Эльмира Ахундова - Алиовсат Гулиев - Он писал историю Страница 6

В том же году Алиовсат Гулиев из студенческого общежития переезжает в подвальную комнатку на улице Полухина, потому что в его жизни появляется женщина, с радостью и восхищением взвалившая на себя тяжкое бремя жены великого человека.

Но эта женщина заслуживает отдельного рассказа.

ГЛАВА III

ВОСПОМИНАНИЯ О МАТЕРИ

(Лирическое отступление).

Здесь мы позволим себе несколько отойти от хронологии в жизнеописании Алиовсата Гулиева и посвятим эту главу романтической истории длиной в целую жизнь, расскажем о женщине, сделавшей смыслом своей жизни служение любимому человеку. А для того чтобы не выглядеть досужими сочинителями и фантазерами, предоставим слово детям Ханум и Алиовсата Гулиевых. Но сначала немного предыстории...

Весной 1943 года Алиовсат Гулиев приезжает в Сальяны на педагогическую практику и снова оказывается в хорошо знакомой ему школе, где совсем недавно проработал два года. Но если раньше студент педучилища преподавал в 6-7-х классах, теперь ему доверяют уже старшие классы.

Старая истина гласит: плох тот учитель, в которого не влюбятся хотя бы несколько его учениц. А в двадцатилетнего красавца, имя которого уже обрастает легендами, не влюбиться невозможно. Мы сейчас не можем со всей достоверностью назвать точное число учениц, чьи девичьи сердца покорил молодой учитель, но то, что перед очарованием Алиовсата Гулиева не устояла и Ханум Рагимова, можем сказать точно. И что самое главное - эта тихая девушка привлекла внимание и Алиовсата. С присущей ему решительностью он взялся за дело, и очень скоро молодые люди поженились.

Мы расскажем о Ханум Гулиевой - Жене и Матери, предоставив слово тем, кто больше всех испытал на себе ее любовь и заботу, кто навсегда сохранил в сердце трепетную память об этой женщине. Пусть о Ней расскажут дети.

Из семейной хроники:

Ханум Рагимова была внучкой Фарадж бека, купца, торговца золотом, а Наджафкули - сыном батрака из самой бедной семьи. Они были дальними родственниками. Фарадж бек ненавидел советскую власть, которая лишила его всего и вынудила стать плотником, чтобы прокормить громадную семью. Поэтому существовал некоторый антагонизм между дедом - беком и дедом - пролетарием.

Воспоминания старшей дочери Алиовсата Гулиева - Кябутар написаны так искренне и эмоционально, в них столько открытого сердца, что мы решили привести их полностью.

"Я думаю, что если бы была жива моя мать, Гулиева Ханум Аждар кызы, то первая или основная глава воспоминаний этой книги должна была бы по праву принадлежать ей. Память о моем Отце неотделима от моей Матери. Во многом благодаря именно матери, ее дети, внуки, друзья делают эту память еще более живой и вечной. Я думаю, что дух моего отца не просто возрадуется этим страницам, но обязательно подаст нам, своим детям, некий одобряющий тайный знак "оттуда". Ведь кто, как не мы, знаем, что эти два человека всегда были едины, а вся жизнь матери после отца была ожиданием воссоединения с ним.

Передо мной встает образ мамы: до самой смерти ее лицо, измученное тоской по мужу и бесконечными болезнями, всегда становилось прекрасным при одном упоминании об отце, как будто включался внутренний свет, свет ее безграничной, громадной любви, заполнявшей все ее существо. Отец был и всегда оставался для нее тем громадным пространством, где она ощущала себя влюбленной девочкой. Это - очень трогательная тема, вызывающая умиление и сострадание.

Мне было тринадцать или четырнадцать лет, когда я впервые услышала историю их любви. Оказывается, папа влюбился в маму, когда она была уже сосватана. Она ответила ему глубокой и безоглядной взаимностью, и молодые люди, сговорившись, бежали из деревни в Баку. Первым их пристанищем было подвальное помещение на улице Полухина. Средств на жизнь от папиной стипендии и его преподавательской работы, разумеется, не хватало, никто им не помогал, потому что все родственники, возмущенные поступком влюбленных, долго бойкотировали их.

Эту историю я услышала от всезнающих тетушек, и она потрясла мое романтическое воображение. Однако, сколько бы я ни пыталась узнать от родителей подробности, и отец, и мать, как будто сговорившись, хранили молчание (видимо, в воспитательных целях). И все-таки эта история всегда жила во мне и пробуждалась всякий раз, когда отец в задумчивости смотрел на маму каким-то особенным взглядом, поддразнивая ее или напевая какие-то песенки (он, кстати, очень хорошо пел), когда мама незаметно, как бы тайком смотрела на отца как на живого Бога, и казалось, что сейчас она бросится к его ногам и воздаст молитву.

