Ведьмин Кут - Елена Воздвиженская Страница 50

– Да мельникова дочь я.

– Из ельника? Чего ж ты тама забыла об эту пору?

– Да Паранья я.

– С Бараньего Яру? Так то ж от нас десять вёрст будет. Ты к ведьме нашей в гости что ль приехала?

– Да нет, дедушка, – принялась оправдываться Паранья, – Я ж своя, дочка я мельника. Ты скажи, как зовут-то тебя?

Дед радостно заулыбался и подошёл ещё ближе:

– А ты чаво, девка, познакомиться желаешь что ли?

– Да нет, – вспыхнула Паранья, а бабы за воротами уже еле держались чтобы не покатиться, подвывая со смеху, – Мы ворожим просто, гадаем. На женихов.

– Дак я в женихи гожусь, – подбоченился дед, сдвинув шапку набекрень.

Паранья уже была готова провалиться сквозь землю.

– Я пойду, деда, – пробормотала она и побежала прочь, к калитке.

– Ну вот те и раз, опять из женихов отбрили, эх-х, – дед расстроенно вздохнул, натянул шапку на уши, развернулся и поковылял дальше своей дорогой.

Бабы встретили Параньку громким смехом, не в силах уже сдерживаться.

– Ой, батюшки, ой не могу, – ухахатывалась Катерина, – Ну что, как звать-то будут жениха?

– Карась, – ответила ей со смехом Акулина.

– Ну, Паранья ведь не зря у реки живёт! – закивала Галка.

– А может Водяной, а не Карась? Чего мелочиться-то? – подколола Дарья, но в тот же миг Марфа зыркнула на неё чёрным глазом, и та притихла.

– Да Игнатом его зовут, – сказала она Паранье, взяв ту за руку, – Он глухой просто, вот и не услышал. А ты не смущайся, всё хорошо, сейчас дальше ворожить станем.

Глава 8

– Так что же у нас Паранья на жениха гадает, а мы чем хуже? – спросила ни с того ни с сего Галка.

– Во даёт, свербигузка ты эдака, у тебя, поди, внуки скоро пойдут, а она на женихов ворожить собралась! – воскликнула Дарья, и тут же, сощурившись и приглядевшись к подруге, протянула, – Хотя, надо признать, помолодела ты будто бы, ровно десяток годков скинула. Хм, будто и ресницы длиннее стали, и веснушки сошли, и нос прямее сделался…

– Ну тебя в баню, – отмахнулась от неё Галка, – Нос прямее… Скажет тоже.

– Да это тебе при свете звёзд померещилось, – захохотала Акулина.

Дарья повернулась к ней, собираясь что-то ответить, и вдруг замерла, уставившись на соседку:

– А ты, Акулина, никак тоже помолодела…

– Ты наливки что ли перепила, Дарья? – фыркнула Акулина.

– А… Точно! – ахнула Дарья, – Вот в чём причина. Наливка чудодейственна! А я ведь говорила, говорила вам!

Марфа стояла, уперев в бока руки, и разглядывала небо, не слушая баб, и что-то шепча себе под нос, будто высчитывая.

– А давайте валенки кидать? – предложила Катерина, – Заодно и проверим, в сторону ли наших мужей валенки-то лягут, аль, поди, в другу?

Она рассмеялась задорно.

– И правда, бабоньки, давайте, – согласилась Галка, и, первая сняв валенок с правой ноги, размахнулась, как следует, и метнула его через Марфины ворота.

За нею следом и остальные бабы поснимали валенки, и, развернувшись спиной к воротам, покидали их через левое плечо. Подруги разрумянились, волосы их выбились из-под платков, зубки сверкали, и они были хороши, как невесты в лунном сиянии святочной ночи.

– А ты чего не кидаешь? – с удивлением воззрилась Катерина на Паранью, – Тебе-то и ворожить в первую очередь надобно, ты ж у нас незамужня девка! А ну, давай, кидай тоже.

– А у меня вот, сапожок, а не валенок, – со смущением произнесла девушка.

– Тю, ну так и что же? Разницы нет, – ответила Акулина, – Давай, кидай, да побежим глядеть, а то я уже не могу больше на одной ножке прыгать, да и пальцы озябли. Кидай, девка.

– Ага, – Паранья кивнула, и, быстренько стащив с ноги сапожок с каблучком, метнула его за ворота.

Сапожок описал в воздухе дугу и скрылся из виду. Почти тут же с улицы раздался отчаянный возглас. Бабы, перепугавшись, кинулись со двора, забыв, что они обуты только на одну ногу, и наступая ногами в чулках прямо в снег. Выбежав за ворота, увидали они, что на дороге, перед домом Марфы кто-то лежит.

