Н Буренин - Памятные годы (избранные главы) Страница 6

Наш радушный хозяин, человек небольшого роста, с нависшими украинскими седыми усами, с небольшим брюшком, с маленькими веселыми глазками, всем своим видом показывал стремление угодить гостям. Кажется, он готов был всю таможню предоставить в наше распоряжение, чтобы заслужить благосклонность "Барона".

- Ольга Петровна, да где же ты пропадаешь, - торопил он супругу. Ведь соловья баснями не кормят, гости наши, наверное, проголодались. А Шурочка куда девалась? Вот уж эти кокетливые девицы, - хлебом не корми, а дай принарядиться! Гости укатят, а мы и угостить-то как следует не успеем.

А гости действительно сидели как на иголках, думая о ящиках с нелегальной литературой. Не успели мы сесть за стол, обильно уставленный всякими закусками и разноцветными бутылочками с домашними водками и наливками, как раздался стук в дверь.

- Войдите! Кого это еще бог несет?-воскликнул хозяин.

Раскрылась дверь, и появился... вооруженный солдат, вытянувшийся в струнку:

- Ваше благородие, пожалуйте во двор! Я посмотрел на "Барона", он побледнел. У меня тоже сердце заколотилось. Чтобы скрыть свое волнение, я стал рассказывать что-то Шурочке, выпивать за ее и мамашино здоровье.

Но вскоре чиновник вернулся.

- Вот ведь, извольте видеть, - пожаловался он, - без меня ничего не обходится, по каждому пустяку беспокоят! Точно у самих нет головы на плечах. А лошадка ваша здравствует, дали ей сенца и овсеца. Добрый у вас конек!

У нас отлегло от сердца. Оказывается, привезли дрова, а чиновника пригласили распорядиться, куда их положить.

Наконец настало время прощаться. Хозяева приказали подать гостям лошадь. Сопровождаемые самыми лучшими пожеланиями чиновника и его семейства, мы тронулись в путь. Об осмотре нашего груза не могло быть и речи.

Шлагбаум остался позади.

Спустя три-четыре дня наш драгоценный груз был уже в Петербурге.

Таким образом, на сей раз всё кончилось благополучно. Но этот случай заставил нас призадуматься. Кто может поручиться, что подобное не повторится и в один прекрасный день наш груз не будет осмотрен? Надо было принять заблаговременно какие-то меры.

В трех верстах от имения моей матери, в нейтральной зоне между двумя пограничными пунктами-русским (Кириасалы) и финским (Липполя) - была расположена земская школа. Находилась она в ведении моей матери.

Я решил устраивать по воскресеньям в помещении школы литературно-музыкальные вечера.

Приглашались на эти вечера чиновники с семьями, досмотрщики и свободные от дежурства солдаты. Все они были польщены оказанным им вниманием, довольны тем, что могут в глуши интересно проводить воскресные дни. А мы, организуя эти вечера, преследовали свои цели.

На литературно-музыкальных вечерах демонстрировались волшебные картины. Фонарь и картины мы получали в Петербурге, в музее технических пособий, помещавшемся в Соляном городке. Я запасся официальной бумагой с печатью на право перевоза груза через русскую границу. В бумаге было указано, что ящик не подлежит вскрытию во избежание порчи фонаря и картин.

Фонарь мы доставили в имение, где он и хранился. По мере надобности его возили в школу на воскресные чтения. Но часто бумага на право беспрепятственного провоза груза через границу охраняла от осмотра не волшебный фонарь с картинами, а нелегальную литературу, которую мы переправляли из Финляндии регулярно, раза три-четыре в месяц.

Конечно, главное было - миновать границу. Но нужно было подумать и о том, как доставить литературу из Кириасал в Петербург.

Вначале мы перевозили багаж на перекладных. Лошадей меняли на почтовых станциях Коркиямякки, Лемболово, Вартемяги, Парголово. А это было сопряжено с риском. Перекладывая груз из одних саней в другие, ямщики удивлялись, почему чемоданы такие тяжелые.

Нетрудно было догадаться, что в чемоданах книги. Не без моего участия был пущен слух, что Буренин перевозит из имения в Петербург свою библиотеку. Но это также вызвало удивление: что-то уж больно большая библиотека, никак ее не перевезти. Да и почему книги надо возить в чемоданах?

Пришлось литературу, уложенную в мешки, перевозить в подводе под видом картошки. Делал это опять-таки мой отличный и верный помощник Микко Олыкайнен.

Так литература доставлялась в Петербург, на Рузовскую улицу, в квартиру, где я жил. Но как унести в течение нескольких часов из квартиры целый воз литературы, чтобы никто ничего не заподозрил? Как доставить ее на наши явки и склады?

