Юля Беломлинская - Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин Страница 52

А те другие, папины - местечковые-деревенские - они выжили.

И СВОИХ тянули - чего ж тянуть через 200 лет, спрашиваете? А чего ж не тянуть то, если их 200 лет держали в эммигрантах ?

Бабушка рассказывала:

- Я и до революции в Ленинграде бывала. Там в штетл, когда совсем голодно становилось, меня дяди брали на зиму поработать. У них были обувные магазины, два магазина в Гостином дворе. Наша мама была вдова и очень бедная, а они были богатые и брали меня...

Продавщицей?

Ну что ты? Меня ж нельзя было показывать никому! У меня правожительства не было. Я на складе работала...

Вот этот клан - мое фамилие - теперь распространился на две страны. Основная толпа вся тут. И все - русские, кто по Галахе, кто уж просто по жизни. Русские - из евреев...

А там - американские. Из русских...

А жиды? Те, у прадеда? Кого ОН так называл? Жадных? Шумных? Плохо говорящих по-русски? Или бедноту, шваль, шелупонь, которая потом бродила вдоль границ? НАРОД...

Он всегда на первый взгляд - дурной. На первый взгляд из дворца ли, из кабинета...

Как его любить? И выбора нет. Я уж не про евреев - про всех. Полезно конешно для любви к народу, попутешествовать в толпе с подушками, младенцами и запасом мыла на три года - тут ты быстро понимаешь, что, либо примешь его, либо сойдешь с ума от раздражения.

Но на самом деле, всегда можно выбрать из этой толпы кого-то классного, назначить его полномочным представителем народа и любить себе народ в лице этого представителя. Например - АРИНА РОДИОНОВНА. Опять же - ТЕВЬЕ-МОЛОЧНИК.

Одним словом, принять Дремлюгу - героя Пражской Весны, в качестве достойного представителя народа, я категорически отказывалась. А он так с Пражской Весны и числился: "Народ, поддержавший протест интеллигенции", то есть стоят себе, как положено - русская женщина с колясочкой, очкарик, евреи... и Дремлюга - Простой Рабочий Паренек!

К тому времени, когда мы познакомились - это была довольно гнусная буржуйская харя - домовладелец. Пара-тройка домов у него было в Джерси-Сити. Такой Карлсон из фильма ужасов с гноящимися глазами.

Я долго терпела. У нас душ - прямо на кухне - и прямо возле гостевого стола. Художники, который Глейзер привозил в Музей Русского Искусства, к нам всегда мыться ходили. Там в Джерси-Сити, за углом от нашей Первой улицы, Глейзер организовал Музей Русского Искусства. Художников он селил прямо там, а горячей воды там не было - к нам ходили.

Туалет у нас - далеко по коридору, а душ прямо в лофте - нависает над пиршественным столом. Обычно глейзеровские ребята приходят как в баню - с узелками, мы садимся выпивать, а они по одному ходят в эту кабинку.

В этот раз пришли правая рука Глейзера - Боцман Волкогонов и его жена Викуля. Это я Волкогонова Боцманом дразню - потому что он плавал полжизни. Был специалистом холодильных установок. А теперь он арт-дилер. А Викуля вообще - еврейская Бедная девушка - балетмейстер. Из-за них все и вышло.

Пока Дремлюга просто рассказывал свою теорию, что евреи специально разводят в Америке негров, чтобы их руками уничтожить всех белых людей, (это его идея- фикс и он пишет об этом книгу), я терпела. Сидела себе в соседней комнатке и рисовала птичек. Я опять сдалась в текстиль, брала работу у одной старой армянки, не сильно напрягалась, но что-то все ж зарабатывала.

Но когда Викуля вышла из душа, и туда зашел Волкогонов, а Дремлюга вдруг как заорет:

Хули ты ссышь в душе?!! Тут люди едят!

Терпение мое лопнуло. Да в этом душе, ясное дело, ВСЕ ссут. И всегда! Никто не этого не замечает. Четко по Чехову: "... а тот, кто это заметил..." А этот вишь унюхал! Тоже мне, Благородная Воспитанница Смольного, хуев Гренуй!

Вообщем я выскочила из своей каморочки и орала на него долго. Я не орала, чтобы он ушел - я вообще за всю жизнь выгнала из дома только одного человека.

Как-то привели в гости еще в Питереодного московского фраера - Пашу Лунгина. Был полный дом гостей и пробыл там Паша минуты четыре.

Две минуты он снимал ботинки, непонятно за каким хером, а другие две минуты произносил приветствие:

Ишь ты, картиночки. Ты чего такие плохие картиночки рисуешь? Потому что некрасивая что ли? Тебе что ли талантливой быть положено, раз некрасивая? А чего тогда картиночки плохие?

Вот так лихо по-московски завернул. Потом мне люди долго объясняли, что это у него такое агрессивное ухаживанье. Да понятно... Но и понятно, что ухаживает так - подлец. Забытое слово. Из пьес Розова...