– Батюшки, – перепугались они, и стайкой ринулись к лежащему.

– Да кто это, не пойму? – склонилась над ним Акулина.

– Да никак Васька-белебень, – ответила Галка.

– Ну точно он, – кивнула Дарья.

Мужик тем временем продолжал лежать ни ведя ни ухом, ни слухом.

– Да что же это с ним? – спросила Катерина.

– А вот что, – Дарья подняла Паранькин сапожок, что лежал у самой головы Васьки-белебеня, – Вон, и рана на голове-то. Каблучком ему аккурат в голову прилетело.

– А, – Паранька взвизгнула, зажала рот руками, и заревела, – Это я его убила.

– А ну-ка, бабоньки, разойдись, – Марфа раздвинула всех локтями и склонилась к Ваське, – Дайте-ка погляжу.

Она повернула его голову туда-сюда, обтёрла лоб пригоршней снега, и увидела, что на лбу его и правда зияет рана.

– Ничего страшного, сейчас очухается. Надо вот только рану ему обработать, да перевязать чистой тряпочкой. Давайте-ка, бабоньки, мы его в избу затащим.

Бабы закивали, схватили болезного за руки и за ноги, Паранька же придерживала болтающуюся, как у болванчика голову, продолжая всхлипывать, и поволокли пострадавшего в избу.

Придя в тепло, бабы уложили Ваську-белебеня на пол, и Марфа приказала расстегнуть ему тулуп и подложить под голову, а сама пошла за печь, готовить отвар для примочки. Паранька заглядывала в лицо Ваське, плешивому мелкому мужичку, местному пустоплёту и болтуну, который знал все сельские сплетни про всех и про всё, похлеще всех кумушек, вместе взятых, и ревела.

– Да не реви ты, – глянула на неё Дарья, – Ничего ему не сделается, подумаешь, сапог прилетел, так ведь не бревно же.

– Да, – сквозь слёзы ответила Паранья, – А почему он без сознанья тогда?

– Да выправится сейчас, – махнула рукой Дарья, – Вон, Марфа его полечит и очнётся.

– Из такого и дух вышибить недолго, – протянула Галка, глядя на Ваську-белебеня, – Он, гляди-ко, заморыш какой, сам ростом с этот сапог.

Паранья взвыла пуще. Дарья исподтишка показала подруге кулак:

– Вот чего ты мелешь, а, расщеколда эдакая? Девка и так с перепугу в себя не придёт никак, ревёт, она ещё тут…

Из-за печи вышла Марфа с плошкой в руках:

– А ну, бабоньки, разойдись.

Ведьма присела возле Васьки, смочила тряпицу в отваре и промыла ему рану на лбу, кровь из которой уже не текла, а после перевязала ему голову льняной повязкой.

– Катерина, плесни-ко наливочки в рюмашку, да подай мне, – попросила она.

Та быстро исполнила просьбу.

Марфа влила напиток Ваське в рот, и тот тут же фыркнул, закашлялся, порозовел, и открыл глаза. Взору его предстали туманные очертания пышногрудых дивноликих красавиц, с длинными распущенными волосами, с горящим взором и румяными щёчками. Васька блаженно растянул рот в улыбке и уставился на красавиц:

– Ангелы, истинно ангелы небесные. А я говорил этой ведьме Марфе, когда она меня за сплетни стращала, что когда я помру, непременно в рай попаду, ибо зла никому не делал. Что – сплетни? Тю! А она заладила – за язык тебя черти подвесят, за язык тебя черти подвесят, он де у тебя как помело. Тьфу, чертовка, тоже мне. Пущай за собой глядит, ведьма растакая.

Бабы переглянулись, и, еле сдерживая смех, уставились на страдальца. Даже Паранья вытерла слёзки и тоже захихикала. Васька обвёл сладострастным взглядом баб и протянул к ним свои тощие ручонки:

– Идите ко мне, бабоньки. Наконец-то и у меня такие красавицы будут, не чета моей супружнице Маланье, что только и умеет ругаться да ворчать.

Тут уже бабы захохотали в голос, не в силах смолчать. Они держались за животы и покатывались со смеху. Васька же продолжал блаженно улыбаться и таращиться на «ангелов небесных». Вдруг взгляд его упал на Марфу, что усмехаясь, глядела на него, стоя в ногах. В тот же миг медовое забытье слетело с Васьки, будто корова языком слизала. Он подскочил, как ужаленный и выставил вперёд руки:

– Ведьма! И тут ты!

Он огляделся кругом, почесал в затылке, разглядел избу и сидящих на полу баб, постепенно начиная понимать в чём дело, и, наконец, подхватил свой тулуп, и лежащую рядом шапку, и кинулся вон из избы,