Обычные люди - Диана Эванс Страница 66

– Майкл вернулся домой? – в голосе Элис звучала тревога и решимость.

– Нет.

Последовала лекция о необходимости мужчины в доме, где растут дети, прочитанная с традиционным нигерийским напором.

– Ты не справишься одна. Надо вернуть его, вот что. Как же дети? Ты же знаешь, мужчина должен жить дома, со своей семьей. Не отпускай его. А то он начнет пить и… и… и курить, и ходить в ночной клуб. Они всегда так!

– Мам…

– Женщина не может без мужа. Я с твоим папой жила вон сколько, потому что одна не справилась бы. Я терпела, терпела, терпела. Родителям надо быть вместе, пока дети не вырастут. Скажи Майклу прийти домой на этой неделе, в пятницу. Не нравится мне, что он живет не пойми где. Беспокоюсь я.

– Ладно, мам, – отозвалась Мелисса. – Пойду делать эба.

– Слушай меня!

– Я слушаю.

– Воду наливай медленно. Как следует разминай.

– Хорошо.

– Скажи Майклу прийти домой, – повторила Элис.

Вообще-то каждые несколько дней он все-таки приходил: увидеться с детьми и уложить их спать. А затем возвращался в гостиницу. Иногда они вместе ужинали. Сегодня вечером он тоже должен был прийти, и Мелисса, размешивая кубик «Оксо», решила, что Майклу тоже надо поесть эба с рагу. В последнее время он порядочно отощал.

Со вчерашнего дня у входа в парк скопилось множество цветов в память о Джастине – и они будут прибывать и дальше в ближайшие дни и недели. Там были букеты и воздушные шарики. На тротуаре перед забегаловкой стояли фотографии и свечи, а мимо взад-вперед проносились машины. По вечерам собирались его школьные друзья, садились вокруг, плакали. Это место стало красивым обиталищем безвременной смерти, и сюда приходили многие. Были и другие цветы, в память о других детях, которые ушли слишком рано, эти цветы были привязаны к фонарным столбам, к ограждениям по сторонам дорог. Сюда будут приносить новые цветы, в основном – матери, снова и снова, но потом они начнут блекнуть, вянуть, и в конце концов наступит день, когда даже матери позволят им погибнуть, заберут и запечатают в себе свою любовь, все свои воспоминания.

– Слышал, что случилось? – спросила Мелисса, когда появился Майкл.

– Что?

– Па-па, па-па, па-па! – неслась приветственная песенка.

– Погоди, детка. Что такое?

– Снова зарезали человека. – Мелисса понизила голос, чтобы не услышала Риа. – Возле библиотеки.

Она видела это – одну грань, один пункт этого смертельного плана, хотя и в тот момент не понимала, что видит. Направившись к парку с ножом в кармане, в кепке набекрень, Итан так и не добрался до места. Прежде чем он достиг конца улицы, Мелисса услышала, как где-то с визгом тормозит машина. Она выглянула в окно главной спальни, где в этот момент переодевала Блейка. Из машины вылезли двое с дубинками. Они затащили в салон мальчика в кепке. Потом сами сели в машину и рванули с места, внутри сидел дьявол, и они собирались как следует разобраться с мальчишкой. Увиденное заставило Мелиссу содрогнуться. У нее засосало под ложечкой, потому что было совершенно очевидно, прямо здесь (ее младенец – по эту сторону стекла, дьявол – по другую), что мальчик погибнет, сегодня же вечером или ночью, тем или иным образом, и что помешать этому невозможно. Мелисса отошла от окна, в глубину дома.

– Нет, – ответил Майкл, и плечи его поникли. – Еще одного?

– Еще одного.

Он казался измотанным, опустошенным. Черное пальто на нем болталось, и он слегка горбился: почти незаметный поклон, дань уважения возрасту. В его лицо постепенно прокрадывалась меланхолия, пугающе меняя выражение и снаружи, и изнутри.

– У тебя измотанный вид, – заметила Мелисса, пока он стаскивал с себя пальто.

– Спасибо.

– Я не хотела обидеть.

– Я сегодня неважно спал.

– Почему?

– Папочка, а ты останешься на ночь? – спросила Риа. Ей так его не хватало. Особенно по ночам. И ранним утром.

На оба вопроса он ответил, толком не отвечая. Нахмурясь, он смотрел в лица детей, тепло и пристально разглядывая их носы, их подбородки. Мелисса наблюдала за ними из кухни, где разминала эба. От его присутствия, от того, что все они, вчетвером, собрались под одной крышей, казалось, что все в высшей степени правильно. Она чувствовала это всякий раз, когда он приходил, и ощущала неправильность всякий раз, когда он уходил. Это лишало их всех чего-то основополагающего, важнейшей части дома.

– Помнишь мальчика, который тогда пел у Риа в школе? – спросила она. Майкл теперь был на кухне. Нина Симон наполняла ее своим контральто, повествуя о своем друге – мистере Божанглзе. – Джастин, вот как его звали. Он не смог бы нормально спеть, даже если от этого зависела бы его жизнь, помнишь?.. Получилось – буквально.

– Это его убили?

– Ну да.

– Бог ты мой. Кошмар какой. Он был совсем пацан.

– Именно.

Эба выходила комковатая, Мелисса продолжала ее разминать, как советовала Элис, и добавила немного воды. Рагу тушилось на медленном огне. Рядом, в кастрюльке поменьше, лежала бамия – чтобы потом добавить для клейкости. Майкл налил себе выпить: он по-прежнему хорошо ориентировался на этой кухне, уверенно обживал ее. Время от времени он проходил мимо Мелиссы и легонько, почти бессознательно касался ее поясницы. Она вдруг поняла, как ей этого не хватало – самой возможности этого жеста.

– Я слышала, это был ритуал посвящения в банду, проверка на прочность. Кто-то так сказал.

– Где ты это слышала?

– Да где-то тут, рядом. И похоже, это сделала девочка.

– Девочка?

– Четырнадцати лет.

Майкл пытался осмыслить эту информацию. Ему пришлось опуститься на рыжую ступеньку, покачивая головой. Он издал протяжный, подавленный вздох.

– Что ж такое творится в этой стране? – проговорил он.

Он часто проходил мимо этих ребят по торговой улице: те стояли возле фастфудов, курили у входа в парк, смотрели в мир и отвергали его. Майклу всегда хотелось сказать им, чего способен достичь человек, что все мы изначально вписаны в механизмы этого мира, и если эти механизмы не срабатывают для нас как надо, то дело в том, что нам не хватает важнейшего сочетания силы и надежды. Ему хотелось отвесить им пощечину и сказать, что на самом деле мир ничего им не должен, он лишь внушает им эту иллюзию, чтобы отнять у них силу, – и что, ожидая какой-то компенсации, какого-то утешения взамен, они все больше и больше отказываются от этой силы. Да, это несправедливо, но так уж все устроено.

– Я тебя люблю, – сказал он.

Мелисса помедлила, держа руки у пояса. Она разделяла эба на порции, расставляла миски для рагу. Как утешительно было смотреть