Биарриц-сюита - Бронислава Бродская Страница 50

зашла, чтобы поговорить с молодым светилом и написать для Афиши обзор спектакля. Оказалось, что практически по всем вопросам они думают одинаково, любят одни и те же вещи, говорят на одном языке и прочее… Режиссер был худым, каким-то безвозрастным юношей в роговых очках, с темными прямыми волосами собранными в короткий хвост. Он носил растянутый свитер, джинсы и кеды, а на голове черную неснимаемую бейсболку. Женя с ним подружилась, именно подружилась, ничего большего. Они стали ходить по друзьям, которые жили в маленьких запущенных квартирах. Там были фотографы, звукооператоры, сетевые авторы, малоизвестные журналисты, художники-графики, просто художники, молодые театральные актеры, которых никто не снимал в сериалах, и они говорили, что сериалы – это "продать душу дьяволу, и что дело не в деньгах, а сниматься в таком фуфле – западло". Женя подпала под очарование их кружка, разговоров, неспешного распития сухого вина под орешки или чипсы. Никто не стоял на кухне и не жарил картошки или котлет, у них там и водки никто не пил. С одним парнем, археологом, аспирантом МГУ, они пожили все вместе в Крыму на раскопках какого-то кургана. Там среди них был молодой священник, еще не рукоположенный, выпускник философского факультета университета, разрывающийся между служением и своей светской тусовкой.

Женины друзья были людьми интересными, разными: непритязательными и простыми, честолюбивыми и снобами, мрачными и остроумными – той самой либеральной молодой московской интеллигенцией, с высокими и разнообразными культурными запросами, отгораживающейся от гламурных светских тусовок, но плохо сознавая, что у них тоже была "тусовка", хоть и другая, но со своим культурным кодом, со своими правилами. Женя перестала ездить на каникулы с родителями, она теперь всюду ездила с компанией. Ей было с ними хорошо, ее любили, считали "своей". Все бы хорошо, но… вечно это "но"! Компания была достаточно молодой, но разновозрастной: там были и двадцатилетние и сорокалетние. Мальчишки были все какие-то инфантильные, без денег, без светских умений в общении с женщинами. Мужики, как правило разведенные, опустошенные, не готовые ни к каким отношениям, кроме самых примитивных, и ни к чему не обязывающих. В этом кругу люди вообще боялись мало мальской ответственности, подводя под свой отказ от обязательств философскую базу, проповедуя теорию "childlessness". У многих, впрочем, дети были, и была вечная проблема безденежья и алиментов. Кроме того, по странной закономерности, ребята были в основном некрасивы: небольшого роста, пухленькие или, наоборот, слишком худые, в принципиально немодной одежде. Никто и не думал ходить в спортклубы: качалки были для плебеев. Все курили, марихуана была делом нормальным, особым богемным шиком, совершенно не предосудительным. С ними и через них с десятками других таких ребят Женя общалась в соцсетях, они шутили, ободряли друг друга, рассказывали истории, советовались, но никого из своей компании Женя не приглашала домой. Да, и кого, конкретно, она бы пригласила? Ребята и девчонки были "компанией", по-одиночке Женя их себе не представляла. Девочкам ей не хотелось говорить ни о чем, выходящем за рамки новостей о "третьих лицах" или об искусстве, а ребят она не могла представить своими "бойфрендами", хотя… за одним исключением.

Женя опять вспомнила о неприятной перепалке с подругой по-поводу Дениса. При одном упоминании этого имени она становилась невменяемой, не могла себя контролировать, воспоминания о нем были слишком болезненными. Денис оставался зияющей раной, которую Женя запрещала себе бередить.

Мальчишка проснулся и подруга привела сына к столу. Он был в пижаме, угрюмо сосал большой палец, и исподлобья смотрел на Женю. Подруга засуетилась с полдником. Женя заставила себя улыбнуться. «Привет! Как ты, брат?» – с деланным энтузиазмом спросила она. Ребенок молчал и продолжал сосать палец. «Боже, какой противный. Все эти слюни, растянутая пижама, пристальные глаза…» – дети Женю не умиляли. « Коленька, это тетя Женя. Помнишь ее?» Ребенок медленно подошел к Жене и прислонился к ее коленям. «Возьми его… я сейчас вернусь. Пойду одеваться. Через пять минут мама придет». Жене ничего не оставалось, как посадить мальчишку на колени. От него пахло мочой и какой-то молочной едой, то ли кашей, то ли кефиром. Волосенки у него были редкие и сквозь них просвечивала розовая кожа. Мальчик безучастно сидел, не пытаясь слезть. «Расскажи ему что-нибудь» – крикнула из комнаты подруга. «Неужели она не понимает, что мне ее ребенок в лом» – раздраженно подумала Женя. Громко зазвонил звонок, пришла бабушка, наконец то! Подруга, уже почти одетая, открыла дверь, мальчишка увидел бабушку и улыбнулся. Женщина раскрыла руки и ребенок сразу со всех ног к ней побежал. «Ой, вот и мои родители так бы играли с внуком» – Женя была, наверное, готова сделать им такое одолжение, но с этим не складывалось, совершенно. Она даже не могла представить себя с животом, рожающей, орущей… гадость, кровь, слизь! Ее даже передернуло от одной этой мысли.

На Самоубийцу они решили не идти. Жене позвонила другая подруга, и убедительно рекомендовала пойти на Звягинцеву… , якобы, отчет о спектакля востребован в Театрале. Через субботние вечерние пробки до Театра Драматургии и Режиссуры на Беговой Женя с подругой добирались сто лет. Там была премьера: Путешествие Алисы в Швейцарию. Проблема эвтаназии! Режиссер Виктория Звягинцева, которую Женя лично знала. «Надо будет зайти к ней за кулисы. Обязательно! Может и напишу о спектакле. Посмотрим, что там у них вышло.» Настроение у Жени было в этот вечер и так не ахти, а мрачный спектакль сделал его еще хуже. Все так откровенно и тягостно. Какая страшная тема!

После спектакля подруга уехала на метро отпускать мать, а Женя отправилась домой, хотя ей позвонили ребята и настоятельно к кому-то звали, обещали, что будет "классно". Но, Женя во власти жутких неотвратимых проблем ужасного выбора матери и дочери, была не в настроении никуда ехать. Она скупо сказала матери, что спектакль ей понравился, но когда они пили чай, и мама говорила, что "она рада за папу, что он в Биаррице", Женя мрачно думала о ситуации пьесы и проецировала ее на себя и своих родителей. Родители наводили на нее уныние, но без них она своей жизни не представляла.

В воскресное утро Женино настроение не наладилось. За окном было серо, пасмурно, хотя дождя пока не было. Она долго валялась в кровати, как обычно, испытывая комплекс вины: мать ждала ее завтракать. Было не очень понятно, куда себя приткнуть и что делать вечером. Злость на подругу по-поводу вопросов о Денисе накатила с новой силой. Если бы она тогда могла все от друзей скрыть, но получилось, что все произошло у