Павел Лукницкий - Acumiana, Встречи с Анной Ахматовой (Том 1, 1924-25 годы) Страница 6

Когда вся компания нагнала АА и Пунина, стали спрашивать: "Анна Андреевна, а где же Ваш букет?"

АА: "Я приняла неприступный вид!"

Шилейко заставлял ее сжигать, не распечатывая, все получаемые ею письма. Запирал ее дома, чтобы она не могла никуда выходить.

Было время, когда О. Мандельштам сильно ухаживал за нею.

"Он был мне физически неприятен. Я не могла, например, когда он целовал мне руку".

Одно время О. М. часто ездил с ней на извозчиках. АА сказала, что нужно меньше ездить, во избежание сплетен.

"Если б всякому другому сказать такую фразу, он бы ясно понял, что он не нравится женщине... Ведь если человек хоть немного нравится, женщина не посчитается ни с какими разговорами. А Мандельштам поверил мне прямо, что это так и есть..."

В "Trista" два стихотворения посвящены АА:

1. "Твое чудесное произношенье".

2. **

Еще одно посвященное ей стихотворение О. Мандельштама не напечатано***.

Говорили о С. Есенине - приблизительно в таких выражениях: "Сначала, когда он был имажинистом, нельзя было раскусить, потому что это было новаторство. А потом, когда он просто стал писать стихи, сразу стало видно, что он плохой поэт. Он местами совершенно неграмотен. Я не понимаю, почему так раздули его. В нем ничего нет - совсем небольшой поэт. Иногда еще в нем есть задор, но какой пошлый!".

"Он был хорошенький мальчик раньше, а теперь - его физиономия! Пошлость. Ни одной мысли не видно... И потом такая черная злоба. Зависть. Он всем завидует... Врет на всех, - он ни одного имени не может спокойно произнести..."

Описывая облик Есенина, АА произнесла слово: "гостиннодворский"...

Прочла мне 5 или 6 своих стихотворений. Среди них была "Клевета" и стихотворение, в котором строка:

"Нет у меня ни родины, ни чести..."

По поводу вечера в Капелле (25.II.1925):

"А мы с Фединым решили, что стихи не надо читать. Доходят до публики только те стихи, которые она уже знает. А от новых стихов - ничего не остается..."

Просила сказать мое мнение о том, как она держалась на эстраде 25.II.1925. Я ответил, что "с полным достоинством" и немного "гордо".

"Я не умею кланяться публике. За что кланяться? За то, что публика выслушала? За то, что аплодировала? Нет, кланяться совершенно не нужно. Нельзя кланяться. Есть такой артист Мозжухин, - у него целая система к а к кланяться. Он поворачивается в одну сторону, улыбается, потом в другую... И с той стороны, куда он поворачивается, хлопают громче... Что это такое? Что это за вымаливание? Как ему не стыдно!.."

АА вполне согласна с Московским Художественным театром, где артисты не кланяются, а публика не аплодирует.

28.02.1925. М.д.

Об А. И. Ходасевич.

"Она была прелестная. Она выделялась даже на фоне парижской публики...

Все-таки ужасно с ней поступил Ходасевич... Так это 11 лет... И потом эта Нина Берберова...

Несчастная она... Мне очень ее жалко".

Рыбаков с женой и детьми скоро едет за границу. Предлагает АА ехать с ними - совершить турне, - выступить с чтением стихов в Париже, Лондоне, Праге, Вене. Отказалась.

Днем была на блинах в Ш. Д. у А. Е. Пуниной, которая очень довольна, что АА не уехала в Москву.

В. К. Шилейко в Москве сделал какое-то открытие мировой важности (из области изучения клинописей).

"А мне в письмах пишет всякие пустяки - как здоровье Тапа, например. Он такой".

Об этом открытии АА узнала не от него.

Ал. Толстой будет судиться с неким Луниным, обвиняющим его в плагиате (Ал. Толстой взял много положений, отдельных мест и пр. для "заговора императрицы" - из рукописи Лунина, присланной ему для просмотра).

Сообщил это Рыбаков. АА с большим недоверием отнеслась к этому сообщению.

О Лурье.

"Он по-настоящему артистичен... Еврей, но крещеный. Родители и вся семья его - правоверные евреи - были очень недовольны, когда А. Лурье крестился...

А. Лурье уехал отсюда в августе 1922 г., прожил год в Берлине, затем 1/2 года в Париже. Из Парижа его выслали в Висбаден. После Висбадена он, уже окончательно, поселился в Париже.

Сейчас он приобрел там известность".

2 и 3.03.1925

Ф. Сологуб прислал пригласительное письмо на сегодня (день его Ангела) и тем лишил АА удовольствия показать ему, что она очень хорошо помнит, когда Сологуб именинник.

Сологуб звал АА к 8 часам. АА собиралась долго и, взглянув на часы, показывавшие 10-й час, сказала: "Старик ругаться будет, скажет: я в половине двенадцатого ложусь".

Ф. Сологуб при встрече всегда целует АА. Сначала он всегда целовал одну О. Судейкину, а потом стал целовать и АА - "чтоб мне не обидно было" (АА).

