Анатолий Тосс - Фантазии женщины средних лет Страница 54

Со мной случилась истерика, я сама понимала это. Я знала, что мое лицо потеряло очертания, перестав принадлежать мне, я чувствовала выпяченные, сразу покрупневшие от тяжести и от дрожи губы, я сама не могла разобрать, что они пытаются прошептать.

– Слышишь, – шептала я, но это был хрип, а не шепот, – слышишь, ты слышишь? – Меня выворачивало наружу, прямо на него, вместе с ревом, с кашлем. – Ты слышишь, слышишь? – кричала я, захлебываясь. Я уже лежала на нем, в судорогах извиваясь всем телом. – Я умру без тебя! Ты должен быть всегда моим, – я на секунду ослепла, что-то резануло глаза, видимо, краска сползла и наплыла на глаза. – Я, наверное, страшная сейчас? – спросила я, пробиваясь сквозь слезы, я даже улыбнулась. Он не ответил, а только запустил руку в мои волосы и там ее оставил. – Мой любимый. – Я сползла лицом на его грудь и терлась, чтобы вобрать в себя частицы его кожи, запаха. – Обещай, что у тебя никого не будет, кроме меня. Обещай, что никогда, что ты всегда будешь моим!

Мне казалось, что я утихаю, но тут я представила Дино с другой женщиной и опять взорвалась, теперь еще сильнее.

– Обещай, – кричала я, – поклянись, что у тебя не будет другой женщины, никогда в жизни, клянись! – Я не сознавала, что творю, я только знала, что больно рукам, всему телу, и по этой боли поняла, что стучу, барабаню изо всех сил кулаками по его груди, мелко и часто, и хотя сильно, но все равно в бессилии.

– Клянись! Поклянись, что никогда никого! – Я задыхалась. – А? – переспросила я, потому что он уже давно говорил, но я не слышала что.

– Я клянусь, успокойся, я клянусь тебе, – наконец разобрала я, но что значили эти слова? Ничего! Мне было мало их.

– Нет, – я кричала, – не так, повторяй за мной, – я старалась сдерживать всхлипы, чтобы он мог различить мой голос. – Повторяй, что у тебя никогда никого не будет. Никогда никого. – Я не понимала, что он говорит, но знала, что повторяет. – Клянись жизнью! – я продела рукой по глазам, я ничего не видела, а мне нужно было видеть. Он поклялся. – Еще раз клянись. – Мне стало трудно произносить слова, у меня опухли горло и язык. Я почти не могла говорить. Он снова поклялся. «Клянусь жизнью, никого, кроме тебя», – прочла я по губам. – Ты любишь меня? – это было последнее, что я смогла выдохнуть из себя.

– Люблю. Только ты, больше никто. Ты одна. – Теперь я знала, что это его слова, сначала мне показалось, что мои, но потом я поняла, что его.

Я была обессилена, выжата от слез, от вырвавшегося из меня вместе с ревом отчаяния. Во мне ничего не осталось, кроме измождения и еще любви, и еще желания эту любовь доказать, прямо сейчас, немедленно. У меня не было сил, и пусть, неловко, но я все же расставила ноги, я была вся мокрая, я даже не представляла, что слезы могут покрыть все тело, что их может быть так много. Я всхлипывала, казалось, мои легкие поднялись к гортани, еще немного, и я бы выплеснула и их. Я стала медленно наезжать, склонившись над Дино, держась за его тело, чтобы не соскользнуть, не сорваться.

– Слышишь, никогда. Ты ведь поклялся, что никогда.

– Да, да, да, – твердил он в ответ, – никогда.

Я даже не заметила, как подкатило, и я, не сходя, рухнула на его грудь, все еще дрожа то ли от проходящей истерики, то ли от незаконченной любви. А потом я заснула, тихо, глубоко, и, наверное, долго спала. Когда я открыла глаза, Дино находился рядом, он разглядывал меня в упор, и я сразу все вспомнила, как будто и не спала.

– Ты помнишь, – сказала я, ты мне обещал? – Я протянула руку, мне захотелось дотронуться до него. Я больше не плакала, даже если бы я попыталась, не получилось бы все равно.

– Да, – сказал он, – помню.

– Ты поклялся жизнью. Помнишь? – Я все еще была очень слаба.

– Да, – повторил он за мной, – я поклялся жизнью.

– Что никого, кроме меня, никогда. – Он снова кивнул. – Поклянись еще раз, сейчас, – попросила я.

– Клянусь.

Я выдохнула, мне стало легко, покойно, как будто вместе со слезами вышла вся накопившаяся тяжесть.

– Хорошо, – сказала я, снова закрывая глаза. Но мне не хотелось спать, мне просто было хорошо.

За эти оставшиеся два дня мои нервы расстроились окончательно, я существовала как под наркозом, несколько раз я не выдерживала и обессиленно падала на диван, твердя, что никуда не поеду. Дино успокаивал меня, он вдруг оказался здравым и рассудительным, убеждал, что мы расстаемся не навсегда, что все устроится, что либо он приедет, либо я, да и не так далеко мы будем друг от друга, всего каких-нибудь пятнадцать часов езды. Именно такими словами я уговаривала его еще месяц назад, и вот сейчас он повторял их за мной. Ну и хорошо, что он уверовал в них, хотя бы ему они приносили облегчение.

