Последняя роза Шанхая - Виена Дэй Рэндел Страница 50

защипало. Он помог восстановить мой бизнес; он был партнером, которому я доверяла, мужчиной, которого любила, человеком, ради которого я отказалась от огромного состояния. Но погибла невинная женщина, меня чуть не застрелили, а мой клуб конфисковали – и это все из-за моей одержимости им. Мне никогда не следовало заходить с ним так далеко. Это безумие, это увлечение, эта роковая ошибка стоили мне моего бизнеса.

Я плотнее укуталась в норковое пальто, мои кожаные туфли не спасали ноги от холода.

– Я не могу уехать с тобой, Эрнест. Я возвращаюсь домой.

У него отвисла челюсть.

Я велела своему шоферу ехать.

Глава 44

Эрнест

Он замерзал. Надев две рубашки, жилет и два пиджака поверх своего темно – серого костюма, он все равно не мог согреться от сковавшего его холода. Он провел бессонную ночь. Затем, уставившись на рисовую кашу, которая была его ежедневным завтраком в течение последних двух лет, Эрнест потерял аппетит. Он встал, вышел на улицу и купил на уличном прилавке чашку соевого молока.

Напиток был мутным, сверху плавали кусочки желтой соевой шелухи. На вкус он был пресным, не сладким и не соленым, с отчетливым запахом сои и с крупинками, вызывающими ощущение песка на языке. Он мог привыкнуть к этому вкусу и текстуре, смириться с тем, что она передумала, но к чему он не мог привыкнуть, так это к будущему без нее. С тревогой он держал в руках билеты до Гонконга, поскольку приближался час отплытия. Он молился, чтобы она передумала и приехала к нему до того, как истечет срок действия билетов. Она этого не сделала.

Корабль отплыл без них. На улице раздавались выстрелы, все больше отчаявшихся европейцев толпились на пирсе, чтобы уехать из Шанхая. Холодный ветер дул ему в лицо, Эрнест купил еще два билета в Гонконг по завышенной цене. Он должен был уехать из Шанхая, чтобы обеспечить безопасность Мириам.

Он стоял на пирсе, где часто прогуливался раньше, и смотрел на реку. Не было ни круизных лайнеров, ни сходней, ни толп беженцев с чемоданами, никаких признаков его родителей.

Что с ними случилось? Почти два года он писал им письма, но они так ни разу и не ответили. Он вспомнил слова мисс Марголис: «Нацисты воплощают в жизнь свои мерзкие планы против евреев», и ее сочувственный взгляд. Жуткое предчувствие пронзило сознание Эрнеста и по спине пробежал холодок. Он согнулся пополам и зарыдал.

В детстве, он ссорился со своим отцом, который больше интересовался мумиями и костями, чем своим сыном, и любил Лию и Мириам больше, чем его. Такой же книголюб, как и сестры Эрнеста, его отец не интересовался увлечениями сына фотографией или кино. Поэтому Эрнест избегал его. Когда они ездили в отпуск на свой любимый курорт в Чехословакии, его отец отправлялся кататься на лыжах, а Эрнест оставался и пил пиво пилснер. А когда его отец пил шнапс, Эрнест шел кататься на лыжах.

Его мать, несмотря на всю его любовь к ней, была крайне требовательной женщиной. Он все еще помнил ее критические замечания: «Ты играешь Шумана так громко, что мог бы разбудить мертвеца в могиле». «Ты исполняешь Бетховена настолько скованно, что с таким же успехом мог бы играть на барабане в марширующем оркестре». «Кто та молодая девушка, с которой ты разговаривал за пределами школы? Разве ты не знал, что она не еврейка?» Когда он был ребенком, он изо всех сил старался угодить ей, забыв о себе. Но в подростковом возрасте он начал понемногу бунтовать. Стало трудно балансировать между игрой на фортепиано и ее вездесущим контролем. Он сопротивлялся ей. Ел некошерную пищу, такую как креветки и ветчина, и тусовался с друзьями-неевреями, уходил из дома по вечерам в субботу, чтобы выпить пива.

Теперь он понимал, что его противостояние было таким несущественным и детским. Если бы он мог снова увидеть свою мать, он рассказал бы ей, как выжил в Шанхае, снова став пианистом. Если бы он мог снова увидеть своего отца, он предложил бы ему выпить шнапса и вместе покататься на лыжах.

* * *

Позже он отправился за Мириам, которую навещал несколько раз с тех пор, как купил билеты для них троих. После того, как Айи отказалась уехать с ним, он велел Мириам готовиться к новой дате отъезда. Когда он прибыл во двор школы, Мириам сидела на скамейке, держа в руках маленький коричневый кожаный чемодан. Ее волосы были заплетены во французскую косу, любимую прическу его матери. Мириам выглядела здоровой, ее щеки округлились, глаза блестели интеллектом. Какой красивой женщиной она стала. Его родители были бы так горды. Эрнест был готов заплакать.

– Эрнест, я тебя ждала, – сказала Мириам.

– Я рад, что ты готова, Мириам, – произнес он. Мистер Блэкстоун, одетый в коричневую фланелевую куртку, стоял рядом с ней. Эрнест пожал ему руку. – Очень любезно с вашей стороны проводить нас. Я в большом долгу перед вами. Спасибо, что присматривали за моей сестрой.

– Ваша сестра внесла в нашу жизнь огромную радость, мистер Рейсманн, – раздался впечатляющий баритон мистера Блэкстоуна. – Я хотел бы поведать вам о важном решении, которое мы с женой приняли. В Шанхае больше небезопасно. Школа решила закрыться раньше, так что мы уезжаем в Америку.

Эрнест кивнул. В любом случае он был благодарен мистеру Блэкстоуну за то, что тот принял Мириам в своем доме, кормил ее и позволил ей позаимствовать его словарь Вебстера.

– Счастливого пути. Я надеюсь, что наши пути снова пересекутся.

– Эрнест. – Мириам уставилась на свои ноги. – Я хотела сказать тебе, что мистер Блэкстоун и его жена хотят удочерить меня и забрать с собой. У них в Америке есть ферма с лошадьми.

– Что? Удочерить тебя? – Должно быть, он ослышался.

– Именно так, мы это узаконим, и она сможет уехать с нами, – сказал мистер Блэкстоун.

Мириам смотрела себе под ноги, но Эрнест видел в ее глазах толику страха и легкое волнение.

Это невозможно. Он только что осознал судьбу своих родителей, и теперь Мириам хотела покинуть его.

– Ты ведь это несерьезно, Мириам. Мы едем в Гонконг. Я уже говорил тебе. Удочерение? Это безумие. Тебе не нужно, чтобы тебя удочеряли. Кроме того, это, вероятно, очень сложный процесс.

– Не стоит беспокоиться, мистер Рейсманн. Мы с женой уже подготовили документы. Все, что нам нужно, – это ваше согласие.

Ему хотелось, чтобы этот человек оставил их в покое.

– Мириам? – Он обнял ее за плечи. Она была еще слишком молода,