Калейдоскоп 2 - Александр Гарцев Страница 6

жизнь душа человеческая ищет себя, свое место, свое предназначение. В чем оно? И почему она никогда не найдет его? Об этом размышляет молодой философ, аспирант со странным именем Сидор. И размышления, как и имя, странные, и жизнь неустроенная, как и все его умственные изыски, и запутался он среди средневековых схоластов, настойчиво продолжая искать Истину.

А она рядом. Она проста и незамысловата. И в один прекрасный момент, отложив в сторону свои фолианты, он вдруг увидит ее, не истину, а простую соседскую девчонку.

Так найдет ли он свой философский камень? Ключик от всех жизненных проблем?

Бомж

Очнулся Виктор в бомжатнике. Было так темно, что он разу и не понял где. А это оказался просторный подземный тепловой узел. С диванчиками, кушетками и маленьким столиком посередине. В углу, сверху, вместо светильников поблескивали синим небом белые облачка. Люк – люстра. Классно.

Даже два обыкновенных полуоткрытых канализационных люка. В принципе достаточно. И бесплатно, главное.

Было тихо. Слышно, как капала вода из больших ржавых вентилей, булькала по трубам, и ворчливо урчала, убегая по ним куда-то вдаль, в глубь земли, через грязную прокопчённую полуразвалившуюся кирпичную стену.

По стуку поездов Виктор догадался, что они где-та в районе вокзала, Он вспомнил эти два люка, торчащие двумя танковыми башнями у переезда, что на улице Тимирязева. Проходил мимо, часто. Давно-давно, когда работал на здесь в КБ «Север».

Болела голова. Руки в крови. Повернул голову. Посмотрел на пьющего из алюминиевой кружки бомжа.

Вспомнил. Вспомнил. И мост. И весь вчерашний день, все перевернувший, разрушивший всю его жизнь. Отвернулся к стене.

Хотя стеной назвать это было трудно. Полуразрушенный красный кирпичи, между которыми медленно сочилась вода. Зеленая какая-то. С явным запахом канализации. Сочилась маленьким ручейком и убегала вниз по расщелинам и трещинам старого выщербленного кирпича и, не задевая черный полусгнивший матрац, остаток какого – то дивана, утекала тихонько и издевательски журча под него, в большую канаву в центре этого полутемного и освещаемого только через верхний люк, то ли блиндажа из какого старого советского фильма про партизан, то ли запущенной и грязной комнаты без окон, без пола, где вместо белоснежного потолка, свисали черные сосульки паутин, из которых также одиноко и тоскливо капала то ли вода, то ли жижа из канализации.

Все-таки это было больше похоже на подвал, старый и запущенный, где когда он, Виктор, будущий чемпион Европы по классической борьбе качался с друзьями старым ржавым железом.

– Подвал и есть, – подумалось Виктору.

И он снова забылся в каком-то бесконечном и безнадежном то во сне, то ли в полнейшем нежелании не только вставать, но всяческих движений, шевелений и мыслей.

Тихо капала вода. Журчал под потолком у самого уха маленький вонючий навозный ручеек.

Мы расстались с Виктором, потерявшим все в своей жизни, на мосту.

Бросается с моста. Его спасает бомж, который случайно оказался рядом в этот момент. Притаскивает через весь город Виктора с себе, в бункер рядом с железнодорожным переездом, что в районе КБ «Север».

Там, среди вятских бомжей Виктор открывает новые для себя истины. В их историях, в спорах с ними приобретает новый смысл его жизни. Новый взгляд. Он принимает решение вернуться в обычную жизнь и нет не отомстить, а доказать всем, что жить можно не только по понятиям джунглей, жить можно в том числе и в бизнесе по нравственным принципам.

Получится ли у него это?

Реформатор

Все ли может власть? Иногда Василию казалось, что она, власть, не может ничего. Он уже год, как был избран депутатами райсовета на должность главы района.

Район маленький, сельский, безденежный. И жил – существовал район только за счет субсидий области.

Но Василию надоело все время ходить с протянутой рукой. Просить, просить, просить. Он решил изменить сложившуюся практику выжидания, ожидания указаний и денег сверху, политику, которую десять лет до него практиковал старый и опытный Михалыч, так в районе за глаза звали бывшего главу.

Авторитетный был мужик. Уважаемый и в области, и в народе. Много доброго чего для народа сделал. Но старых партийных товарищей у Василия не было, связей тоже. Но район он свой в такой бедноте оставить не мог. И он начал борьбу. За себя, за местное самоуправление, за будущее устройство. Как ему это удалось при поддержке местных предприятий, предпринимателей, бизнеса, при яром противодействии старой партийной номенклатуры, сросшейся с мафиозными сельскими баронами. В тяжелой и бескомпромиссной борьбе.

В рассказе «Реформатор».

Переломные

Жизнь – это мера. У каждого свой потолок. В этом убедился и Николай, уходящий на пенсию руководитель местного бизнес-сообщества.

Сидит в своем уютном кабинете на улице Профсоюзной, в здании, отвоёванном им в жестокой борьбе у городской власти.

Он сидит в этом самом кабинете, один в свой последний рабочий день и вспоминает свою карьеру, сою борьбу.

Забытые девяностые. Давно забытое противостояние между реформаторами и партократами. Как удачно ему удавалось здесь в регионе сглаживать острые углы политической борьбы между старым и новым. Быть представителем бизнеса во власти и представителем властей в среде бизнесменов.

А ведь было еще такое понятие как «красные директора», «крепкие хозяйственники», да и с представителями теневого бизнеса, в том числе очень крупного по региональным меркам, ему приходилось не только контактировать, но привлекать к решению многих региональных проблем.

Перед глазами вставала яркая картина тех переломных уже далеких сегодня лет.

Коммерс

#приключениядрамажёсткаяжестокаякакжизнь

Антон – преподаватель русского языка и литературы в педагогическом колледже. Как и все люди, влюбленные в литературу, мечтает написать свою книгу.

Но педагогические задачи, а именно их он считает приоритетными и им служит в первую очередь. («Сначала о Родине, потом о себе») отбирают все время, отбирают все силы. Да еще и работая на двух ставках, ему приходится целыми вечерами проверять изложения, сочинения, домашние работы своих романтических и экзальтированных воспитанниц.

Ну нет абсолютно времени ни на творчество, ни на свою личную жизнь. Вот так и текла его жизнь в интересных, захватывающих, отбирающих все личное время трудовых буднях, в служении педагогике, своим воспитанникам, будущим учителям и воспитателям, в служении Родине.

Но мечта о своей книге не покидает его. И вот он, решает, как Честер, как Горький, как многие другие великие писатели, он решает бросить всю эту накатанную колею, и идти «изучать жизнь».

Непростое решение и трагическое для его мамы и папы, непонятное для коллег, истерически печальное для его воспитанниц, глядящих на него влюбленными глазами и посылающих ему десятками записки с приглашениями на свидания, которые он, как человек воспитанный стоически игнорировал, лишь понимающе улыбаясь, ловля на себе очередной влюбленный взгляд.

К тому же наступили не лучшие времена. Учителям, как и всей стране, на два – три, а то и четыре месяца задерживали заработную плату.

Шла