Я всегда была влюблена в отца. Но, только встретив свою любовь, поняла, какое мужество надо было иметь женщине, ставшей его женой. Он был слишком звездным, слишком солнечным, и за его расположение боролись все вокруг. Его улыбка способна была растопить самое черствое сердце. В отце было обаяние, которое разрушало все преграды, его ум был устремлен вперед, а перед его харизмой склоняли голову и друзья, и недруги. Невозможно описать словами магию этого таинственного воздействия. Люди, хоть однажды общавшиеся с отцом, не могли забыть его потом. Позже я в этом неоднократно убеждалась.

Отец стремился создать условия для того, чтобы мама могла продолжить свое образование. Она старалась изо всех сил подтянуться. Но всякий раз рождение очередного ребенка отбрасывало ее учебу назад. Наконец в какой-то момент мама решила, что главное ее предназначение - семья, это византийское государство, находящееся в постоянном проблемном движении, где она была воистину хранительницей благополучия и покоя. Избрав себе нелегкую миссию, она выполняла ее со смирением и достоинством. Чем бы мать ни занималась, она всегда была тенью отца, его продолжением. И выглядела она в зависимости от его состояния: сияла, когда ему было хорошо, и мрачнела, когда что-то его беспокоило. Мама была подобна музыкальному инструменту, клавиатура которого принадлежала только отцу. Он мог извлекать из нее любую мелодию: грустную и веселую, серьезную и шутливую, воинственную и смиренную.

В нашей семье было четверо детей, и каждый по-своему был любим. Я, Кябутар, родилась после долгих лет ожидания, и, хотя я была первой, родители на протяжении всей своей жизни ласково называли меня "Чыппылуша", что означает "малышка". Это было прозвище, данное отцом. Он всех любил называть по-своему. Младшую сестру, получившую имя Джейран в честь его матери, он так и называл "Аналы". Средняя сестра, Афаг, в детстве была очень живой и смешной, и к ней с легкой руки отца приросло прозвище "Чита". Только сына, Талатума, он так и называл "Огул", видимо, подчеркивая его особое место среди детей, важную роль, предназначавшуюся ему для будущего семьи. И он не ошибся. Отец интуицией великого человека угадал в моем брате своего настоящего наследника, продолжателя традиций семьи Алиовсата Гулиева.

Отец старался дать нам самое лучшее образование, создавал условия для того, чтобы мы как можно больше узнали о людях, мире, окружающем нас. Мы много путешествовали, бывали в разных странах. Организовать все это в советский период было, как известно, крайне сложно. Но отец не жалел ни усилий, ни денег. Мы должны были иметь не перевернутое, внушаемое прежней идеологией, а правильное, объективное представление о мире. В то же время отец был искренним патриотом. Он гордился своим народом сам и внушал это чувство нам. Много времени было посвящено беседам об истории и самобытной культуре азербайджанцев. С неподдельной грустью он говорил о судьбе нашего народа, разделенного границей с Ираном.

Сам отец был фанатично предан своей работе. Бывало утром, после бессонной ночи, проведенной за рабочим столом, он рассказывал мне о своей очередной монографии, а через несколько дней с упоением говорил уже о новых грандиозных научных планах. Я еще училась на первом курсе, когда отец поставил передо мной задачу: подготовить дипломную работу на уровне кандидатской на тему: "Азербайджанцы в культурной жизни арабского халифата". Я часто спрашивала у него, к чему такая спешка, а он отмалчивался. Но как-то очень грустно все-таки ответил: "Я знаю, что рано уйду из жизни и мне надо успеть как можно больше оставить своему народу".

Наш дом был часто похож на муравейник, в котором сновало огромное количество самых разных людей, допоздна стучала пишущая машинка, повсюду были разбросаны толстые папки с исписанными листами бумаги. Громкими "ура" преданной команды приветствовался пахнущий типографской краской сигнальный экземпляр очередной папиной книги. И если отец был вдохновителем, генератором и исполнителем блестящих идей, то мама, наша мама, всегда была на посту, как стойкий оловянный солдатик; она кормила, поила, утешала и веселила всю бесконечную череду папиных людей. Эта женщина могла в любое время суток встретить званых и незваных гостей вне зависимости от их должностей и рангов. Не оставался без ее внимания даже курьер из отцовского Института истории. Мать была по-настоящему крепким тылом. Отец не вмешивался в ее дела.