Лев Толстой - Дневники и записные книжки (1909) Страница 52

У нас в России совершается теперь нечто ужасное и совершенно исключительное, я думаю, нигде никогда не происходившее в истории.

Опять бы[ло], как наилучши[м] обра[зом] страдать.

[26 ноября.]

Опять нынче, 26 Н(оября], 12 (Зачеркнуто: смерт[ных] приговор[ов]) приготовлений к убийствам людей и 5 совершенных таких убийств людьми, называющими себя правительством, не говоря о всех ужасах всякого рода насилий, истязаний по тюрьмам, о ссылках, о неперестающих вопиющих, ничем не оправдываемых, не вызванных насилий над милионами народа. Не говоря, главное, об умышленном всеми самыми разнообразными средства[ми] развращении народа.

Герцен говорил... (Многоточие Толстого. Ср. «Пора понять» (т. 38, стр. 162-163).)

И это жалкое подражание Европе в законах наших о земле, не понимая того, что вся Европа стоит на пороге неизбежного освобождения народа от земельного рабства, к[оторое]-освобождение-не может быть иначе совершено, как через признание земли достоянием всех, т. е. к тому самому, что в общинном устройстве признавалось и признается всем русским народом. И тут-то насилием и хитростью разрушать то земельное устройство] р[усского] н[арода], к[отор]ое отвечает самым передовым требованиям справедливости и долж[но] быть установлено повсюду, разрушать и заменять это устройство установлением вопиющей, сознаваемой уже всеми несправедливости, существующей в Европе. Нечто подобное тому, что бы делал человек, укладывая камнями снежный путь для того, чтобы подражать том людям, у к[оторых] нет зимы и к[оторые] мостят дороги.

4 Д. Целый день тоска, стыд, гадок сам себе.

Знания только тогда могут быть истинны и полезны и только тогда могут быть названы наукой, когда они составляют равномерно распределенный и равномер[но] обработ[ан]ный свод важнейших, нужнейших знаний не для одного класса людей, а для всех. В противном же случае, как это произошло среди нашего общества, живущего самой нравственно и разумно неправильной жизнью людей, разделенных на два: одного небольшого класса властвуюш[их], роскошествующи[х] и другого, огромного большинства, лишенного возможности пользоваться своим трудом и (Зачеркнуто: угнетенного) задавленного, когда одни никому ненужные знания доведены до высшей степени обработки, другие прямо вымышлены для оправдания ложного устройства общества, третьи же самые важные и нужные или чуть намечены или вовсе не затронуты, то, что у нас называется наукой, не суть истинные и полезные знания, но большей частью и пустые и вредные упражнения праздной мысли.

Я несколько раз высказывал где-то сравнение того, что, по моему мнению, и можно и должно считать истинной наукой, с сферой, в к[оторой] все радиусы равномерной длины и равномерно распределены по своим расстояниям один от другого. И как только при тако[м] расположении и длине радиусов могут определять сферу, так только при равномерном распределении, одинаковой степени обработки знаний может определяться истинная наука. И как удлинение (Написано: при удлинении) радиусов одной малой части сферы и игнорирование (Написано: игнорировании) других радиусов не только не определяет сферы, но совершенно разрушает понятие сферы точно так же доведение (Написано: доведенные) до большой степени обработки одних знаний и игнорирование других лишает людей даже понятия о том, чем может и должна быть наука.

И это самое случилось с нашей наукой, и случилось от того, что продолжаю сравнение знаний с радиусами сферы-для того, чтобы правильно распределить радиусы, нужно составить три взаимно перпендикулярные равномерные диаметра и потом уже из образовавшихся прямых углов проводить равномерно отдаленные друг от друга диаметры. Только тогда возможно определение сферы. Точно то же и с знанием. Три взаимно перпендикулярные и равные диаметры это должно бы быть: учение о себе, о своем я, составляющем часть всего, второе-учение о том, что есть это Всё, чего человек чувствует себя частью, и третье — учение о том, какие обязанности человека вытекают из отношения его отделенности ко Всему. Короче сказать, три учения эти суть учение о душе, учение о духов[ном] Начале всего и учение о вытекающем из отношения Я к духовному Началу законе.

Когда определены эти три основные знания, тогда только возможно, руководясь требованиями, проявляющимися в этих знаниях, определять важность, необходимость и дальнейших разнообразных знаний. Только на основании этих учений можно определять большую или меньшую важность, т. е. какое из всех знаний должно быть избрано прежде и какое после, и до какой степени должно быть доведено каждое из них.

Без этих учений о душе, о Всем и нравственности не может быть ни разумной, ни нравственной жизни людей, не может быть разумного знания.

