Фаддей Булгарин - Димитрий Самозванец Страница 54

С. 167. Черес – пояс.

(50) Староста (ударение на букве "о") было весьма важное звание в древней Польше. В городе он был вроде нынешних коменданта и губернатора; в уезде главным уголовным судьею. Кроме того, старосты получали во временное владение казенные имения, или староства, по-нынешнему аренду, платя кварту королю, а иногда обязываясь содержать войско.

С. 169. Лифляндия – название территории северной Латвии и южной Эстонии.

Уния – объединение православной и католической церквей с признанием главенства римского папы; православные обряды при этом сохранялись.

(51) См. "Dzieje panowania Zygmunta III", соч. Немцевича С. 170. и всех авторов, писавших о сей эпохе.

Косинский и Наливайко – предводители освободительного движения на Украине в 90-х годах XVI века.

(52) Украинцы и вообще малороссияне до Хмельницкого имели особый местный патриотизм. Их хотелось или пользоваться всеми правами польского шляхетства, или составлять особое княжение, независимое. Это видно из истории Польши и Малороссии. Ненависть малороссиян к полякам начинается со времени введения унии, а особенно от гетмана Хмельницкого. См. Лубенского, Пясецкого и других современных авторов.

(53) Все сии подробности о древнем Киеве и о числе церквей взяты из современного писателя, инженера польской службы француза Боплана. См. "Zbior pamietnikôw etc." – По этому описанию нельзя узнать нынешнего Киева.

С. 171. Горшки, повлеченные гипсом – т. е. покрытые. С. 173. Шугай – короткая кофта с отложным воротником и ленточной оторочкой.

(54) Главные приметы, на которых основывался самозванец, были бородавки на лице и одно плечо короче другого. См.: "Dzieje panowania Zygraunta III" Немцевича, Карамзина и всех современных писателей.

(55) Железный лист – то же, что охранительная грамота. Король, милуя преступника, давал ему железный лист, и никто не смел к нему прикоснуться.

С. 190. Хорица, или несколько иное, как, например, у Гоголя в "Тарасе Бульбе" название – Хортица.

(56) Все, что говорится о запорожцах, почерпнуто из Боплана (см. выше), Свенцкого ("Opis Star. Polski"), Гвагнани, Бантыша-Каменского и других писателей.

С. 190. Саламата – пресная мучная болтушка.

С. 191. Радные паны – участники сословно-представительных органов парламентского типа – сеймов.

С. 193. Буджакские татары – ногайцы, кочевавшие в XVI–XVII вв. на юге Бессарабии; их орду именовали Буджакской по названию исторической области между Дунаем и Днестром.

(57) В 1320 году.

С. 194. Войт – городской или сельский голова на Украине.

(58) "Opis Star. Polski" Свенцкого.

(59) Здесь называются пороги таким образом, как в польских летописях XVI и XVII веков. В "Словаре" Щекотова они имеют те же названия. Разница в произношении.

С. 198. Шанцы, палисад – военные укрепления: окоп, частокол.

(60) См. авторов, на которых ссылается г. Бантыш-Каменский в своей "Истории Малороссии".

(61) Казачьи лодки назывались именем водяной птицы чайки. Вероятно, по легкости.

С. 204. Бунчук – войсковой знак атамана или гетмана в виде длинного древка с конским хвостом и кистями на конце.

С. 205. Аккерман – турецкая крепость на Днестровском лимане.

(62) Собственные слова Боплана в его описании запорожского войска.

(63) Боплана описание Украины. См. "Zbior etc.".

(64) Все, что здесь сказано о виде, вооружении и о времени для постройки лодок и проч., почерпнуто из очевидного свидетеля Боплана. Один из моих приятелей, моряк, увидев у меня корректурный лист сего романа, где говорится о Запорожье, изъявил сомнение насчет сказанного о величине лодок, числе пушек и способе перетаскивать их сухим путем. Посему решился я выписать собственные слова Боплана, жившего 16 лет на Украине и видавшего собственными глазами все, о чем он писал. См. "Zbior pamietnikôw о dawnej Polszcze" Немцевича, ч. II, с. 376. "Там строят суда 60 футов в длину, 10 или 12 в ширину (…) В каждое судно садятся от 50 до 70 молодцов, каждый из них имеет два ружья и саблю, сверх того на борту 4 или 6 небольших пушек и необходимые съестные припасы и т. д.". Кажется, не должно сомневаться, в том, что говорит Боплан, очевидец, тем более, что и другие современники подтверждают то же. Если кому и позволено сомневаться в истине, то не романисту, пользующемуся даже и баснословными преданиями.

