Приключения покойника. Маленькая Петербургская поэма-фантасмагория в прозе - Ингвар Го Страница 5

Покойник полез в карманы фрака в надежде, что там есть деньги, но там не оказалось даже самых мелких монет. В сумасшедших домах иметь деньги не принято. Тогда Серафим снял фрак и протянул его старухе. Во-первых, ему стало очень жалко ее, а во-вторых, его сразу могли принять за сумасшедшего, ведь только сумасшедший может разгуливать ночью по Владимирской площади во фраке, в цилиндре и белых перчатках.

Старуха очень обрадовалась этому подарку. Она никогда не видела такой красивой одежды и попросила Господа Бога, чтобы тот пожелал Серафиму здоровья, потом внимательно посмотрела на него, перекрестилась, бросила зонт на тротуар и, чертыхаясь и подпрыгивая, что было несколько странно для ее преклонного возраста, убежала, придерживая фрак под мышкой.

Покойник остался один, он стоял в белоснежной сорочке, в цилиндре и белых перчатках, но в такой одежде оставаться тоже было небезопасно. Тогда Серафим выбросил цилиндр и перчатки в урну, рядом с которой стояла старуха, и посмотрел по сторонам.

На Владимирской площади стоял рассеянный троллейбус третьего маршрута и протирал осенними листьями очки в серебряной оправе. Он был близорук, и троллейбусный врач выписал ему очки.

Было тихо и беспокойно. Неожиданно появился Федор Михайлович Достоевский, он шел в свой любимый храм. Серафим хотел его поприветствовать и поднять цилиндр, но его сумасшедший головной убор уже лежал в урне. Тогда он просто поклонился, Федор Михайлович ответил ему тем же и скрылся в глубине Владимирского собора.

Со стороны Витебского вокзала к Владимирской площади мчался огромный черный автомобиль без водителя. Это очень удивило проходящего по Загородному проспекту голодного студента. Черный автомобиль чуть не сбил близорукий троллейбус и резко затормозил рядом с покойником.

«Это конец», — подумал Серафим и перекрестился.

Дверца автомобиля открылась, оттуда показалась огромная когтистая лапа и поманила покойника к себе. Серафим подошел поближе, заглянул в салон и увидел сидящую на заднем сидении чудовищных размеров крысу, референта Министерства неясных происшествий, невозмутимо курящую папиросу «Беломор».

— Садитесь, — произнесла крыса очень странным голосом, напоминающим шипение водопроводного крана, когда в нем пропадает вода.

Серафим сел в автомобиль и чуть не утонул в необыкновенно мягком кресле, дверцы закрылись, и машина помчалась по Владимирскому проспекту. Крыса управляла авто своим длинным хвостом, сама она сидела на заднем сидении, поэтому возникало полное ощущение, что автомобиль едет без водителя. Это приводило в ужас прохожих, которые и так были до смерти напуганы бешенной скоростью огромной черной машины.

Автомобиль промчался по Литейному проспекту, перелетел через Литейный мост, сделал круг у Финляндского вокзала и повернул на Пироговскую набережную. Покойник не знал, куда его везут, но спрашивать крысу он не стал, он боялся ее страшного голоса. Машина миновала еще несколько набережных и неожиданно остановилась в конце Приморского проспекта у полуразвалившегося дома, обнесенного зеленой сеткой, где когда-то работало варьете «Белая мышь». Крыса попросила Серафима выйти. Покойник повиновался.

Они вошли в полуразвалившийся дом. Внутри было темно и сыро. Крыса достала из дамской сумочки карманный фонарик и стала освещать им дорогу. Они прошли через огромное помещение бывшего большого зала варьете (под ногами хрустела обвалившаяся штукатурка и другой мусор) и подошли к маленькой дверце. Крыса открыла ее, дальше шла крутая винтовая лестница, по которой они спустились вниз, в подвал. Здесь пахло плесенью, стоял обшарпанный канцелярский стол, его тускло освещала настольная лампа. За ним сидела толстая контролерша, проверявшая билеты в тринадцатом трамвае и притащившая Серафима в отделение полиции, она курила сигарету «Мальборо» и печатала на пишущей машинке теологический доклад. Она так была увлечена своей работой, что не заметила спустившихся в подвал покойника и крысу.

В это момент произошла яркая вспышка и появилась фигура в белом плаще и в белой широкополой шляпе. Сразу загорелся яркий свет и озарил подвал, откуда-то потекла приятная музыка, и помещение стало больше напоминать не подвал в заброшенном варьете, а контору преуспевающего европейского клерка. Все излучало чистоту и деловую респектабельность: и шкафы, и стеллажи, и кожаные кресла. За белоснежным столом уже сидела не толстая контролерша, а милая девушка в строгом элегантном сером костюме. Некто в белом резко развернулся, и покойник увидел улыбающегося черта.

Он был куратором Петербурга со дня его основания — с мая тысяча семьсот третьего года. За это время черт сменил много занятий, а сейчас преподавал Научный атеизм в университете.

Черт предложил Серафиму присесть, и они начали беседовать на разные философские темы. Покойник не во всем соглашался с чертом, но, к сожалению, тот во многом был прав.

Потом они сели играть в шахматы. Серафим все время проигрывал, на тринадцатой партии он вспомнил про письмо и сказал об этом черту.

— Ничего страшного, — ответил на это черт, — вот вам бумага и ручка, садитесь и пишите, ваше письмо будет доставлено адресату ближайшим авиарейсом. А я вас с вашего позволения оставлю, у меня завтра очередная лекция в университете, я должен к ней подготовиться.

Черт пожал покойнику руку и исчез, яркий свет сразу пропал, и Серафим опять оказался в сыром подвале. Он сел за обшарпанный стол и написал письмо. Когда он закончил, неожиданно появилась крыса, до этого ее здесь почему-то не было. Она взяла письмо и попросила Серафима следовать за ней. Они вышли из заброшенного варьете и сели в огромный черный автомобиль.

По дороге в аэропорт крыса завезла покойника на кладбище и помогла найти его могилу. Серафим спустился вниз, закрылся на защелку и решил немного отдохнуть, он очень устал на земле. Покойник зажег свечку и продолжил читать труды Владимира Соловьева.

По Пулковскому шоссе мчался огромный черный автомобиль без водителя, в нем сидела крыса и курила папиросу, она везла письмо Серафима в Лондон.

(хотя он им и не был, просто дальние родственники убедили его, что он умер и похоронили живого),