Тут мне опять придется отвлечься.

Были когда-то пьесы Розова. В розовой стиляжьей юности моих родителей. А в моей - уже - только частые культурологические ссылки, на каких то, неведомых мне "розовских мальчиков", из ненависти к мещанству, порубивших мебельный гарнитур "Хельга" производства братской Финляндии - шашкой дедушки-буденовца. Захлебываясь от хохота и восторга перед собственным остроумием, критики поминали, Розова часто, в качестве этакого мудака объявившего войну полированным буфетам. Он был - лакомый кусочек. И что-то меня не убеждало. Вообщем я взяла в библиотеке эту забытую пьесу про буфет и прочла. Вот ее содержание:

История буфетофоба.

Действительно мальчик. В 9-м классе. Папа - главный инженер. На стенке - семейная реликвия - шашка дедушки-буденовца. Родители стоят в очереди на эту самую "Хельгу" и, как нормальные люди, ищут ходы к директору магазина. Пока что все понятно. В доме появляется старый друг отца. Дальше - обычный код - тех лет - (в пьесе - середина пятидесятых, а на дворе во время написания - наверное, начало шестидесятых.) Друг сообщает что он "семьнадцать лет проработал на севере.". Это тогда всюду - и у Володина в "Пяти вечерах" и у Анчарова в "Балладе о МАЗАХ", все ПОЧЕМУ ТО на Север попилили. Теперь вот вернулись и ПОЧЕМУ ТО не могут прописаться. О чем и говорит этот друг. Обычныная ситуация - без работы - не прописывают, без прописки - не берут на работу. Некоторые писали впрямую. Но Розов - не из храбрецов. Всем тогда и так все было ясно. "По умолчанию". А этот папа - он главный инженер. И он - может взять на работу и дать прописку. У него как раз освободилось место по специальности этого лагерника. Они там все какие-то технари. И он обещает ему помочь.

А потом звонит директор мебельного. К нему нашли ходы. И он говорит чего надо. Надо - взять на это место его племянника, которому иначе грозит распределение. Куда-то в жопу. Надо взять его. И будет "Хельга". Немедленно. Папа с мамой соглашаются. Мальчику велят отвечать по телефону старому другу, что их нету дома. Мальчик пока что все это наблюдает - не вполне осознавая, как во сне. Пытается чего-то спрашивать, но его на хуй посылают. Но когда эту "Хельгу" привозят в дом, у него делается истерика, он хватает шашку и рубит буфет.

Вот такая история. Что-нибудь в ней непонятно, тебе, любезный мой читатель? Вот именно. Я уверена, что Розов писал ее, сидя не на "Хельге" сраной, а в роскошном антикварном кресле. Купленом на постановочные от прошлых пьес.

МОЖНО покупать буфеты - за деньги! За взятки! Можно покупать буфеты за минеты! За котлеты, билеты, кассеты, арбалеты, кабриолеты, шевролеты... но не за друзей же, блин! Даже, которые и не из лагеря. И я бы за этого истеричного мальчика с радостью отдала свою дочь.

И они не зря так часто поминали этих розовских мальчиков - эти Прогрессивные Борцы за Возрождение Подлости. Они строили свой - Новый Мир Имени Паши Лунгина. Где все как-то так запутано хитро, и вроде мы тут с Богом разговариваем, мы тут типа - гении и вообще пострадавшие от антисемитов... из хорошей московской семьи...

Помню как я реву на скамейке в летнем саду, уговариваю своего Гастона не идти художником на пашино кино "Такси-Блюз" ( прочла сценарий):

Это подлый сценарий! Подлые пашины комплексы! Он стравливает русского с евреем! Он стравливает джазиста с таксистом! Он - провокатор, потом тут ебнет, а он во Францию здриснет! Не ходи к нему! Нельзя!

Кто бы меня послушал... Кто меня когда слушает? Это потом они все уходили со скандалом - вся группа, когда на стол выложили деньги- франки и продали за них...

Все тамошние - помнят. Отлично помнят. Жалко бумаги на описание очередного "Питерского грязного дельца" Ничего не в первый раз.

С Богом он разговаривает! А морда не треснет? Из евреев я тебя исключаю, из русских тоже! Засунь свои деньги-франки и жемчуга стакан, в свою жирную жопу, засыпанную перхотью и удавись двумястами метрами ИМПОРТНОЙ кинопленки!

Зельдович еще говорит, что я ругаюсь на его "Москву". Ты че? Вот это я ругаюсь. А тебя я по-отечески пожурила, что вместо того, чтобы борьбой за Возрождение Нации заниматься - ты со своим Сорокиным чистым искусством занимаешься. Да пожалуйста, объезжай поля на "Эмке" с другими Товарищами из Райцентра...

А розовский буфет я бы снова вернула на сцену. Переписать эту "фигу в кармане" про Север, и вперед! На буфет с дедовской шашкой!

Один друг мне сказал:

Да ладно тебе. Чего базар-то разводить. У всех у нас эти "Хельги" стояли...