Василий Нарежный - Избранное Страница 6

Роман «Гаркуша, малороссийский разбойник» явился самым значительным антикрепостническим произведением в русской литературе первой трети XIX века. Идейная направленность последнего романа Нарежного стала причиной запрета его цензурным комитетом.

Творчество Нарежного внесло заметный вклад в развитие отечественной прозы начала XIX века и сыграло важную роль в утверждении реалистических художественных принципов в русской литературе.

В письме к М.И. Семевскому от 11 декабря 1874 года И.А. Гончаров так определил значение творчества Нарежного и его место в русской литературе начала XIX века: «Нельзя не отдать полной справедливости и уму и необыкновенному по тогдашнему времени уменью Нарежного отделываться от старого и создавать новое. Белинский глубоко прав, отличив его талант и оценив его, как первого русского по времени романиста. Он школы Фонвизина, его последователь и предтеча Гоголя. Я не хочу преувеличивать, прочитайте внимательно, и Вы увидите в нем намеки, конечно слабые, туманные, часто в изуродованной форме, но типы характерные, созданные в таком совершенстве Гоголем.

Натурально у него не могли идеи выработаться в характеры по отсутствию явившихся у нас впоследствии новых форм и приемов искусства; но эти идеи носятся в туманных образах — и скупого, и старых помещиков, и всего того быта, который потом ожил так реально у наших художников, — но он всецело принадлежит к реальной школе, начатой Фонвизиным и возведенной на высшую ступень Гоголем. И тут у него в этом «Жилблазе», а еще более в «Бурсаке» и «Двух Иванах», там, где не хватало образа, характер досказывается умом, часто с сатирической или юмористической приправой. В современной литературе это была бы сильная фигура» [Гончаров И. А. Собр. соч. в 8-ми т., т. 8. М., 1955, с. 474–475].

Настоящее издание произведений Нарежного позволяет проследить становление художественного мастерства, эволюцию творческого метода писателя от предромантизма в «Славенских вечерах», сентиментализма и романтизма в «Новых повестях» до критического реализма в романе «Гаркуша, малороссийский разбойник».

Современный читатель с интересом познакомится с произведениями Нарежного, в которых воплотились гордость и восхищение подвигами наших предков, красота, целеустремленность и величие их духа, картины давно ушедшего прошлого и современная писателю жизнь, изображенные с мягким юмором и иронией, гневным протестом против произвола и насилия над человеком. Не оставит равнодушным читателя и то гуманистическое начало творчества Нарежного, которое вообще так характерно для русской классической литературы.

Славенские вечера

На величественных берегах моря Варяжского, там, где вечно юные сосны смотрятся в струи Невы кроткие, в отдалении от пышного града Петрова и вечного грохота, по стогнам его звучащего, при склонении солнца багряного с неба светлого в волны румяные, часто люблю я наслаждаться красотой земли и неба великолепием, склонясь под тень дерев высоких и обращая в мыслях времена протекшие.

Там иногда сонм друзей моих и прелестных дев земли Русской окружает меня. Кроткое пение их разливается по берегу и, журча вдали среди кустов зеленых, теряется в пространстве воздуха.

Иногда берут они звонкие орудия и светлыми звуками их прославляют величие добродетели и верных друзей ее.

Потом — гласы их смягчаются, звоны орудий едва приметны. Они поют любовь невинную и ее приятности.

В кротком упоении души я вещал им:

«Видел я страны чуждые и красоты земель отдаленных; видел весну цветнее, видел лето блистательнее, видел осень обильнее благословениями полей и вертоградов, нежли в стране нашей; но нигде не видал я старцев почтеннее, мужей величественнее, юношей любезнее и дев прекраснее, как в земле Славеновой».

«Воспой нам, — вещали они мне, — воспой нам песни о доблестях витязей и прелестях дев земли Русской во времена давно протекшие!»

«Исполню желания ваши, — ответствовал я. — При закате солнца летнего в воды тихие приходите сюда внимать моему пению. Поведаю вам о подвигах ратных предков наших и любезности дев земли Славеновой».

Вечер I

Кий и Дулеб

Гордо возвышались на берегах Днепровских грозные стены пышного города Киева Князь [Кий есть основатель города своего имени]. Юный вождь юного еще народа с удовольствием Духа Белого [Гений древних полян. (Примечания Нарежного.)] взирал на возрастающую славу своих тысячей. Народы иноплеменные, дикие и грозные толпы, скитавшиеся среди гор Днепровских, познали благо общежития и покорили умы свои Кию, мудрому князю Полянскому. Он дал им мир и суд, — и сердце его веселилось их счастием. Один Дулеб, бурный вождь и князь свирепых племен, носивших имя его, не познал силы его оружия, не вкусил сладости в повиновении владыке мудрому.