Тут сослужила мне службу моя общественно-музыкальная деятельность, которую я не прекратил, приступив к работе в большевистском подполье.

По-прежнему я активно участвовал в устройстве воскресных чтений и концертов в Волковой Деревне и в других рабочих районах. Репетиции к этим концертам проводились в нашей квартире. Дворник знал об этом, так как я не раз поручал ему перевозить пюпитры и инструменты для музыкантов. А то, что дворник не догадывался об истинной цели происходивших у меня собраний, было очень важно. Охранка часто поручала дворникам слежку за внушающими подозрение жильцами.

Постепенно программа воскресных чтений расширялась. Мы устраивали и спектакли. На репетициях читали пьесы с большим количеством действующих лиц. В гостиной раскладывали огромный стол, торжественно покрывали его зеленым сукном. Вокруг стола рассаживалось с книгами в руках человек десять-пятнадцать студентов и курсисток. Моя мать радовалась всему этому, так как сама очень увлекалась культурно-просветительной и филантропической деятельностью. А о том, что скрывается за этими репетициями, она тогда еще не знала.

Из гостиной участники репетиций выходили в одиночку или небольшими группами в мою комнату покурить, побеседовать. Здесь и совершалось то, ради чего главным образом проводились репетиции. Мои гости быстро раздевались и обертывались литературой. Музыканты часто уносили литературу в футлярах из-под виолончелей и скрипок.

Однажды возникла необходимость срочно в течение одной ночи разнести по районам Петербурга большую партию нелегальной литературы, доставленную на нашу квартиру.

Жил я тогда вдвоем с матерью. Кроме нас в квартире находились горничная и кухарка. Мою комнату отделяли от комнаты матери большая гостиная и столовая. В конце коридора были расположены кухня и комната кухарки. Я закрыл все двери, спустил тяжелые портьеры. Горничная была до некоторой степени в курсе моих подпольных дел. Брат ее являлся рабочим одного из питерских заводов, и она хвалила меня за то, что я стоял за "рабочего человека", очень хорошо ко мне относилась и даже иногда припрятывала у себя под матрацем нелегальную литературу. Я ее предупредил, что ночью ко мне придут товарищи, я сам открою

им Двери и провожу их, но никто из домашних не должен об этом знать.

Когда в доме всё затихло, я сложил в своей комнате и в гостиной пакеты с литературой, приготовил жбаны с керосином, чтобы в случае внезапного обыска можно было быстро сжечь литературу в камине и печке. Во входных дверях я пробуравил отверстие, через которое продел веревку с наружной петлей. Когда тянули за петлю, дверная ручка, к которой была привязана веревка, слегка шевелилась, и я знал, что пришли ко мне. Все товарищи были строго предупреждены, что звонить не надо.

Всю ночь товарищи приходили, обертывались литературой или привязывали ее под платьем. Всё шло гладко, но часов в пять утра кто-то, очевидно забыв о предупреждении, нажал кнопку электрического звонка. Мать проснулась. Накинув капот, она вышла в столовую и очень испугалась, увидев, что портьеры во всей квартире спущены. Войдя в гостиную, заметила свет в передней. Не успел я проводить двух последних товарищей, как портьеры раздвинулись, и я увидел мать, стоящую в дверях:

- Что случилось? Кто эти люди? Почему ты не спишь?

- Не беспокойся, мама. У меня неожиданный спектакль, всю ночь мы репетировали... Ложись спать...

К утру я придумал пространное, вполне правдоподобное объяснение, мать окончательно успокоилась.

Хочется рассказать о комическом эпизоде, случившемся в нашей квартире. Моя мать очень робела перед Еленой Дмитриевной Стасовой, которая часто приходила ко мне по партийным делам. Хотя мать и не знала тогда ничего о нашей подпольной работе, она всё-таки что-то чуяла и испытывала тревогу. Пытаясь что-либо выведать, мать частенько заводила с Е. Д. Стасовой разговор, задавала всякого рода вопросы, но Елена Дмитриевна, отвечая на них, лавировала с поистине дипломатической ловкостью и ставила мою бедную мать в тупик. Однажды мать призналась мне:

- Знаешь, Коля, когда я разговариваю с Еленой Дмитриевной, мне кажется, что она меня считает просто дурой, да и сама я чувствую себя ужасно глупой.

Но однажды произошел случай, который помог моей бедной матери избавиться от робости перед Еленой Дмитриевной. К нам на квартиру прибыл большой груз с нелегальной литературой. Нужно было немедленно вынести его из квартиры и доставить на наши склады. Все товарищи работали с большим напряжением. Пришла за литературой и Елена Дмитриевна. А вскоре после нее явился и один из наших активных товарищей - Николай Николаевич Штремер.