(65) См. "Описание Украины" Боплана и "Collectanea z Dziejopisôw Tureckich etc". профессора Сенковского. Таким образом нападали казаки на суда.

С. 213. Янычары – турецкая пехота.

Воспор – Босфор.

С. 214. Анатолия – провинция на западе Малой Азии.

Петарда – взрывное пороховное устройство.

(66) Обычай запорожцев. См. современных польских писателей.

(67) Боплан и "Collectanea" О. Сенковского.

Ожидая смерти бездетного царя, располагая волею царицы, наполнив Думу, двор, приказы родственниками и друзьями, не сомневаясь в преданности великоименитого иерарха церкви, надеясь также на блеск своего правления и замышляя новые хитрости, чтобы овладеть сердцем или воображением народа, Борис не страшился случая, беспримерного в нашем отечестве от времен Рюриковых до Феодоровых, трона упраздненного, конца племени державного, мятежа страстей в выборе новой династии, и, твердо уверенный, что скипетр, выпав из руки последнего венценосца Мономаховой крови, будет вручен тому, кто уже давно и славно царствовал без имени царского, сей алчный властолюбец видел между собою и престолом одного младенца безоружного, как алчный лев видит агнца!.. Гибель Димитриева была неизбежна!

Приступая к исполнению своего ужасного намерения, Борис мыслил сперва объявить злосчастного царевича незаконнорожденным, как сына шестой или седьмой Иоанновой супруги: не велел молиться о нем и поминать его имени на литургии, но рассудив, что сие супружество, хотя и действительно беззаконное, было, однако ж, утверждено или терпимо церковного властию, которая торжественным уничтожением оного призналась бы в своей человеческой слабости к двойному соблазну христиан – что Димитрий, невзирая на то, во мнении людей остался бы царевичем, единственным Феодоровым наследником – Годунов прибегнул к вернейшему способу устранить совместника, оправдываясь слухом, без сомнения, его же друзьями распущенным, о мнимой преждевременной наклонности Димитриевой ко злу и к жестокости: в Москве говорили всенародно (следственно, без страха оскорбить царя и правителя), что сей младенец, еще имея не более шести или семи лет от роду, есть будто бы совершенное подобие отца – любит муки и кровь, с веселием смотрит на убиение животных, даже сам убивает их. Сею сказкою хотели произвести ненависть к Димитрию в народе; выдумали и другую для сановников знатных: рассказывали, что царевич, играя однажды на льду с другими детьми, велел сделать из снегу двадцать человеческих изображений, назвал оные именами первых мужей государственных, поставил рядом и начал рубить саблею: изображению Бориса Годунова отсек голову, иным руки и ноги, приговаривая: "Так вам будет в мое царствование!" В противность клевете нелепой многие утверждали, что юный царевич оказывает ум и свойства, достойные отрока державного; говорили о том с умилением и страхом, ибо угадывали опасность невинного младенца, видели цель клеветы – и не обманулись: если Годунов боролся с совестию, то уже победил ее и, приготовив легковерных людей услышать без жалости о злодействе, держал в руке яд и нож для Димитрия; искал только, кому отдать их для совершения убийства!

Доверенность, откровенность свойственна ли в таком умысле гнусном? Но Борис, имея нужду в пособниках, открылся ближним, из коих один, дворецкий Григорий Васильевич Годунов, залился слезами, изъявляя жалость, человечество, страх Божий – его удалили от совета. Все другие думали, что смерть Димитриева необходима для безопасности правителя и для государственного блага. Начали с яда. Мамка царевича, боярыня Василиса Волохова, и сын ее Осип, продав Годунову свою душу, служили ему орудием; но зелие смертоносное не вредило младенцу, по словам летописца, ни в яствах, ни в питии. Может быть, совесть еще действовала в исполнителях адской воли; может быть, дрожащая рука бережно сыпала отраву, уменьшая меру ее, к досаде нетерпеливого Бориса, который решился употребить иных, смелейших злодеев. Выбор пал на двух чиновников, Владимира Загряжского и Никифора Чепчугова, одолженных милостями правителя; но оба уклонились от сделанного им предложения: готовые умереть за Бориса, мерзили душегубством; обязались только молчать, и с сего времени были гонимы. Тогда усерднейший клеврет Борисов, дядька царский окольничий Андрей Лупп-Клешнин, представил человека надежного:

дьяка Михаила Битяговского, ознаменованного на лице печатию зверства, так, что дикий вид его ручался за верность во зле. Годунов высыпал золото; обещал более, и совершенную безопасность; велел извергу ехать в Углич, чтобы править там земскими делами и хозяйством вдовствующей царицы, не спускать глаз с обреченной жертвы и не упустить первой минуты благоприятной. Битяговский дал и сдержал слово.