Леонид Саксон - Принц Уэльский Страница 6

- А вы зачем такие дорогие вещи возите без предоплаты?

- Предопла-аты?! - фыркнул Петенька.- Еще чего! Это же бомонд! Кто мы такие, чтобы не верить на слово Кикиным, или Манджуро, или Борисоглебским, или Улыбышевым-Мясоедовым? Дать-то они вам дадут, не волнуйтесь, но больше не пригласят! Никогда.

- У кого же прием завтра? - осторожно спросил я.

- О, у самой лучшей клиентки! У Матусевич. Как говорил один мой начальник, к этому дому на хромой козе не подъедешь. Идете?

- Кто я такой, чтобы не пойти?

Я и впрямь решил сходить. Помимо того, что я Петеньке обязан, любопытно же... Литератору всё в похлебку. Назавтра около шести пришла Дрель - еще наряднее, чем вчера, но в джинсах - и доложила, что такси ждет левее мусорных баков. Мы осторожно выскользнули из темного, угрюмого здания, словно бы придавившего к земле все окрестности под слабо светящимся вечерним небом, сели в машину и поехали на Пречистенку.

Один начальник был прав. Двухэтажный особняк с зеркальными окнами и черепичной горбатой крышей походил скорее на банк, чем на частный дом. Выйдя из машины, я подхватил два больших баула, оставив мелкую кладь розовому от возбуждения Петеньке. Он разглядывал обстановку блестящими глазами так, словно видел ее впервые. Я с любопытством и какой-то неясной жалостью смотрел на него. Генерал перед битвой... Чего ему нужно здесь? Денег? Острых ощущений? А может, чего угодно, лишь бы не монотонной повседневной колеи, ждущей большую часть людей от рождения до смерти? Баулы оказались совсем не тяжелыми, и у меня появилось чувство, что Петенька позвал меня с собой вовсе не ради них. Что ж, я сделаю для него все, что смогу...

Мы вошли в холл, и два бритоголовых охранника в красных пиджаках с блестящими пуговками, помахивая рациями, тут же направились к нам. Видно, они не смели докучать главным гостям, уже гудевшим наверху, и не подошли к ним, когда те приехали. К Петеньке же подойти было можно, хотя они явно его узнали,- и подошли. Но даже не дослушали, что он им шептал, а, кивнув, сели в угол.

Петенька указал Дрели на стеклянные столики у широкой лестницы, покрытой ковровой дорожкой и ведущей на второй этаж. Мы принялись торопливо распаковывать баулы и раскладывать застекленные коробки, внутри которых, распятые на иголочках, притаились диковинные существа - горбатые, рогатые, радужные, волосатые, безобразные и прекрасные. Вот рядом с огромным, омерзительно раскинувшим лапы пауком безбоязненно цветет черно-голубая бабочка неземной красоты. "Папилео Улиссес, Папуа",- прочел я. Дрель поймала мой взгляд и улыбнулась.

- Мне вот эта больше всех нравится,- сказала она, протирая замшей футляр, где застыло еще одно - на сей раз черно-зеленое чудо.- Папилео Блюме, Индонезия.

- Так вы их любите?

- Ну как... Жить-то надо.

Я огляделся и увидел, что Петенька исчез, а охрана нежится в креслах за лестницей, потеряв к нам всякий интерес. Дрель неподвижно возвышалась над рядами коробок, словно Сивилла, готовая прорицать, если кто-нибудь придет и отличит ее от колонны храма. Я решил так и сделать и спросил:

- А где Петр Иванович?

- Работает. Он вас позовет, если нужно.- И, отмирая, добавила: - Нам долго ждать. Часа через два разъедутся.

Я ждал около часа, говоря себе, что Петенька мог бы меня и предупредить; я бы хоть взял книгу или журнал... В зале наверху мерцал свет, что-то шептало и звенело, но ни одна живая душа не выглянула к нам. Охранники травили анекдоты.

В очередной раз поглядев на Дрель, я увидел, что она спит. Бесшумно, без храпа. И вдруг меня охватила злость. Почему я должен тут сидеть и изнывать от скуки? Что я им, лакей? Уйти некрасиво: я обещал помочь с баулами. Светское общество наверху мне даром не нужно, но вот Петеньке не мешает напомнить, что еще большой вопрос - кто у кого в долгу! Я покосился на охрану, встал и не торопясь зашагал к лестнице. Остановят - скажу, что к хозяйке. В конце концов имею я право найти того, кто меня пригласил?

Но на меня теперь обращали не больше внимания, чем на жука из Дрелиной коробки. Я поднялся на второй этаж, к бархатному занавесу, за которым, судя по звукам, находился банкетный зал. Зайдя за огромную фарфоровую вазу с карликовым деревцем, я заглянул в щель меж портьерами, хотя что-то говорило мне, что Петеньки в зале нет. Действительно, среди мужчин в смокингах и нарядных дам, сидевших за длинным столом, его не было. Зато в углу, на крохотной сцене с микрофоном я увидел одного своего давнего знакомца. Это был очень известный поэт и телеведущий в серьезных передачах о культуре. Он что-то читал гостям - видно, из новых стихов, судя по листкам в его руках, полузакрытым глазам и мерной жестикуляции. Слов я не слышал из-за расстояния и гула голосов, вовсе никем не приглушаемого. Мне показалось, что поэта вообще почти никто не слушал, все были увлечены едой и беседой; но когда он закончил, все громко зааплодировали.

