. - У меня Васе сегодня восемьнадцать. Надо успеть салаты сделать...

Я кивнул, доглотнул "Кеглевича", запил последним глотком кофе и пошел к выходу.

Уже "выплыв" лицом на улицу, я столкнулся с парнем в короткой кожанной куртке. Он хотел войти.

- Все! - крикнула ему "кофейница". - Закрыто.

Пропустив его на порог кафе, я отошел в сторону и с улицы слушал их разговор.

- Ну хотя бы сто грамм! - просил он.

Часы я сжимал в ладони. Было темно и я вряд ли бы разглядел местоположение стрелок, но почему-то была у меня уверенность, что именно в эти секунды наступает шесть часов вечера. И действительно, откуда-то сверху донеслись удары настенных часов.

Я медленно шел назад, на Контрактовую. Я шел и слышал шаги идущего позади меня человека. Может, это был именно он? Может именно с ним я столкнулся лицом к лицу на выходе из кафе?

Мое состояние можно было сравнить только с пронизывающей немотой. Не было ни огорчения, ни облегчения. Только страх при каждом услышанном шаге идущего позади меня человека усиливался. Я хотел, но боялся оглянуться.

Уже выйдя на освещенный поворот трамвайной линии, я оглянулся, но сзади никого не было.

Страх пропал, но пропали вместе с ним и все чувства. Снова воцарилась, разлилась по всему моему телу немота.

Я присел на пустовавшую скамейку под памятником Сковороде. Сидел и ни о чем не думал. Просто дышал.

Может к шести часам моя душа покинула меня, оставив меня без чувств и мыслей. Ей, должно быть, не нравился мой план. Душа живет в человеке и не любит терять свое место жительства.

Смешная мысль пришла в озябший мозг - если душа прописана в моем теле, а тело прописано по определенному адресу, значит у души - двойная прописка, что запрещено всеми нашими до сих пор советскими законодательствами.

Я даже улыбнулся.

И подумал об одиночестве Сковороды.

Некоторые люди рождаются, чтобы и после смерти оставаться одинокими.

Часы показывали двадцать минут седьмого.

Прошли первые двадцать минут моей незапланированной жизни.

Посидев еще с полчаса, я поднялся пешком на Крещатик, нашел подвыпившую начинающую проститутку и, пообещав ей заплатить утром, повез к себе.

10. ПЯТНИЦА

Ночью мне то снились кошмары, то вдруг прорезались какие-то идиллические картинки и в зависимости от этого, я то обнимал во сне девушку, имя которой, один раз услышав, сразу забыл, то отодвигался от нее на край. Утром проснулся с головной болью. Встал, оставив гостью крепко спящей. Сидел на кухне и пил растворимый кофе. Несколько раз заглядывал в комнату и удивлялся столь крепкому сну. Наконец уже заглянул, чтобы внимательнее рассмотреть свою гостью - ведь познакомились мы в полумраке, а если еще учесть в каком я был прошлым вечером состоянии, то надо было удивиться смелости этой девушки. Мне самому вдруг стало страшно за нее - а если бы за пять минут до нашего знакомства ее бы увез к себе какой-нибудь маньяк-садист?

Мысли логично подошли к тому, что я совершил хороший поступок и вероятно спас ее от избиения или от чего-то пострашнее. Но тут я вспомнил, что утром обещал с ней расплатиться, и при том даже не стал слушать, какую сумму я должен буду ей отдать...

Стало как-то не по себе. И даже порадовался я ее крепкому сну. Но все-таки надо было что-то делать. Может, надо было где-то одолжить деньги, чтобы отдать ей. И снова - мысль о том, что мне надо раздобыть денег, чтобы заплатить проститутке - эта мысль окунула меня в грязь и я поморщился. Было, конечно, от чего поморщиться.

- Эй! - донесся из комнаты негромкий сладкий голос. - Эй, ты где?

Я появился в дверях и спросил:

- Кофе?

Она потянулась. На лице, усыпанном веснушками, заиграла улыбка. И совсем по-детски она кивнула. Приподнялась, рукой подсунула подушку под спину и так устроилась на кровати - полулежа-полусидя.

- Только у меня растворимый, - успел я сказать, исчезая на кухне.

Кипяток быстро подогрелся и я сделал для нее кофе.

Она была красивой, слишком красивой для проститутки. И слишком молодой. Светло каштановый волосы, немного пострадавшие от "химии", мелкими волнами сбегали до плеч, татарский разрез глаз, маленький острый носик. Тонкие, но яркие губы - я их целовал, наверно, ночью? Не помнил, и было жаль, что не помнил я прикосновения к этим губам.

- Ты идешь?

- Иду, - ответил я.

Присел на краю кровати. Протянул ей чашку.

- А у тебя есть шоколад? - спросила она.

Я с сожалением покачал головой.

- Ну ничего, - она улыбнулась.

- Как же ее звать? - мучался я вопросом.

- Ты извини, - заговорила она. - Ты хороший, но я не запомнила как тебя зовут...

- Толя, - сказал я и тут же воспользовался моментом, чтобы извиниться перед ней в том же грехе памяти.

- Лена... Это по-настоящему, то есть по паспорту... А там я - Вика...

- Давай, лучше будешь Леной...

- Хорошо, для тебя буду Леной...

Это утро закончилось под вечер.

- Я должна идти... - сказала Лена и пожала плечиками.

Я было заикнулся о деньгах, о том, что свято чту долги, и что денег сейчас у меня нет...

- Забудь, - улыбнулась она. - Лена денег не берет. Вот если бы ты с Викой познакомился - пришлось бы 20 долларов положить... Пока!

Мы поцеловались на прощанье.

- Захочешь - найдешь, - сказала она уже с лестничной площадки и застучали вниз ее каблучки.

- Лифт работает! - крикнул я.

- Ну и пусть работает! - крикнула она в ответ.

А за окном было темно. Осенний вечер стелил грусть, но мне не было грустно. Мне было радостно. Я думал, что это второе рождение, или второе дыхание. Что-то второе, что-то дающее надежду на будущее...