– Но обещай, – говорила я снова, – что ты мне будешь писать раз в неделю. Нет, два раза в неделю. Я не люблю телефонных звонков, я хочу твоих писем, хочу частичку тебя. Два раза в неделю. Обещаешь?

– Обещаю, – соглашался он. – Но ты будешь отвечать мне.

– Конечно. Ты будешь писать каждую неделю. – Я не знала, какую еще клятву взять с него. – Каждую, слышишь? А я буду отвечать на каждое твое письмо. Ты обещаешь?

– Обещаю. Два раза в неделю, каждую неделю. Обещаю.

– А через месяц мы встретимся. Будут праздники, четыре дня. Если ты сможешь, приедешь ко мне, или мы встретимся посередине. Да?

– Конечно. Либо я приеду, либо мы встретимся посередине, – повторял он за мной.

– А потом, когда контракт кончится, всего лишь какой-то год, мы опять будем вместе.

Знала ли я, что обманываю себя, что никогда не буду опять жить во Флоренции и что Дино не приедет, что ему делать во Франции, итальянскому актеру? Наверное, знала, потому и боялась, и плакала, и сходила с ума.

Я уехала на следующий день. Все было в дымке: аэропорт, люди, Джонни. Я подметила все же, что Альфред не приехал, ну и хорошо, подумала я. Провожающих собралось много, и это спасало, иначе прощание с Дино стало бы невыносимым, а так приходилось сдерживаться. Вот только все вокруг немного расплылось, заволоклось туманом, через который я различала не детали – лишь очертания.

Но странно, когда самолет поднял меня, еще не остывшее, еще живущее во мне прошлое, оставшись позади внизу, разом отдалилось, и я почувствовала облегчение. Я отчетливо помню, и чувство было ясное: как будто острым ножом резанули по связывающим меня с землей нитям, и они, вздрогнув от напряжения, лопнули и освободили меня. Как ни грустно, но я люблю уезжать, подумала я. Стив называл это «уйти в отрыв», когда уплывал в океан на своем утлом суденышке. Вот и я люблю «в отрыв», и меня манит будущее. Лишь бы в нем нашлось место для Дино, все еще по инерции думала я.

Но не нашлось. Конечно, мы еще несколько раз встречались, однажды я даже слетала во Флоренцию. Это было… Когда? Месяцев через семь-восемь после моего отъезда. Мне так захотелось увидеть Дино, оказаться с ним рядом, что я даже не предупредила его, а просто купила билет и полетела, сама еще два часа до этого не предполагая, что так сделаю.

Я летела часа два, и уже в воздухе подумала, что Дино может оказаться не один, я могу застать его с женщиной. И первая, неловкая мысль «могу застать» мгновенно сменилась твердым убеждением – «застану». Мне сразу стало тошно, я прокляла поездку, я бы выпрыгнула из иллюминатора, если бы могла разбить неразбиваемое стекло. Казалось, прошло много времени, я должна была привыкнуть к одиночеству и к отсутствию Дино. Но стоило мне на секунду представить, что он может быть с женщиной, и моментально мутился рассудок, я переставала воспринимать реальность, как будто меня оглушили, выкололи глаза, как будто я вернулась на годы назад, когда мы только с Дино начинали жить вместе.

Я знала, что это чистейший мазохизм, но ничего не могла с собой поделать, и чем больнее и тошнотворнее мне становилось, тем извращеннее бесилось мое одичавшее воображение, неистово рисуя в голове картины измены. Теперь, сидя в самолете, мне уже было недостаточно мыслей о его неверности, я пыталась прикинуть, что предпринять, когда тихо открою дверь и застану их врасплох. Я не сомневалась, что убью обоих, ну его-то точно. Вопрос стоял, как? Конечно, у меня не было никакого оружия, и я мучительно соображала, как именно я смогу его убить.

Но когда я, как и планировала, тихо отворила дверь, Дино сидел на диване, на коленях у него лежала тетрадь и он, порой отрываясь от нее задумчивым взглядом, что-то писал, и я догадалась: письмо мне. Я бесшумно проскользнула внутрь и, стоя в прихожей, смотрела на него, мирного и спокойного, со стороны, и слезы подступали к глазам, и я опять ругала себя: «дура, идиотка», но я была счастлива. Дино случайно скользнул по мне отсутствующим взглядом, новым, ушедшим в себя, незнакомым для меня прежде. Я видела, он сначала не поверил, а затем ринулся ко мне и тут же поднял на руки, как тогда, в первый раз, и я вжалась в него, тоже как в первый раз.

Мы провели два дня, два счастливых дня во Флоренции, но, улетая, я знала, что больше не вернусь сюда. Слишком мучительно было заново вырывать себя, слишком больно, чтобы повторять. Я знала, я буду снова больна от разлуки, выбита из привычной колеи и мне потребуются время и нервы, чтобы войти в ритм привычной жизни.