А эти-то учения вполне отсутствуют в нашем мире. При отсутствии же их не может быть ни разумной жиз[ни], ни разумного знания. От этого и наша безумная жизнь и наши праздные упражнения мысли, называемые нау[кой], истинной наукой. Но, может быть, вы скажете, что мое определение того, в чем должна быть основа всех знаний, произвольно, и что человеку нужнее знать о весе Марса и солнца, и о микробах, и происхождении животны[х] и т. п., чем знать то, что он такое, что так[ое] (Зачеркнутое: мир) Всё, окружающее его, и как ему надо жить. Знаю, что мне скажут это точно так же, как говорят церковники, что утверждение о том, что вся вера в том, чтобы любить ближнего, произвольно.

Во всех религия[х] есть ложь и есть истина. Лжи во всех разные; истина во всех одна.

Уже по этому одному можно узнать, что в каждой религии истинно и что ложно.

Что такое то я, к[оторо]е я сознаю в себе отделенным от Всего, что так[ое] то Всё, от чего я сознаю себя отделенным, и каково отношение моего я ко Всему? т. е. то, что разумеется под словом: учения о душе, учения о Боге и учения о нравственности.

А когда посмотри[шь] на ту и другую жизнь, так и видишь, кто у кого украл и крадет.

Понимай жизнь как свою собственность — и вся жизнь неперестающая тревога, разочарования, горести, бедствия. Понимай ее как условие служения хозяину, и вся она спокойствие, удовлетворение, радость и благо.

В каком бы месте, придя в сознание, я ни застал себя, это то самое место, куда меня назначил хозяин. И какие бы ни были те силы, большие или малые, и духовные и телесные, к[оторы]е я чувствую в себе, эти силы суть те самые орудия, к[отор]ые мне дал хозяин для исполнения порученного дола, будь это локомотив, или топор, или метла. Дело же, приказанн[ое] хозяином, мы всегда узнаем, как только перестанем заботиться о своих выдуманных нами личных делах — дело одно: проявление любви, слияние со всем. А это можно делать всегда, везде, при каких бы то ни было силах.

[11 декабря.] Помоги мне, Г[осподи], жить только Твоим работником. Знаю, что для того, чтобы быть им — работником — надо всего себя отдавать на Твое дело. В чем твое дело-Ты указываешь разумом и совестью. Для того же, чтобы я мог делать Твое дело, мне нужно держать в порядке то орудие, к[отор]ым делается это Твое дело: разум и совесть. Держать в порядке орудие значит любить.

Как для того, чтобы топор, пила, заступ делали то дело, на которое они предназначены, надо, чтобы они были остры, так и для того, чтобы твои человеческие силы делали то, что они предназначены делать, надо, чтобы они были любовны. Работник с тупым топором, пилой, заступом не может делать хозяйское дело, и человек, делающий дело Божье без любви, не может делать Его дело.

Любовь есть орудие, данное человеку Богом для служения Ему. Но как орудие: топор, пила, заступ, должно быть исправлено, отточено для того, чтобы оно могло резать то, что оно должно резать, так и любовь должна быть отточена так, чтобы она могла брать, действовать не только на близких, добрых, но чуждых, недобрых, всех людей, всё живое.

Мы-работники дела общего, всемирного, Божия. Пути, к[отор]ыми совершится это дело, не могут быть доступны нам, как не может быть доступно работнику всё дело хозяина (пример, разумеется, далеко не полный, сравнивая всемирное, вечное движение жизни с делом частным, временным). Всякое угадывание работника о том, в чем состоит дело хозяина, и направление своих сил, как и не может быть иначе, на это различно предполагаемое дело только отвлекает силы работников от дела и замедляет совершение его, лишает работников лучшего блага: сознания несомненности знания того, что он делает то, чего хочет от него хозяин. Такое же сознание дается человеку только одним: тем, что, отступая от воли хозяина, работник лишается блага, исполняя ее -получает благо.

Как работнику хозяин сказал: «Если будешь делать то, что я велю, буду держать, кормить, обеспечивать тебя, давать тебе то, чего тебе хочется, так и человеку, всему существу его сказано: дам тебе благо, если будешь делать то, ч[то] я велю; не будешь делать, не будет тебе блага. Благо же твое в увеличении в себе любви. То же, что я велю, ты знаешь из того, что это одно дело, к[оторое] ты всегда можешь делать. Поняв же это, человек получает и самое несомненное знание (Далее в оригинале следуют слова: о том в чем которые по смыслу нужно считать зачеркнутыми.) не о всем общем всемирном божьем деле (это всегда скрыто от человека) и приемов достижения его, как думают знать это люди, предписывающие определенную деятельность, а получает несомненное знание об одном из подготовительных состояний к тому, неизвестному человеку, общему всемирному Божьему делу, к[оторое) делается жизнью мира. Получается несомненное знание о том, что это подготовительное состояние, включающее в себе всё, что только могут придумать люди, делающие предположения о задачах жизни, состоит в увеличении всеобщей любви, увеличении, (Запись от слов: Мы-работники кончая: увеличении отчеркнута с обеих сторон красным и синим карандашами. Ср. Дневник, 11 декабря, 2.)