Покрытый кожею сраженного им медведя, окруженный тысячами диких своих послушников, лютый Дулеб неоднократно нападал на селитьбы народа Киева, предавал все мечу и пламени, и свирепая душа его веселилась и кровожадные уста его осклаблялись при виде трупов, омытых кровию. Быстро потом укрывался он в вертепах гор своих и в шумной радости торжествовал бесчеловечную лютость свою. Он упивался кровью пленных, и дикий, неистовый вопль радости его народа мешался с ревом зверей пустынных, отдаваясь с шумом в дубравах отдаленных.

Но, к великому удивлению князя и народа Полянского, когда уже три краты нарождался и умирал месяц на небе полуночном, Дулеб пребывал покоен в недрах пещер своих.

«Благодарение Световиду, — вещал Кий к своим старейшинам: — Дулеб познал преступность своих деяний и покорился внушениям Духа Белого».

Среди града, на возвышенном холме, воздвигнут был храм Перуну, державному обладателю грома и молнии.

У подножия храма сего, окруженный старейшинами и оруженосцами, сопровождаемый вождями племен чуждых, покорившихся законам Киевым, с появлением дня каждого, приносил князь жертвы — богу невидимому, но великому, и потом давал суд своему народу. Вдохновенный божеством, соприсутственным месту тому, Кий поучал народы свои познавать богов и чтить их веления. Он открывал им таинства, как земля, изрытая плугом, принимая в себя семена сельные, отдает их с лихвой своему попечителю. Он научил их, как крепкие сосны, падшие под острием секиры, быв соединены вервием, носятся по волнам днепровским и служат человеку способом сообщаться со странами, отделенными от него волнами глубокими. Он говорил — и тысячи мнили видеть в лице его юное некое божество, мудрое и благодетельное.

В единый день, когда Кий совершал по обыкновению великое дело владычествования, являются к нему два воина иноплеменные. Поляне толпились за ними, и воины Киевы провожали их к своему обладателю. Звериные кожи покрывали рамена пришельцев сих, отягченных луками и колчанами стрел смертоносных. Они опирались на огромные булавы дубовые, усеянные шипами железными.

«Повелитель племени Полянского! — сказал старейший из них, приближаясь к Кию: — Владыке моему, могущему Дулебу, страшному врагам своим и высокоценимому друзьями, наскучили брани кровавые, и мышца его дарует покой тебе и твоему племени. Для сего хощет он заключить с тобой союз братства и утвердить его на времена грядущие.

Отдай ему в жены Лебеду прекрасную, сестру твою».

Кий пребыл в молчании. Взоры старейшин и воинства устремлены были на вождя своего.

Кий вещал:

«Да изыдет Дулеб из вертепов своих на поля днепровские и поселится с народом своим на земле нашей; да преклонит колена пред изображениями богов наших и покорится законам Киевым; тогда вручу ему Лебеду, сестру мою, и обниму в нем брата дружелюбного».

«Дулеб никогда сего не сделает», — отвечал посол его.

«Не отдам прекрасной сестры своей на жертву зверю лютому».

Дулебянин берет из колчана своего стрелу острую, преломляет ее наполы и один конец подает князю Кию. Стремительно принимает Кий знак брани кровавой, и полки его восшумели; загремели доспехи бранные, и звучный глас щитов, копьями ударяемых, разлился по стогнам града.

«Война свирепому Дулебу, обладателю вертепов мрачных; кровавая война лютому рушителю тишины благословенной!» — вещал Кий.

И воины иноплеменные с мрачною душою, со свирепыми взорами тихими шагами направили обратный путь свой.

День прошел в приготовлениях к битве.

Как скоро шумящий Днепр увенчался последними багряными лучами закатывающегося великого светила небесного, Кий с сподвижниками своими выступил из града, дабы в темноте ночной, при свете месяца среброцветного, пройти пространство земли своей и воспретить гордому Дулебу внести опустошение в его пределы.

Едва Зимцерла [Аврора древних славен. (Примеч. Нарежного.)] златоблестящая, вечно юная, прелестная невеста Световидова, отверзла врата неба величественному жениху своему, едва начали померкать звезды небесные пред алыми ее ланитами, Кий и воинство его узрели мрачного Дулеба, выходящего из лесов своих с тысячами.