Лебяжий - Зот Корнилович Тоболкин Страница 69

Он принял из Юлькиных рук трубку, но держал ее, точно злую кошку, на расстоянии. От этих телефонных разговоров ничего путного ждать не приходится. Что ни вызов, то и нагоняй или выговор. К выговорам привык, воспринимал их с безразличием ко всему привыкшего человека. А вот когда не высылали то, что требовалось по накладным и нарядам, тут Енохину спокойствие изменяло.

– Управление? О, черти полосатые! Нет, это я не вам, голубушка! Я управление прошу! Да, геологоуправление. Быстренько, быстренько!

Сколько лишних и пустых слов приходится тратить, произнося их сладким паточным голосом. От этого сам себе становишься противен. Ведь знаешь, что не поможет: все равно всем известно – Енохин грубиян! А льстишь, расстилаешься перед каждым, от кого хоть капельку зависим. Зависим же ото всех, даже вот от этой телефонистки. Господи, да разве я ради себя колочусь? Ведь то, что я делаю, нужно всем, стране нашей нужно, как вы не поймете, идиоты, этой простой истины?

– Спасибо, милочка! – искательно, льстиво принялся благодарить телефонистку Енохин. – Дай тебе бог, чего мне управление не дает. Чего не дает? Да ничего не дает...

Юлька хрюкнула в кулак. Ее смешил этот старый заискивающий чудак, его нескладные горькие шутки. Уж лучше бы не насиловал себя, разговаривал, как умеет, а то похож на медведя, который пробрался в квартиру и пытается выдать себя за болонку. А палы-то все равно медвежьи, и рык медвежий тоже.

Вдоволь насмеявшись, Юлька задумалась о том, что тревожило ее не впервые. Может, собраться и уйти с ними? Надо только решиться. Терять-то все равно нечего...

Ее мыслям помешал какой-то очкарик, прямо в лицо нахально забормотавший, кажется, по-английски: «Ду ю спик инглиш?» Чокнутый он, что ли? Бормочет и бормочет. Да еще на разных языках. Теперь вот по-французски и, видимо, по-немецки.

А Пронин доводит бабусю до морошковой желтизны:

– И будешь ты, почтенная, большущую деньгу огребать. А дел-то, дел-то всего: раз в день котел супу сварить...

– К чужим мужикам прислугой? Да я собственному мужу никогда не прислуживала. И мыл, и стирал, и варил себе сам!

– Вот пентюх-то! Право, пентюх! Что же он, все сословие наше мужское в угоду тебе ронял?

Енохин истраченным нутряным басом, напряженно вытягивая бурую морщинистую шею, безрезультатно взывал к управлению, горло от крика вздувалось, набухала толстая на нем жила. А в самое Юлькино ухо чего-то бормотал надоедливый очкарик.

– Больной и не лечишься, – Юлька красноречиво покрутила пальцем у виска, замахнулась на парня дыроколом. – А ну сыпь отсюдова, энциклопедист!

Олег попятился, замаковел, оглянувшись на отца, и, еще больше заикаясь, спросил:

– Так вы не говорите на немецком? А на ф...а на французском?

– Наф, наф! Может, Ниф или Нуф? – откуда-то пришла на ум давно забытая сказка о трех поросятах. И этот симпатичный заика напомнил ей маленького розового поросенка. Такой же смешной и такой же наивный. Дует в ухо всякую чепуху, а сам глаза потерял.

– Управление? – из последних сил домогался Енохин. Ему изредка отзывалась с того конца какая-то проказливая телефонистка, допытываясь: «Дядя, а вы в Большом театре не пели?»

Юлька вырвала у Енохина трубку, заорала:

– Ну ты, лахудра! Немедленно соедини с геологоуправлением! Это из госбезопасности...

Смешок на Новообской телефонной станции, едва родившись, погас, провалился куда-то, и сразу же отозвалось управление.

– Ну, братцы! На небе вы, что ли? – возмутился Енохин, собрав жалкие остатки измученного своего голоса.– Битый час на телефоне торчу. Что-оо? – глаза его изумленно полезли на лоб. Шутник из управления дал какой-то нецензурный совет. – Сами там поторчите!

Олег, пользуясь суматохой, вызванной телефонными переговорами, осмелел и снова подобрался к перегородке, за которой, поигрывая штемпелем, небрежно развалилась на стуле Юлька. Она уставилась в стол, усиленно изображая задумавшегося человека, – на столе лежало круглое зеркальце. В зеркальце видно было, как подкрадывается к перегородке Олег. «Кот! Чистый кот!»

– Ввы сказали, Наффф... Объясните, я не понял...

– Горе ты луковое! Сказочка есть такая... про трех поросят.

– Ввы ссмешная, – Олег оглянулся на отца, который безуспешно агитировал старуху и, похоже, уже истощил все аргументы.

– ...В тепле, в сытости будешь жить...

– Управление? – потеряв и снова нащупав в хаосе звуков, летящих по проводам, своего абонента, обрадованно вскричал Енохин. – Ну слава богу, воскресли! Это вы шутить изволите. Мне не до шуточек. Не до шуточек, говорю! Все счета арестованы. Рабочие три месяца... три месяца, повторяю, сидят без зарплаты. А как вы думали? Конечно, уходят. Не за красивые же глаза им работать. Нет, снова водичка. Ну, минеральная. Хоть сейчас курорт открывай... для руководящей верхушки управления. Что? Будет и нефть, не все сразу. Теперь интересуюсь: куда двигать? Податься куда бедному крестьянину? В Килим? Не хотелось... Да и ледостав остановить может... – Он хитро подмигнул прислушивающемуся к его репликам Пронину и уступчиво согласился: – Будь по-вашему, поплывем. А вы деньжата нам шлите... и соляр.