Вчера на блинах у Рыбаковых Озолин за столом в разговоре о браке сказал: "С кем ты живешь, тот тебе и муж!". Грубо, но неплохо сказано.

"Пяст - несчастный человек. Их двое несчастных - он и Валериан Чудовский".

О том, как от нее не могут уйти... Как в Ц. С. - постоянно опаздывали на последний поезд...

Когда Н. С. уехал в Африку в 13 году, мать Н. С. как-то просила АА разобрать ящик письменного стола. АА, перебирая бумаги, нашла письма одной из его возлюбленных. Это было для нее неожиданностью: она в первый раз узнала. АА за 1/2 года не написала в Африку Н. С. ни одного письма. Когда Н. С. приехал, она царственным жестом передала письма ему. Он смущенно улыбался. Очень смущенно.

В разговоре об Н. Г. коснулись Нины Берберовой. АА не знает ее и мало о ней слышала. В 1915 году Нину Берберову - тогда еще девочку - с АА познакомила Т. В. Адамович.

В ответ на мои слова о большой эрудиции АА она сказала, что она очень мало знает.

"Я знаю только Пушкина и архитектуру Петербурга. Это сама выбрала, сама учила".

Во время войны Б. В. (Борис Анреп) приехал с фронта, пришел к ней, принес ей крест, который достал в разрушенной церкви в Галиции. Большой деревянный крест. Сказал: "Я знаю, что нехорошо дарить крест: это свой "крест" передавать... Но Вы уж возьмите!.." Взяла.

Потом опять не виделась с ним. Когда началась революция, он под пулями приходил к ней на Выборгскую сторону - "...и не потому что любил - просто так приходил. Ему приятно было под пулями пройти"...

Я: "Он не любил Вас?"

АА: "Он... нет, конечно, не любил... Это не любовь была... Но он все мог для меня сделать, - так вот просто..."

Сказав, что ему почти вся "Белая стая" посвящена, прочла мне акростих.

АА по поводу моих записей в дневнике об ее акростихе сказала: "Так и не нашли этот акростих?" - АА прочла - 2 раза мне это стихотворение. Оно напечатано в "Подорожнике".

Бывало я с утра молчу

О том, что сон мне пел.

Румяной розе и лучу

И мне - один удел.

С покатых гор ползут снега,

А я белей, чем снег,

Но сладко снятся берега

Разливных, мутных рек.

Еловой рощи свежий шум

Покойнее рассветных дум.

(1916)

Я читаю значение, но путаюсь - Бо-р-ис, - АА поправила: "Борис... Анреп"... А вы разве не догадались по письму Коли? Помните, он пишет - что Борис Анреп о тебе вспоминает и т. д.?.. Подумайте, как Коля был благороден! Он знал, что мне будет приятно узнать о нем (об Анрепе - П. Л.)... (Н. С. знал, что АА любит Анрепа.)

(Письмо Н. С. из Лондона в 1917 г.)... АА с мягкой нежностью это говорит.

"Царевичем" поэмы "У самого моря" АА предсказала себе настоящего "царевича", который явился потом.

1915. Конец января - начало февраля. У М. Л. Лозинского читала только что законченную поэму "У самого моря". Присутствовали: Н. Гумилев, В. К. Шилейко, Н. В. Недоброво, В. Чудовский, Е. Кузьмина-Караваева...

Н. С. и АА обедали вместе на Николаевском вокзале. АА говорила о "нем", жаловалась, что он не идет, не пишет... Н. С. ударил по столу рукой: "Не произноси больше его имени!". АА помолчала. Потом робко: "А можно еще сказать?". Николай Степанович рассмеялся: "Ну, говори!"...

Пообедав, вышли из буфета, направляясь к перрону. Вдруг тот, о котором только что говорили, встречается в дверях. Он здоровается, заговаривает. АА с царственным видом произносит: "Коля, нам пора", - и проходит дальше.

Н. С. предлагает пари на 100 своих рублей, против одного рубля АА, что этот человек ждет ее у выхода. АА принимает пари.

При следующей встрече Николай Степанович, не здороваясь, не целуя руки, говорит: "Давай рубль!".

Раньше никогда не носила креста. "А теперь надела - нарочно ношу"... Только этот крест, золотой, на золотой цепочке, - не ее крест. Своего давно нет.

О том, каким милым был В. К. Шилейко, пока она не переехала в Мр. Дв., а когда переехала, стал опять свою власть проявлять...

Когда в 1924 году ездила в Москву, не было отбоя от посетителей и посетительниц. Ей не дали покоя ни на одну минуту. В течение целого дня не могла ни на полчаса прилечь - вконец замучили ее. Вечером, за полчаса до выступления, когда стала одеваться, раздался стук в дверь - три неизвестных девицы пришли читать свои стихи. АА пыталась от них отделаться, сказала им через дверь, что одевается, что через полчаса ей ехать нужно. Девицы настаивали: "Так вы одевайтесь, только пустите нас, мы вам мешать не будем"... Пришлось пустить их, продолжала одеваться, а девицы тем временем читали стихи.