Как вернувшийся Данте - Николай Иванович Бизин Страница 6

Женщин царского дома поддержали многие высшие сановники: всего двадцать два человека. Одну из центральных ролей в произошедшем исполнял управитель дворца фараона Паибакикамен, ему помогали дворецкий Меседсура, начальники гарема Паининук и Патауэмдиамон, другие знатные люди. Вместе с царицей они стали посылать другим дамам женского дома подстрекательные письма. Особый интерес представляет способ, которым преступники пытались погубить царя: Они прибегали к колдовству, изготовляя «магические свитки для препятствования и устрашения» и делая «богов и людей из воска для ослабления людских тел».

То есть – всё было почти что так, как и во времена прочих дворцовых переворотов. Отличие – (однако) было неявным, зато – глобальным: трансформации и перерождения в египетской практике были делом почти что индустриальным.

Практически – каждый мог быть (и – должен был быть, и – всею душой желал) после смерти мумифицирован и оставлен ждать воскресения фараона, который (только таким образом) оказывался этими самыми его ожидающими людьми обожествлён – именно для того, чтобы воскресить весь свой народ.

Чтобы каждый древний египтянин стал нано-богом, в полном соответствии тогдашним мистическим технологиям.

Младшая царица (то есть даже не сестра фараону, а попросту – ещё одна знатная женщина царя) хотела, чтобы её сын (никак не наследник божественного престола) стал Осирисом и чтобы именно он воскресил (её и народ Египта); но – что бы всё это могло означать в магическом калейдоскопе имен?

Самый известные эпитеты Осириса – Уннефер, или «вечно благой» и «первый среди Западных», т. е.умерших, который является именем бога-шакала Хентиаментиу, древнего абидосского бога умерших. Осирис также именовался «пребывающим в Гелиополе», что указывало на его связь с древним культовым центром солнечного бога Ра. Согласно гелиопольскому учению, Осирис входил в состав Эннеады, или Девятки великих богов, имена которых впервые засвидетельствованы еще в Текстах пирамид, был сыном богини Нут и бога Геба, братом Сетха, Хорура, Нефтиды и Исиды, которая позже стала его супругой. Крипты храма Опет в Карнаке (Фивы) почитались как место, где когда-то Нут родила Осириса в мир.

В Мемфисе Осирис отождествлялся с местными божествами Птахом и сокологоловым Сокаром, владыкой кладбищ, принимая облик триединого божества Птаха-Сокар-Осириса, великого повелителя некрополей, гробниц и усопших.

Итак – мать должна была поменять (переставить с места на место и на-время сделать во-время) сущности вечно-младшего сына-«разночинца»: человеческую на божественную. Не посредством переступания с логоса на логос (даже если рассматривать сугубо механистически – это полный абсурд); но – со слога на слог (даже не с ноты на ноту – по вершинам голосов).

Дальше – больше: будучи женой живого бога, стала ли она (или – стала бы, или – уже «мистически» являлась) женой своего сына, дабы (как когда-то – в Вечном Возвращении I – Шамхат у Сатира) отнять его зверство (здесь – человечность), сотворив из него человека (здесь – бога)?

Нет (она) – пока что не стала; но – пусть останется в тайне сие; впрочем, в мифах людей много подобных соитий, и это совокупление и перетекание смыслов почти что привычно (в их мифах); но – в сверх-реальности чревато рождениями страшных уродов: ведь и в мифах такие соития не всегда сотворяют телеснопрекрасных богов и титанов.

Потому – всё, что может родиться от кровосмешений в реале, пусть там и останется: там, где изначально находится – в преисподней; но – на этот раз Черное Солнце не только взошло; оно (ещё и) – дало стимул самоопределиться не только «герою» (псевдо-Адома или псевдо-пророку), но – «всем повсеместно».

И эти «все» – опять захотели понятного им рукоприкладства к очертаниям предметов, их виртуальности (становления нано-богов). Ведь даже «не в этот прошлый раз, а в другой прошлый раз» Адаму и его Лилит удалось (помните, уже вместе) определить свою смерть как причину и исток своих бесконечных (и ничтожных) побед над незначительной (хотя и болезненной) смертью.

Ведь даже все мои возвращения – это возвращения именно к Первоженщине, причём – (на-всегда) к единственной.

Поэтому (все мои истории) – о ней. Какие бы имена (убийцы по уму Цыбина ли, отцеубийцы Пентавера ли) не носили в качестве иллюзорных личин мои мимолетные и вечные герои.

Ибо (если, опять-таки, помните) – перед этим Вечным Возвращением II было Возвращение I (предыдущее).

И во всех возвращениях «моя» Первоженщина (каждый раз) – по иному; но – всегда видела одно и то же: что все эти бесконечные победы над смертью и явились причиной её постоянного и неоспоримого (внешнего, быть может) превосходства над любыми не-до-богами (или, ежели осовременено, нано-богам), но – и ничего они не решали.

Вот и Вечное Возвращение (II) ничего не решит; поэтому – решайте сами: начните опять с первой части.

Без возвращения к началу – нет у прочтения смысла! Без прохождения всех да’нтовых кругов (даже не по ирреальной спирали, а всей осью – насквозь) – нет у проживания (в теле) смысла.

Это ведь только Господь (в Страстную пятницу) одномоментно пребывает и в иудейском шеоле – куда нет доступа ни богам, ни демонам, и в мертвом теле во гробе, и одесную Отца; нам (с нашими потугами на административное или нано-обожение) всегда следует начинать со смирения (и целостности) себя самих.

Ведь всё (на)всегда происходит – сейчас.

Итак – осовременим словесную личину происходящего: вновь Черное Солнце стало нано-богом и взглянуло на Санкт-Ленинград; но – не увидело ни Санкт-Ленинграда, ни какого-нибудь Урука, ни ещё какого города или человеческого бога (иначе: нано-не-до-бога): тех попросту на месте не оказалось.

На местах городов и богов остался лишь человек. Который был мужчиной и находился в темнице. Свет в ней отсутствовал полностью, и сейчас только Черного Солнца (зеркала, в котором можно увидеть готовность «предыдущей» души уступить место «следующей» душе) не хватало мужчине, чтобы ещё более усугубить неусугубляемую тьму вокруг себя.

Но – потом (из своего) «извне» к двери темницы подошли стражи фараоновы (я не забыл упомянуть, что мы – виртуально предполагаемся не только в Санкт-Ленинграде, но ещё то ли в древнем Мемфисе, то ли в Фивах, почти