Обида - Ирина Верехтина Страница 5

Долго рассказывала Галя… Томке не удавалось вставить ни слова, а так хотелось спросить про Павла! Но спрашивать не пришлось: Галя сказала сама.

– Приходи, Том! – звала Галя. – В эту субботу у Николая день рождения, собираемся у него на даче. Опять не в очередь Татьянин день отметим! – рассмеялась Галя. – Заодно и смородину соберём, у Коли двадцать кустов, им одним не справиться. А жена его знаешь какую наливку делает, смородиновую! Речка Смородина, Калинов мост! Приходи, и пирогов напеки с вареньем. Коля с яблочным любит, не забыла ещё? Между прочим, Пашка обещал быть, он у нас теперь в женихах ходит…

И словоохотливая подруга поведала Томке, что Павел с женой давно развёлся, но до сих пор переживает, что она не даёт ему видеться с дочками («Вот как повернулось у Павла, а ведь так любил жену!» – сжалось Томкино сердце).

– Пашка ушёл к другой, там тоже не сложилось… В общем, теперь холостой. Шлёт на дочек алименты, а жена ему их обратно отправляет, представляешь?! Пашка на женщин смотреть уже не может, не верит никому, с ребятами только общается, а баб за километр обходит, – болтала Галя. – Тебя, между прочим, вспоминал! Говорит, женился бы на Томке, и горя бы не знал. А я, дурак, думал – наладится у нас со Светкой, да и девчонок жалко, малолетки… А Светка не думала: сама ушла и меня же объявила виноватым. Томка бы никогда не бросила…

– Никогда, – подтвердила Тома. – Так ты говоришь, она сама от него сбежала? С двумя детьми ушла?!

– Знаешь, она звонила мне тогда, – понизила голос Галя, хотя никто не мог их слышать. – Говорила, что Пашка совсем перестал дома бывать, всё по походам, по горам мотается, а дочек на нас с мамой бросил, и меня, говорит, бросил…

Светлана терпела долго, даже слишком долго: любила Павла, ждала что опомнится и о семье вспомнит. Но Павел собирался провести отпуск в горах и на все её уговоры поехать с детьми к морю («Там что, гор нет? В «радиальные» можно ходить, и компания всегда найдётся») отвечал:

– Тебе оно надо, море это? Надо? Ну, так езжай, путёвки я достану, с мамой и езжайте девчонки накупаются-назагораются. А я в горы хочу! Ты вот – не хочешь себе отказывать, а я почему должен – отказывать? Достала уже со своей ревностью. Я один еду, один, понятно тебе?

Светлана проглотила комок в горле и не выдержала: «Да езжай! Хоть бы ты там сдох, в своих горах!»

На этом и остановились. Вернувшись из отпуска, Павел не нашёл дома ни жены, ни детей. Семейная жизнь кончилась. И что он ей сделал?..

Глава 3. Когда именинник снимает штаны

Она положила трубку с колотящимся сердцем: Павел её не забыл, Павел её помнит! Весь следующий день хлопотала Томка – достала с антресолей старую, видавшую виды штормовку, выгладила. Напекла пирожков с повидлом и целую гору творожных печенюшек. Генка даже удивился: «Куда ты столько, мать? Это ж нам за месяц не съесть».

Услышав от матери, что она идёт в поход, да ещё на день рождения, и к тому же с ночлегом (место сбора переиграли и решили пойти на два дня – отмечать так отмечать! – на излюбленное Колино место, речку Берёзовку, за сто десять километров от Москвы. Места там безлюдные, лес грибной и ягодный, а речка родниковая. Ну и желание именинника – закон), Генка даже присвистнул…

– Да ты с ума, что ли, сошла? Какие походы?

– А ты меня уже в старухи записал?– огрызнулась Томка. – У вас своя жизнь, а у меня своя. Я может, замуж выйду, уйду от вас.

– Да ну тебя! – махнул рукой сын.

И Томка, победно улыбаясь, пошла укладывать двухдневный рюкзак.

А ночью ей приснился муж…

Вынимала Томка из духовки пироги. Оглянулась – а за столом Анатолий сидит.

– Толь, возьми вот пирожков, поешь, пока горячие, – засуетилась Томка. А муж ей грустно так отвечает:

– Да ты забыла что ли, Тома? Я же умер! Вот же память девичья… Не надо мне теперь пирогов. Да и не мне ты их пекла – Павлу своему.

– Какой он «мой», я на Колин день рождения, на общий стол пекла, – оправдывалась Томка.

– Нет, ты не для всех, ты для Павла пекла, – гнул своё муж. – А меня угощаешь как гостя незваного, нежеланного. Пашке своему пекла, а меня кормишь. Пашку любила, а за меня замуж пошла.

– Да ты же сам от меня ушёл! – сорвалась на визг возмущённая Томка. – Ты ушёл, а я, значит, виновата?!

– Не любила ты меня, потому и ушёл, – отрубил Томке муж. – А я всю жизнь тебя одну… С другой жил, а любил по-настоящему только тебя! А ты даже на кладбище обо мне не плакала. Обидела ты меня, Томка, и сына обидела. Отгородилась от всех, хочешь жизнь заново начать? Нет, Тома, в одну реку дважды не войдёшь… Ну, прощай, жена. Приходи на могилку ко мне. Только пирогов не носи, раз не мне пекла.

– Да что ты ко мне привязался, с пирогами этими! – гаркнула Томка в сердцах. Смотрит – а никого нет. Стоит будто Томка у плиты, пироги жаром пышут, вкусно пахнет горячей сдобой и повидлом, на противень вытекло, будь оно неладно… А мужа нет.

Ей вдруг стало страшно. И одиноко стало: ушёл от неё Толик, в третий раз ушел, пирожка даже не попробовал… И подумалось ей, что и не вспомнить, когда она мужа Толиком называла – всё Толька да Толька!

Заплакала Томка от обиды – и проснулась в слезах. За окном розовело рассветное небо. Как её встретят в группе, шутка ли, столько лет не виделись.

Томка сунула в объёмистый рюкзак две картонных коробки с пирожками и одну большую – с творожным печеньем и с тяжёлым сердцем влезла в лямки. Рюкзак ощутимо давил на плечи. «Тяжёлый, собака» – подумала Томка. – Ничего, после обеда будет легче».

Ей вдруг стало легко, словно кто-то невидимый снял с её плеч тяжелые ладони. Тихо ступая, чтобы не разбудить домашних, Томка вышла в коридор – и встретила неприязненный взгляд сына. Щелкнула замком, вызвала лифт. Сын не уходил, собирался с силами, поняла Томка.

– Опять шляться наладилась? – мужниным голосом изрёк сын («Господи, ну до чего у них голоса похожи!