- Вам кого?

Я оглянулся. За моей спиной стояла молоденькая горничная в беленьком фартучке и с накрахмаленной наколкой в волосах.

- Э... я к госпоже Матусевич.

- Вы приглашены? - недоверчиво спросила девушка, скользнув по мне взглядом.

- Я по делу... с господином Шелковниковым.

- А-а, мухи! - оживилась она, блеснув глазами.- Пойдемте, я вас провожу.

Я понял, что ей самой очень хочется взглянуть на мух, и она рада предлогу. И, следуя за ней по анфиладе неосвещенных комнат, я с мелким удовольствием подумал, что Петенька, видно, пользуется тут кое-какой популярностью.

Шли мы недолго. Перед одной полуоткрытой дверью, прячущейся за очередной портьерой, девушка остановилась и осторожно заглянула в кабинет.

- Заняты...- разочарованно вздохнула она.- Сейчас докладывать нельзя. Вы подождите, кто-нибудь из них выйдет, и тогда можно. А мне придется вас оставить! Там гости... До свидания.

И она исчезла.

Это, конечно, уже что-то. Но ведь мне их закон не писан... Я тихонько раздвинул портьеры, намереваясь воспользоваться любой паузой в разговоре, чтобы напомнить о себе. В небольшом кабинете все было прекрасно видно и слышно за исключением меня. Окна отсутствовали, и свет давала лишь неяркая люстра над столом черного дерева, да еще под бронзовой курильницей в углу тлел огонек. По периметру стола были расставлены пузатые фигурки каких-то божков, не то китайских, не то индийских. Самая большая фигура - многорукой Кали возвышалась на книжном стеллаже, под которым в кресле сидела госпожа Матусевич, дама лет пятидесяти, с некрасивым, оплывшим и не менее неподвижным лицом, чем лица ее божков. Нежно-сиреневое вечернее платье с черными кружевами у рукавов, из которых вытекали два морщинистых водопада пальцев с торчащими на них камнями всех цветов... Что напоминает ее платье? "А! Папилео Улиссес",подумал я. В ту же секунду дама шевельнулась, и в ее ушах вспыхнули слепящим голубым огнем хрустальные звезды, в центре которых плавали крохотные точки.

Я посмотрел на Петеньку, сидящего слева от увядшей бабочки,- и не узнал его. Да и не мог узнать, ведь это был не он! Вместо живого, подвижного, полудетского лица застыла такая же деревянная маска, как у всех "присутствующих"; глаза остекленели, и, что-то говоря, он слегка раскачивался.

- Муха Света,- тянул Петенька низким, грудным баритоном, совершенно не похожим на его обычный звонкий тенор.- Муха Земли, Муха Неба. По воле Тримурти вы слились бы воедино, когда бы не были едины всегда... Когда Вайшья Прадат Шандарахкапур вселил себя в ведические мантры, он еще не знал...- Петенька сделал паузу и требовательно покосился на госпожу Матусевич.

- Еще не знал...- глухо откликнулась та, опустив веки.

- Он еще не знал, что на него указал Палец.

- Палец... Какой Палец? - боязливо спросила дама, задвигавшись в кресле.

- Палец Кармы! Махатма Вайшья увидел в пустыне Гоби голубой светоч над барханами и поспешил на его зов. И обрел... - Пауза.

- Обрел... - донеслось из кресла.

- Обрел Муху Неба. И ее устами с ним наконец заговорил гуру Шри Карандашрати! - Петенька вдруг сменил тон и заговорил своим обычным голосом, вполне буднично и по-деловому.- Теперь вы понимаете, Зося Аполлинарьевна, чего мне все это стоило. Я, как и Вайшья Прадат, достиг седьмой степени самосозерцания, и лишь после этого мне было позволено видеть Муху и говорить с ней.

- Да все я, Петенька, понимаю, только... дорого уж больно. Скинь мне,робко шепнула дама, придвигаясь к нему.

- Зося Аполлинарьевна! - только и сказал Петенька, отодвинувшись и глядя на нее с укором. Дама покраснела.- Не говоря уже о святости Мухи, вспомним, что мне угрожало! На меня вышла непальская мафия... Они в ярости. Звонят мне с утра до вечера, угрожают расправой за разбазаривание национальных святынь! Как будто я не знаю, что не святыни их волнуют, а то же, что и многих других корыстных людей, меряющих все деньгами! (Дама потупилась и придвинулась. Он отодвинулся.) Скажу больше. Там у них есть один брахман - сволочь, попросту говоря,- его дух вхож к Иисусу Майтрейе и потому решил, что ему все дозволено! Он грозит лишить мой дух нирваны и уже трижды ломал над ним сухой бамбук...